7 вопросов Валерию Борщеву, правозащитнику

Алексей Храпов
28 ноября 2013, 00:00

Новым председателем Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы стал руководитель организации «Офицеры России» Алексей Цветков. ОНК должна осуществлять независимый контроль над тюрьмами и СИЗО, и правозащитники, которых в новом ее составе оказалось меньшинство, уверены, что силовики производят ее планомерный захват. О том, как сворачивается очередная реформа времен Дмитрия Медведева, «РР» поговорил с автором закона об ОНК и экс-председателем московской комиссии Валерием Борщевым

Фото: Владимир Астапкович/РИА Новости

1. Можно ли говорить о том, что силовики целенаправленно пытаются поставить под свой контроль все ОНК страны?

Конечно. Москва — яркий тому пример. Посмотрите на список тех, кто в нее вошел. Союз профессиональных охранников, Союз оперативных работников, Союз ветеранов внутренних войск, Союз военнослужащих и их семей, «Офицеры России» и так далее. Конечно, они будут поддерживать тех, кто им социально близок. А социально близки им, разумеется, не заключенные, не подследственные, а сотрудники МВД и пенитенциарной системы.

2. Количество независимых ОНК в регионах сильно уменьшилось уже во втором созыве или только сейчас, в третьем?

Начало меняться во втором, но сильно — в третьем. Во втором еще держались: мурманская, в Алтайском крае, в Краснодаре была нормальная, которая делала много полезного. В Петербурге нормальная, независимая. В Перми, в Нижнем Новгороде, в Липецке. А вот Краснодар я теперь, к примеру, уже не могу назвать в их числе…

3. Как проходил отбор кандидатов в московскую комиссию?

Там был список кандидатов, рекомендованных уполномоченным по правам человека в РФ Лукиным, — 40 человек. А был список Цветкова. Решающий голос имела рабочая группа из членов Общественной палаты России. Они отфильтровали список и представили совету палаты такой, в котором из лукинских кандидатов осталось 17, а из цветковских — 23.

4. Она первый раз так вычеркивала кандидатов?

Она и в прошлом созыве этим занималась. Известных журналистов — Юлию Калинину, Юлию Башинову, Ирину Гордиенко, — к примеру, именно они вычеркнули. Причем они опирались на письмо, которое прислали из ГУВД: им были нежелательны некоторые кандидатуры.

5. По закону члены наблюдательной комиссии имеют равные права с председателем, а любые два члена комиссии могут работать независимо от остальных и свободно посещать места принудительного содержания. Почему вас тогда беспокоит новый состав московской ОНК?

Это не совсем так, это зависит от регламента. Наш московский регламент давал эти полномочия. В других регионах, например в Мордовии, в Челябинске, в Омске, посещение согласовывалось с председателем ОНК. Но и у нас ведь теперь тоже могут изменить регламент.

6. Что бы вы как автор идеи изменили в принципах формирования ОНК?

В моем варианте законопроекта утверждение членов ОНК было в компетенции уполномоченного по правам человека, потому что он в постоянном контакте с правозащитниками и в любом случае отдал бы им приоритет. Для Общественной палаты правозащитники не являются приоритетной группой. Более того, там есть лоббисты силовиков. И совершенно очевидно, что монопольное право Общественной палаты на формирование ОНК демонстрирует свою несостоятельность.

7. Не все внимательно следят за деятельностью ОНК. Есть ли зримые результаты их работы?

Я мог бы привести уйму конкретных примеров, когда люди умирали, а нам удалось улучшить их ситуацию, а кого-то даже освободить из СИЗО. Как мы бились, например, за нотариуса Владимира Орлова, которого следователь не хотел выпускать. То, что он жив, — это заслуга членов ОНК. А так бы он умер в тюрьме. Я уж не говорю о том, как улучшили условия. Ведь те камеры, в которых содержался Магнитский, разрушены, их больше нет! Поэтому роль ОНК огромна. Но это когда там работают правозащитники. А когда силовики — это, конечно, бывает и не так.