Народ ходит мрачный, головы у всех болят, глаза не глядят (а когда и глядят, так лучше б не глядели) - эпидемическая депрессия. Ученые люди объясняют: это-де потому, что в декабре самые короткие световые дни - нам недостает солнца. Ученым виднее. Большую часть жизни мы проводим в четырех стенах и в окошко выглядываем нечасто, но, может быть, солнца и впрямь не хватает. Говорят, раньше даже поверие такое было: если тяжелый больной протянет декабрь, то потом уже не помрет, поправится. Что ж, дождемся солнцеворота - может, и нам полегчает, и новости пойдут повеселее.
Пока же с весельем туго. Поглядите хоть на знаменитый наш фондовый рынок: после юкосоподобного наезда налоговиков на "Вымпелком" и издевательски асимметричного наездика на "Мегафон" даже у тамошних записных оптимистов руки опустились и рынок вяло потек в унитаз. В другое время милостивых слов премьера о скорой приватизации генерирующих компаний хватило бы для недельного роста котировок, а нынче - скромно: подергались минут десять, да и опять вниз. Это наше игралище страстей, где все как у больших (биды! оферы! индексы!), в декабрьской тоске стало казаться ровно тем, чем является, - скромной песочницей, куда злые дяди невесть зачем принялись ссыпать мусор из самосвала.
Даже самые, казалось бы, перспективные в смысле бодрости события проходят сейчас в темпоритме казенных похорон. В прошлый четверг власти ударили дуплетом по реформе образования: и заседание кабинета, и думские слушания. Темы неразрывнее связанной с будущим страны, просто не бывает. Обсуждение этой темы может быть невеселым (а в данном случае и очень невеселым: слишком уж тяжелы накопившиеся проблемы), но не может, не должно быть вялым и бессмысленным. Однако общими усилиями удалось достичь именно такого результата.
Когда после неудобозабываемого В. М. Филиппова образование в правительстве возглавил А. А. Фурсенко, многие возрадовались в чаянии поворота к лучшему. Похоже, зря возрадовались. Нет, что-то в доложенной новым министром программе действий разумно, что-то неизбежно - и решительно все продиктовано реально существующими обстоятельствами; по возможности учтены требования всех, кто чего-либо хочет от системы образования: от Минфина ("с деньгами-то поаккуратнее!") и прокуратуры ("очень уж у вас берут много!") до Минобороны и Болонской декларации. По речам судя, учтены даже потребности бизнеса. Но авторы программы не сказали - и не захотели услышать - ни полслова о ключевых задачах (они же - проблемы) национального образования здесь и сейчас.
Сказаны абсолютно разумные слова о том, что образование есть отрасль экономики, которая должна быть, между прочим, еще и конкурентоспособной; таких слов от власти долго ждали - и хорошо, что дождались. Но не сказаны абсолютно необходимые слова о том, что основная задача образования все-таки не в том, чтобы "продавать образовательные услуги", что это отрасль-то экономики чрезвычайно специфическая и о ее рентабельности ли, конкурентоспособности ли следует говорить именно между прочим, в придаточных предложениях. Потому что главный "продукт" этой отрасли - вещь, в деньгах никаким образом не оцениваемая. Общество.
В этом смысле задачи, стоящие перед российским образованием, много шире обычных. Оно, как и везде и всегда, должно быть главным инструментом социализации новых поколений. Но ему гораздо труднее, чем бывает везде и всегда, поскольку то самое общество, агрегатом самовоспроизведения которого оно является, дотла атомизировано и плохо умеет самоидентифицироваться - попросту говоря, само еще не знает, что именно следует воспроизводить.
Понятно, что мы сегодня доедаем остатки советской системы образования, - точно так же большевистская Россия сначала доедала, а потом по-своему достроила, тысячекратно увеличив, систему образования царских времен. В обеих наших прошлых системах были огромные плюсы, были серьезные минусы, но одной беды точно не было: и при царе, и при коммунистах образованию было точно известно, какой "продукт" оно должно выпускать. Не вина Минобра, что сегодня это не известно; его вина в том, что оно действует так, будто этого и знать не надо.
В программе Фурсенко ключевым звеном, через которое "можно инициировать позитивные процессы во всей системе", названо профессиональное образование. Что ж, с этим делом у нас и правда сейчас скверно - давайте начнем оттуда. Но начать предполагается набором мер, которые улучшат ли положение в избранной сфере - Бог весть, но явно не спасут (а по многим отзывам, окончательно угробят) образование фундаментальное, которым наша страна до последнего времени законно гордилась. Финансовая рационализация и (якобы) открытость контроля качества обучения плюс самым простецким образом понимаемый учет требований рынка - вот, собственно, и все, что предложено публике. Ни слова о содержании, то есть ни слова по делу. Скажем, Большую науку в двадцатом веке сделали ровно две с половиной страны (мы, американцы и, до разгрома, Германия); предлагаемая реформа образования больше не позволит нам делать Большую науку: она делается только долгими и целенаправленными усилиями государства и даже чисто теоретически не может возникнуть как побочный продукт наивно коммерциализованной системы профнатаскивания. А вдруг выработанная наконец Россией самоидентификация потребует такую науку иметь? Тогда что?
Ладно. Хотя готовили обсуждавшиеся бумажки заранее, но обсуждали-то их в декабре - без солнца...
Тут следует вспомнить чудесный разговор из самого финала "Горячего сердца". Курослепов, опухший от спанья и пьянства, вконец ошалевший от небывалых происшествий последних суток, обращается к городничему: "Скажи, будь друг, сколько в нынешнем месяце дней - тридцать семь али тридцать восемь?". Градобоев, слегка удивившись ("Вона! Что-то уж длинен больно"), все же находит единственно правильный ответ: "Да что считать-то! Сколько дней ни выйдет, все надо жить вплоть до следующего". Так мы, конечно, и поступим.