Для значительной части российского общества высший класс - страта людей, обладающих капиталом и властью, - является загадкой. Большинство населения воспринимает его отчужденно, как замкнутую в себе группу, не имеющую точек пересечения с остальной частью общества: это владельцы проносящихся мимо дорогих машин, мельком увиденные лица за затемненным стеклом ресторана на центральном проспекте, фигуры в дорогих костюмах, выходящие из модного бутика или шикарного отеля, телевизионные персонажи, политики в Москве. Высший класс неуловим, его социальный портрет непонятен, в лучшем случае дан в неясных ощущениях. В последние годы в общественном сознании возник целый ряд мифов, через которые общество и воспринимает свою элиту - "новые русские", "банкиры", "шестисотый мерседес". Социальные практики большей части общества и элиты абсолютно не пересекаются; то, о чем не знаешь, можно лишь вообразить.

В мае 1998 года социологи из Российского независимого института социальных и национальных проблем провели исследование, в котором респондентам предлагалось выбрать графическую модель, которая, с их точки зрения, наилучшим образом описывала бы социальное расслоение в России. Около половины предпочли напрашивающийся вариант - пирамиду, модель четкой и равномерной социальной иерархии. Однако примерно треть опрашиваемых выбрала модель с двумя окружностями (одной большой - "общество", другой маленькой - "элита"), соединенными тонким коридором. Наталья Тихонова, одна из организаторов исследования, делает вывод: "Выбор значительной частью населения, прежде всего относительно молодых возрастов, модели общества, где элита полностью оторвана от остальных слоев населения, свидетельствует об усилении отчуждения основных слоев общества от его "верхушки""*1.

Отметим, что эта особенность в большей или меньшей степени присуща всем постсоциалистическим странам. Характерна она и для стран полупериферии и периферии мирового развития (в терминологии Иммануэля Валлерстайна). Одно из наиболее тривиальных объяснений этого - в условиях, когда производительность труда и объем ВНП на душу населения низкие, распределение носит подчеркнуто неравномерный характер. При этом высшие классы на периферии, вне зависимости от их политической риторики, чаще всего экономически ориентированы именно на страны "первого мира", и объем вывезенного капитала значительно превышает иностранные инвестиции.

Для стран, которые относят к мировым лидерам, "нормальной" считается другая структура социальной стратификации, в которой нижние слои уравновешиваются верхними, а большинство населения относится к среднему классу. Однако и в рамках этой модели возможны существенные различия. Например, разрыв по доходам между 10% самых богатых и 10% самых бедных в США значительно больше, чем в европейских странах, и особенно в Скандинавии.

В России высший класс, "богатые", "буржуазия" воспринимаются обществом как социальный слой, появившийся недавно, в результате рыночных реформ. Действительно, образ жизни и манера поведения "новых" абсолютно нетипичны для советского общества. События конца 80-х - начала 90-х годов традиционно воспринимаются как революция, давшая толчок социальной мобильности, перевернувшая общество, поднявшая на гребень волны новые социальные слои. Это, однако, всего лишь аберрация зрения. На самом деле, как показывают социологические исследования, степень социальной мобильности была не такой уж большой. Российский высший класс не появился в начале 90-х. Он органически вырос из советской номенклатуры, которая сбросила старую шкуру, сменив гэдээровский костюм на итальянский и пересев с "Волги" на "мерседес".

Сколько их?

Необходимо определиться с тем, что мы вкладываем в понятие "высший класс". Несмотря на многочисленность теорий социальной стратификации, социологи более или менее едины в определении компонентов социального неравенства: это власть, собственность и престиж. Высший класс, таким образом, можно определить как слой людей, обладающих большими властными полномочиями (речь идет не о государственной власти, а о способности принимать решения и влиять на судьбы других людей), высоким уровнем дохода и собственностью.

Количественная оценка высшего класса в России зависит от методики исследования, но лежит в пределах 1%-2% населения. Измерения могут проводиться как на основе объективных данных о материальном положении (в этом случае, правда, игнорируются другие компоненты социального неравенства, однако корреляция между ними очевидна), так и на основе самоопределения респондентов.

По опросу ВЦИОМ 1993 года, к высшему классу отнесли себя 5% населения (к среднему - 43%, низшему - 49%). Другие исследования дают меньшие цифры. В декабре 1996-го, по данным уже упоминавшегося Института социальных и национальных проблем, к высшему классу причисляет себя 1% населения. В июне 1998-го, по более диверсифицированной шкале, высшим слоем сочли себя 0,2%, слоем "выше среднего" - 4,3%. По исследованию академика РАН Татьяны Заславской (конец 1995 года), к "высшему среднему слою", который она отделяет от немногочисленной элиты, относится 1,4% населения.

Данные исследований материального положения дают схожие результаты. В 1994-м высший слой (доход от 10 прожиточных минимумов на единицу потребления) составлял 2,1%, в 1995 году этот показатель снизился до 0,9%, в 1998-м - до 0,7% (данные Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения)*2.

Кто они?

Номенклатурное прошлое новой российской элиты демонстрируют данные социологов. По исследованию сектора изучения элиты Института социологии РАН "Молодые миллионеры" (1994 год), в 1992-м доля выходцев из номенклатуры в бизнес-элите составляла 61%, при этом ее средний возраст - 42,1 года (исследование "Лидеры российского бизнеса"). В 1980 году этим людям было около 30 лет, большая их часть вышла из комсомольских лидеров.

За прошедшие годы ситуация едва ли изменилась кардинально. Средний возраст "путинской когорты" (федеральная и региональная политическая элита) - 50,9 лет*3. Отнимем 8-10 лет, прошедших с 1992-го, и получим те же 40-42 года (речь, правда, здесь идет о политической, а не о бизнес-элите, тем не менее совпадение крайне показательно, а власть и бизнес в России разделены весьма условными границами).

Экономическую выгоду от реформ конца 80-х - начала 90-х годов получила прежде всего советская хозяйственная и партийная элита. Именно этот слой превратился в собственников большинства приватизированных предприятий. Были и другие источники формирования первых капиталов - манипуляции с льготными кредитами и экспортно-импортными субсидиями. В 1987-1988 годах на базе московских райкомов комсомола создавались первые структуры комсомольского бизнеса - центры научно-технического творчества молодежи. Их бизнес-схема была уникальной по своей простоте: покупая у государства валюту по 56 копеек за доллар, они перепродавали ее по рыночному курсу - в сотни раз дороже. Переход из номенклатуры в собственники осуществлялся разными путями: приватизацией предприятий, простым акционированием министерств (история " Газпрома"), созданием приближенных коммерческих структур (эту практику особенно любили в Министерстве внешней торговли и Госкомитете по внешним связям). При этом на арену часто выходили инициативные люди, уполномоченные своими старшими товарищами. "Эти молодые миллионеры вырастали как грибы после дождя, и не было ясно, каким образом в советское время они смогли накопить такие средства. Эти советские яппи не были self-made men. За ними всегда стояли могущественные структуры старой власти", - пишут исследователи Ольга Крыштановская и Юрий Хуторянский *4.

Другим источником формирования новой элиты были советские теневики, легализовавшие свои капиталы через практику кооперативов, малых и совместных предприятий. По некоторым подсчетам, в конце 80-х до трех миллионов советских граждан были полностью задействованы в теневой экономике. Примерно 5-6 млн человек имели доходы от спекуляции и хищений продукции и сырья, превышавшие среднюю зарплату примерно в 10 раз. Они легко адаптировались к новой экономической реальности. По мнению исследователя Ирины Гольденберг, к середине 90-х легально-административная и теневая элиты фактически слились*5.

Результатом и стало формирование слоя "новых богатых". Известный шведский экономист, советник правительства Гайдара в 1992 году Андерс Ослунд писал: "В прошедшие несколько лет в России появились по-настоящему богатые люди. В их числе банкиры, представители нефтегазовой промышленности, торговцы и ряд высших чиновников. Некоторые из этих людей сумели сделать более одного миллиарда долларов"*6.

Какие они?

Татьяна Заславская выделяет в составе российского высшего класса пять групп. Во-первых, это консервативно ориентированная часть бюрократической и военной элиты и субэлиты, включающая государственных чиновников и генералитет силовых структур. Во-вторых, группа новой экономической элиты и субэлиты. К ней относятся представители крупного и крупнейшего капитала - "олигархи", собственники и менеджеры ФПГ, банков, бирж, крупных предприятий и фирм. В-третьих, верхушка "коммунистических сил". Это часть советской номенклатуры, вытесненная в ходе реформ из эпицентра политической и экономической жизни, что, однако, во многих случаях не помешало ей обзавестись крупной собственностью. В-четвертых, либеральная элита, тяготеющая к правым партиям и движениям. И, наконец, лица, активно сотрудничающие или даже принадлежащие к криминальному миру*7.

Социальный портрет российской элиты является функцией от ее происхождения. Сплав теневого и криминального бизнеса с номенклатурой привел к возникновению в массовом сознании феномена "нового русского" со всеми характерными для него атрибутами: сотовым телефоном (речь идет о начале и середине 90-х годов), красным пиджаком, перстнями и цепью на шее. "Путинскую" Россию характеризует другой образ богатого человека - более цивилизованного, образованного. Бывшие комсомольские лидеры научились менеджменту и маркетингу, часть из них закончила западные и российские бизнес-школы. Изменилась и стилистика государственной власти.

Потребительские характеристики российского высшего класса (в отличие от среднего, которому "Эксперт" посвятил специальное исследование) пока еще изучены слабо. Социологи лишь отмечают, что "потребительское поведение представителей этого слоя устойчиво отличается от потребительского поведения представителей других слоев"*8. В частности, российскому высшему классу свойственно так называемое демонстративное потребление предметов роскоши: через эти символы подчеркивается особый социальный статус этой группы.

Принадлежность к высшему классу тесно связана с близостью к власти на федеральном или региональном уровне. Власть и собственность в России неразделимы. Во многом это наследие советской структуры социальной стратификации, которую некоторые социологи характеризуют как этакратическую, где "степень огосударствления собственности и проникновения государства во все сферы общественной жизни чрезвычайно высока"*9. Эта ситуация по сути характеризует российское общество и сегодня. Несмотря на формальное разделение фигур чиновника, собственника и управляющего, влияние государства на частный бизнес (как, впрочем, и наоборот) очень велико. В 2001 году ставленники крупного бизнеса составляют 17,3% депутатов Государственной думы, 4,2% - состава правительства, 8,1% - губернаторов (результаты исследования "Путинская элита"*10.

Каков прогноз развития российского высшего класса? Изменение социальной структуры - медленный процесс, и едва ли в ближайшие годы произойдут значительные перемены. Высший класс по-прежнему будет составлять небольшой слой населения, отделенный от общества множеством культурных барьеров. Не стоит ожидать и разрыва связи "государство - крупный бизнес". Продолжится процесс выхода российской элиты из первоначального "дикого" состояния, характерного для начала и середины 90-х годов, ее приобщения к ценностям западного постиндустриального мира. Однако относительное завершение этого процесса возможно лишь в результате смены поколений в высшем классе - в случае, если нынешний вектор экономического и политического развития будет неизменен.

Литература:

*1. Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. М., 1999.

*2. Богомолова Т., Тапилина В. Экономическая стратификация населения России в 90-е гг.//СОЦИС. 2001. 6. С. 38.

*3. Крыштановская О.В., Хуторянский Ю.В. Элита и возраст: путь наверх//СОЦИС. 2002. 4. С. 51.

*4. Там же. С. 53, 54.

*5. Гольденберг И.А. Хозяйственно-социальная иерархия в России до и после перестройки//СОЦИС. 1995. 4.

*6. Ослунд А. Новых русских обогатили три основных источника//Финансовые известия. 1996. 20 июня.

*7. Заславская Т.И. Социоструктурный аспект трансформации российского общества//СОЦИС. 2001. 8. С. 6-7.

*8. Богомолова Т., Тапилина В. Экономическая стратификация населения России в 90-е гг.//СОЦИС. 2001. 6. С. 41, 42.

*9. Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1996. С. 59.

*10. Крыштановская О.В., Хуторянский Ю.В. Элита и возраст: путь наверх//СОЦИС. 2002. 4. С. 54.