Эпиграфом к этой книге можно было бы взять слова Гиммлера, сказанные им на собрании руководства СС: «Большинство из вас должно знать, что это значит, когда перед вами в один ряд лежат сто трупов — или пятьсот, или тысяча. Перенести это и в то же время остаться порядочным человеком... Это страница славы в нашей истории, ей не было подобной раньше и не будет впредь».
После этого действительно возникает вопрос: как чувствовала себя совесть миллионов немцев – участников убийств, и тех, кто непосредственно не участвовал в убийствах, но никак не препятствовал власти террора? Совесть вроде бы есть внутренняя убежденность в том, что является добром, а что злом, сознание нравственной ответственности за свое поведение перед обществом, народом, окружающими людьми. Значит, нацисты сформировали в себе и сумели сформировать в миллионах немцев внутреннюю убежденность, что убийства тех, кого они считали врагами Германии, даже женщин и детей, являются добром; что их нравственная ответственность перед Германией и каждым немцем состоит в том, чтобы эти убийства совершать. Но как убедить большинство немцев, что врагами Германии действительно являются евреи и марксисты? Сделать это было непросто. Даже на выборах 1933 года, уже после прихода Гитлера к власти, поджога Рейхстага и запрета компартии, марксистские партии получили около 30% голосов. А немецкие евреи были настолько ассимилированы и интегрированы в германскую политику, культуру, науку, экономику, что было невозможно представить себе разрыв связавшей немцев и еврейское меньшинство пуповины.
Профессор Оксфордского университета Клаудия Кунц посвятила свою книгу объяснению принципов действия созданной нацистами машины убеждения и нравственного перерождения миллионов. В первую очередь на примере формирования массовых антисемитских настроений, позволивших вначале изолировать евреев, затем значительную часть их изгнать из Германии, а оставшихся в итоге уничтожить.
Конечно, решающую роль в нацистском триумфе сыграли обстоятельства, в которых оказалась Германия в тридцатые годы: поражение в Первой мировой войне, несправедливый Версальский мирный договор и, наконец, мировой кризис 1929 года, поставивший миллионы немцев на грань выживания. Нацисты сумели убедить значительную часть немцев в том, что именно они могут разорвать порочный круг поражений. Еврейский вопрос был одним из ключевых моментов нацистской идеологии, но большую часть тех, кто поддержал нацистов, еврейский вопрос, как показывает автор, не интересовал. Они считали его издержками пропаганды. И Гитлеру, который так не считал, предстояло доказать немцам, что «окончательного решения» этого вопроса не избежать. И ему удалось сделать это, используя застарелые предрассудки и страхи, которые, как оказалось, зачастую скрывались за благообразием немецких обывателей, и не только их. Пожалуй, лучшим выражением этих предрассудков, одолевавших немцев, которые еще не знали, что они станут нацистами, стали слова известного немецкого политолога, юриста и философа Карла Шмитта, которого сейчас много издают в России: «Человеческое лицо — еще не признак человека». Клаудия Кунц часто обращается к этому выражению, чтобы показать истоки нацистского перерождения многих, не только рядовых, немцев. Если вы перестаете считать каких-то людей людьми по причине их отличия от вас, вы уже на грани нацизма, какие бы мотивы вами ни руководили. И не случайно Шмитт стал одним из представителей той академической элиты, которая не просто поддержала Гитлера, но сделалась его орудием в промывании мозгов немцам. А были еще философ Хайдеггер, теолог Киттель, известные физики Штарк и Ленард и другие. Были биологи, исповедовавшие социал-дарвинизм или пытавшиеся найти обоснование расизма в генетике. Все они способствовали приданию нацистской доктрине определенной интеллектуальной респектабельности. Обыватель, под влиянием традиционной немецкой толерантности зачастую стеснявшийся своих антисемитских предрассудков, вдруг понял, что он не одинок, что это не предрассудки, ведь даже великие умы Германии придерживаются тех же взглядов.
Привлечение академической элиты стало одним из приемов Гитлера в «мягком обволакивании» немцев пропагандой. Автор показывает, как, почувствовав после публикации «Майн Кампф», что многих немцев пугает проповедуемый им погромный антисемитизм, Гитлер сменил тон и перестал произносить погромные речи, сосредоточившись на пропаганде защиты народа — Volk — от чужаков и чуждых ценностей, лишь изредка (и то не в лоб!) указывая на тех, кто разлагает Volk. А грубую силу оставил за низовыми активистами своей партии, время от времени журя их за старание, которое-де вызвано неурегулированностью расовых вопросов; надо поставить все на юридическую основу — и предлог для грубого недовольства отпадет…
Автор показывает и то, как в конце концов выстроилась стройная система оболванивания. Вначале, опираясь на академические авторитеты, убедить граждан в научной обоснованности их предрассудков и посеять страх и отвращение. Затем внушить, что чужаки нуждаются в изоляции и для блага немцев и самих евреев их нужно загнать в гетто, вначале юридическое, а затем физическое. И наконец, доказать, что никакие меры не помогают, остается только уничтожить.
Оказалось, что достаточно заткнуть рот оппонентам и сконцентрировать всю силу пропаганды на культивировании обид и предрассудков — и одна из самых культурных наций Европы превращается в банду убийц. И не случайно в послевоенной Германии одной из основ общенационального консенсуса стала приверженность демократическим свободам — и фактически прямой запрет на публичное культивирование национальных обид и предрассудков. Они сделали выводы.
