Утремся — и за работу
Понимая эмоциональный и справедливый тон статьи, хотелось бы все же отметить, что надежды на прорыв российского металлургического бизнеса в Европу так и остались нашими, российскими надеждами. Европе, как и остальному миру, Россия сейчас интересна только в границах от портов Калининграда до портов Владивостока.
Изменить этот тренд, не отгородиться стеной от всего мира по принципу «забирай свои игрушки…», не стать, уже по-настоящему, нацией при природных активах, а ответственно и планомерно, шагом за шагом выстраивать себя в мире, терпя неудачи и радуясь небольшим, но победам, терпеливо идти вперед к своим целям — по-моему, это главный урок, который мы должны извлечь из несостоявшейся M&A-сделки Arcelor с «Северсталью».
Сейчас, уже задним числом, можно порассуждать о корпоративной бизнес-этике, простых человеческих принципах и чувстве справедливости, но все это будет сфера нематериального, которая в современном бизнесе вспоминается не так уж и часто. (Встречу президента РФ Владимира Путина и владельца «Северстали» Алексея Мордашова за несколько дней до объявления о предполагаемой сделке здесь тоже вряд ли назовешь уместной и этичной — те, кому надо найти политическую подоплеку движения «корпорации Россия» в Европу, этим благополучно воспользовались.) Но в данном случае мы имеем почти классический вариант недружественного поглощения — за суммами в десятки миллиардов евро стоит холодный и наглый расчет, в том числе и каждого топ-менеджера. Для российского бизнеса сделки подобного масштаба за пределами России единичны. И нет ничего удивительного в том, что эту металлургическую битву мы проиграли.
Думаю, не стоит описывать всю ретроспективу действий и контрдействий Arcelor и Mittal Steel — с января этого года таких событий наберется на пару плотных страниц. Отмечу, что совет директоров Arcelor во главе с господином Киншем весьма стойко сопротивлялся всем предложениям Mittal Steel — утвержденная в конце апреля стратегия компании о недопущении недружественного поглощения предполагала несколько ключевых пунктов, способных настроить акционеров Arcelor против этой сделки: увеличенные и дополнительные выплаты по дивидендам в размере 6,1 млрд евро, агрессивная защита канадского актива с привлечением голландской частной инвестиционной компании (компания Dofasco в случае положительного результата сделки с Mittal Steel продавалась немецкому концерну ThyssenKrupp AG), выкуп акций на сумму 5 млрд евро. Уже тогда никто из аналитиков не сомневался в конечном итоге этой металлургической саги — выкуп акций с рынка обращения является «шагом отчаяния» и одним из последних контрдействий менеджмента перед недружественным поглощением.
Всю весну Arcelor упорно сопротивлялся, при этом не забывая о своей «предпродажной подготовке». В конце февраля компания приобрела 38,41% акций китайской China's Laiwu Steel Corp. за 261 млн долларов, а в начале марта — 50% в марокканской Société Nationale de Siderurgie SA за 289 млн долларов.
С правовых позиций также ничто не могло помешать этой сделке — регуляторы в США и ЕС не видели ограничений на конкуренцию и не выставляли формальных претензий для отклонения; законодательство же Люксембурга и Нидерландов в отношении M&A-сделок компаний с национальным капиталом подводилось под сроки решения акционеров Arcelor.
Попытки опротестовать возможность этой сделки в суде Люксембурга от имени Ассоциации защиты прав миноритарных акционеров (Association de Défense des Actionnaires Minoritaires) носили скорее популистский характер, чем могли серьезно помешать погашению.
Весь вопрос оставался в цене. И здесь «на выручку» в установлении окончательного предложения со стороны Mittal Steel пришла «договоренность» Arcelor с белым рыцарем — российской «Северсталью». Дальше ситуация известна — выигрывает тот, кто более сговорчив. Mittal Steel предложила металлургической Европе 26,8 млрд евро, что на 12 млрд больше, чем в январе 2006 года. «Северсталь» же, считай, Россия, была просто раскритикована — за непрозрачность, за небольшое отношение суммы сделки к целевой EBIT, за корпоративно-государственный олигархизм.
Все. Здесь не о чем больше говорить. Здесь нет и не должно быть эмоций. Здесь нет старой, впадающей в маразм корпоративной Европы — те, кому сегодня по 60–65 лет и кто управляет крупнейшими компаниями в регионе и мире, могут сто очков вперед дать многим «молодым да ранним». Каждому свое время. Разве CEO компании Bayer AG господину Венингу пора на покой из-за слияния концерна с Schering AG и той нешуточной борьбы с Merck AG? Разве CEO компании BASF AG господин Хаймбрехт должен быть подвергнут жесткой критике за аналогичное недружественное и агрессивное поглощение американской компании Engelhard? Нет. Это территория корпоративного существования. Территория частного. Здесь выживает сильнейший, хищник, вне зависимости от того, как от него пахнет (сравнение Mittal Steel с дешевым одеколоном из уст господина Долле) и сколько ему лет.
Нам надо к этому привыкать. Учиться на примерах и ошибках. Своих и чужих. Практика бизнеса не должна заканчиваться IPO на Лондонской бирже — не время почивать на лаврах. Необходимо действовать жестко и определенно. В пределах нашей территории частного.
Нужно только определить ее границы — это будет весь мир, как для компаний из США, Европы, Японии, в скором времени Китая и Индии, или это будут все те же порты Калининграда и Владивостока?
Думаю, что время для этого определения уже давно настало.
Дмитрий Николаевич Подосенов
Надо не утираться, а учиться искусству ведения бизнеса! Активно критикуемые вами господа Долле и Кинш провели просто гениальную операцию — волк с овцой поменялись местами, пусть не навсегда, но все течет, все меняется…
Да, несмотря на тактическую победу Arcelor, стратегически это скорее его поражение. Мало что может помешать Митталу докупить 7% через пять-десять лет, но так ли это важно для акционеров компании? Большинство акционерного капитала Arcelor принадлежит институциональным инвесторам, для которых главное прибыль, а не источник ее получения, поэтому все встает на сугубо деловые рельсы — чье предложение выгоднее, тот и партнер. Про «разленившихся менеджеров и алчных финансистов» — это просто шедевр, но радует то, что, наверное, автор пытался сказать это про российских менеджеров и финансистов (классика рынка - это min 30% рентабельности при норме для ЕС и США 5–10%), то, что это не может относиться к инвесторам и менеджерам Arcelor и Mittal, следует из самой сделки этих двух компаний.
Как правильно замечено, институциональных инвесторов привлекает прибыль, поэтому просто приобретение хорошего актива в России, неплохого в ЕС и неплохого в США им неинтересно. Другое дело Mittal — предлагает долю в доходном бизнесе и доплачивает еще живые деньги, есть и доходный портфолио, и сиюминутная немалая прибыль — идеальная ситуация для любого инвестора.
Менеджмент тоже всегда имеет свои интересы — и это не только кресла, и Й. Кинш, и Г. Долле с их опытом и связями не испытают никаких проблем с трудоустройством (свой класс они доказали хотя бы этой сделкой), основной интерес в данном случае это промышленная модель — система управления компанией. Без сохранения промышленной модели Arcelor, имеющей четкую продуктовую структуру, нет гарантий встраивания предприятий Arcelor в географическую структуру Mittal, встраивание же активов Mittal в систему Arcelor возможно. При использовании модели Arcelor более ценными становятся менеджеры Arcelor, а не Mittal, что тоже в интересах сотрудников Arcelor.
Что касается внесения опыта менеджмента компаний в объединенную компанию — Arcelor компания высокотехнологичная, в отличие от Северстали и Mittal ей опыт снижения издержек неинтересен хотя бы потому, что все уже урезано до минимально возможного уровня много лет назад. Поэтому замечание Г. Долле о McKinsey абсолютно справедливо, отставание от Arcelor по технологии и управлению вполне может исчисляться десятью годами (нанять консультанта мало, надо еще и выполнить его рекомендации, с чем обычно есть сложности). Интересно было бы провести детальный бенч-маркинг трех компаний, но и без него понятно, что высокие прибыли российской компании объясняются низкими ценами на энергию (цены на электричество в три раза ниже, на газ - в пять раз) и труд (40 тыс. против 5 тыс. долларов в год при втрое более низкой удельной производительности труда), при этом отсутствие даже одного фактора является критичным для прибыли (пример — металлургия на Украине).
Arcelor интересует организационная синергия — закупки, сбыт, увеличение доли рынка, оптимизация логистики, лобби. «Северсталь» и Mittal же интересуют не только рынки и доходы Arcelor, но и технологии (а «Северсталь» еще и управленческая модель), на разработку аналогов которых уйдут годы и миллиарды. Что мог получить Arcelor от сделки с «Северсталью»: доступ к сырью — это миф, «Северсталь» обеспечена коксующимся углем и строит ЦОФ в Кузбассе, контролирует Воркуту, ОГОК, КГОК, но что от этого перепало бы Arcelor — несколько миллионов тонн угля и пара миллионов тонн окатышей в год? Для Arcelor это почти ничто. Большая доля на рынке автолиста? Еще вопрос, чей лист лучше — Mittal или «Северстали», объем же у Mittal больше; «Северсталь» представлена в ЕС и США, но доля Mittal на этих рынках больше, плюс он присутствует на азиатском рынке и представлен в СНГ; рынок России действительно растет быстро, но это 2–3 млн т в год, при производстве, почти в два раза превышающем спрос, рынки Азии и Латинской Америки прирастают значительно большими объемами, что более важно при таких объемах производства, как у Arcelor и Mittal (для сравнения: каждая компания по отдельности произвела стали больше, чем рынок России способен потребить).
Действительно, объединенная компания будет иметь долг около 20 млрд евро, но это только 200% EBITDA и 30% от выручки — что очень немного, желающие могут сравнить с GM (там долговой кризис — всем кризисам кризис). Объем же даст эффект масштаба, способный подтвердить русскую же пословицу «Пока толстый сохнет — худой сдохнет» в нелучшие времена и облегчающий дальнейшее укрупнение компании.
Резюме: сделка раздала всем сестрам по серьгам и подтвердила все основные законы:
Arcelor — нельзя почивать на лаврах. Против компании сыграли и раздробленность капитала, и остановка физического роста, и ее же финансовые и технологические успехи;
Mittal — награда ждет героя. Логичный ход индийского гроссмейстера, уступка ладьи и рокировка для победы в игре World Steel Domination;
«Северсталь» — героями не становятся в одночастье. Не перейти из эпохи Просвещения в постиндустриальный мир одним скачком. У компании есть в запасе несколько лет высокой доходности, обеспеченные сохранением разрыва в ее затратах и ценах на сталь. Компании стоит копить деньги для последующих приобретений на спаде цикла стальных цен, инвестировать в технологии, готовить IPO, улучшать управление и общественное мнение, учить законы большого бизнеса — тогда все придет, и наступит счастье.
Антон Владимирович Болотов
По-моему, получившийся вариант — лучший из возможных, Arcelor был куплен Митталом по сильно завышенной цене, да и еще со многими обязательствами. Миттал действительно теперь накрепко выключен из борьбы, да и Arcelor сам по себе — актив отнюдь не самый привлекательный. Кроме того, Arcelor с «Северсталью» в любом случае были бы люксембургской компанией с блокирующим голосом Мордашова (установить над ней контроль после слияния, думаю, не позволил бы вообще никто). А даже если бы Мордашов и стал владельцем Arcelor — что толку? Много нам радости от того, что «Гуглом» владеет русский человек? То же было бы и с люксембургской компанией «выходца из России» Мордашова.
Надо консолидировать стальную отрасль здесь, у нас, и покупать только прибыльные активы или активы, которые будет легко реструктурировать. Например, если все, что нам надо от Европы, — выходы на рынки, то зачем нам огромные сталелитейные мощности там? Зачем нам огромные пенсионные и страховые обязательства и огромные штаты рабочих и менеджеров, которых мы не можем купить? Неужели так сложно покупать небольшие сбытовые компании или в крайнем случае маленьких местных производителей и в дальнейшем использовать их как склады?
Если сейчас выгодно лить сталь в России и Бразилии, почему бы нам не скупать бразильские активы? Пусть Миттал вязнет в Европе, а мы будем развиваться динамично, это же только к лучшему. Деньги у нас вроде как есть, долгов по минимуму.
Илья Николаевич Сидоров
Государство выходит из подполья
На мой взгляд, чтобы понять, насколько целесообразны описываемые авторами «Эксперта» мероприятия, достаточно просто посмотреть на них с банальнейшей точки зрения — именно как на инвестиционный проект. То есть нам надо учесть:
- необходимые вложения и необходимость этих вложений именно со стороны государства;
- альтернативные способы использования именно этих государственных денег;
- сроки бухгалтерской окупаемости проекта — и, соответственно, бухгалтерскую целесообразность от него;
- «сопутствующие эффекты» от таких вложений.
По поводу размера вложений и бухгалтерской окупаемости, а также основных бенефециариев этих вложений, сроках окупаемости и ряде сопутствующих — полезных — эффектов см. статью в «Эксперте».
По поводу необходимости именно государственных инвестиций см. там же. Меня окончательно убедило приведенное в статье нехитрое рассуждение: какого черта частникам вкладываться в инфраструктуру и другие проекты, которые затем перейдут в пользу государства? А ведь речь идет именно об инфраструктурных инвестициях.
По поводу альтернативных способов использования этих денег см. там же, а также во многих других местах. Сегодня единственная членораздельно произносимая властями альтернатива — это складывание денег в гособлигации иностранных государств. На мой взгляд, предложенные способы инвестиций по меньшей мере полезнее, ибо вложения в низкодоходные (ниже инфляции) ценные бумаги на чужих рынках имеет для России нулевую полезность, если не отрицательную. Тут же хотя бы с бухгалтерской стороны получается положительная отдача.
По поводу иных «сопутствующих» эффектов, о которых в статье не написано. Если государство помогает каким-то игрокам рынка, это означает, что оно облегчает им конкуренцию с другими игроками этого же, российского, рынка, а также косвенно ухудшает условия для этих самых других игроков. Но тут, чтобы принять взвешенное решение, надо просто посчитать выгоды и издержки всего этого. Как отразится, скажем, поддержка «Татнефти» на ее выпуске и ее издержках, отсюда — как отразится это на других нефтяных компаниях, отсюда — как это отразится на цене на бензин. Это грубо, конечно, и приблизительно — но только так и можно оценить. Ударяться в рассуждения о том, что хуже — свободный рынок или контроль чиновников, - просто непродуктивно. Болтаем-болтаем, а время-то идет. А время — это инфляция. А инфляция — это обесценение инвестфонда. Так что давайте-ка тщательно все посчитаем и начнем действовать.
Александр Сергеевич Полыгалов
