Балетоманы и «Маленькую смерть» (1991), и «Шесть танцев» (1986) Иржи Килиана, живого гения, чеха, ныне возглавляющего Нидерландский театр танца, уже давно изучили по видео или гастролям. Теперь эти хореографические шедевры можно наблюдать в России, и не в гастрольном формате — они впервые прописываются в репертуаре. Причем Килиана представляет не Большой, еще недавно бывший монополистом на приглашение мировых звезд, а Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко.
Для профессионалов эта труппа далеко не открытие: среди солистов былых эпох — набор балерин мирового уровня, в музее — подборка восторженных рецензий зубастых лондонских критиков, именно там до сего дня идет самая интересная из классических версий «Лебединого озера», скопированная Opera National de Paris и театром Ла Скала. Что не мешало «Станиславскому» десятилетиями существовать в Москве будто вне времени и пространства.
Но танцевать «вне времени и пространства» балеты Килиана невозможно. Выученный в Праге последователями советской вагановской школы и сформировавший вкус и собственный стиль под руководством английского хореографа Джона Крэнко в штутгартском балете, Килиан соединил отточенную классичность формы и непредсказуемую свободу модерна. Не исключено, что отсутствие этой жесткой спонтанности, изящества металла в русских артистах, веками танцевавших десяток одних и тех же однотипных балетов, заставляло хореографа замораживать все переговоры о постановках в Москве и Петербурге. Действительно, сложно представить шеренгу пяти Спартаков, мечи которых не рубят врагов, а заводят любовный дуэт с руками, — так начинается «Маленькая смерть». Или четверку принцесс Аврор в кринолинах и с пудреными прическами, которые, поджав голые пятки в рваных чулках, с разбегу плюхаются в объятия партнеров, — как в «Шести танцах». В мире Килиана фантастической красоты поддержки, текучие, как в калейдоскопе, с калейдоскопической же быстротой меняют оттенки любовных настроений. Надмирную интимную лирику «Маленькой смерти» сметает бурлеск «Шести танцев», воскрешающий придворный мир моцартовской эпохи глазами современного человека, — и это сложнейшее испытание для отечественных артистов, которых всю жизнь учат быть величественными и совершенными и никогда — смешными.
Артисты «Станиславского» воспринимают это не как вызов, а просто как возможность танцевать. Отточенностью, свободой широкого танцевального дыхания, игрой в намеки движением мизинца они пока владеют не в той степени, что их коллеги из Нидерландского театра танца. Но они берут подкупающей увлеченностью людей, открывающих для себя новое мироздание. И самоотверженностью, с которой готовы идти за теми, кто дарит им этот огромный мир. Для них между закрученными танцевальными комбинациями и финальными поклонами под воздушными шариками, потоком льющимися из-под колосников, нет никакого рубежа.
Аплодисменты начинаются с той минуты, как роскошные черные кринолины обнаруживают способность скользить на колесиках отдельно от тех, кто в них «одет». А финальная овация по времени длится чуть ли не столько же, что и спектакль. Ее устраивает та самая московская публика, которая, как считается, способна потреблять только бесконечное «Лебединое озеро». Она уже поняла и оценила, что «Станиславский» становится театром с необычным для Москвы балетным репертуаром: одноактовки Килиана, вместе с музыкальным антрактом длящиеся около сорока минут, составляют лишь одно из трех отделений вечера одноактных балетов. С премьерами театр представил и свою прошлогоднюю сенсацию — Na Floresta килиановского последователя Начо Дуато. И если бы эти спектакли не прослоили дремучей «Вальпургиевой ночью», еще и довольно неряшливо возобновленной, «Станиславский» мог бы гордиться обладанием самой актуальной балетной программой в России.
