На окраине Красноярска строят еще один гипермаркет. Местная финансово-промышленная группа уже расчистила огромную площадку, мимо которой мы едем на экскурсию в китайское овощеводческое хозяйство.
— Здесь раньше китайские теплицы стояли, — говорит наш водитель Игорь. — Запах от пестицидов такой стоял — окна в машине приходилось закрывать.
Игорь — хороший водитель, иначе не работал бы в гараже краевой администрации. А то, что в больших количествах пестициды убивают не только сорняки, но и культурные посевы, и перебарщивать с ними китайцам смысла не было, ему знать не обязательно. Опять же работать в испарениях пестицидов невозможно: кожный зуд и жжение появляются уже через 15 минут, дальше — тяжелое отравление. Впрочем, в Красноярске почти все убеждены: что китайцу здорово, то русскому — смерть.
Cвой день рождения Мария Джаохун вынуждена праздновать дважды. В первый день поздравляют русские друзья и деловые партнеры. На второй — соотечественники. Межэтническая напряженность между великими соседями и так присутствует, зачем ее усугублять?
Двадцатитысячная китайская община почти миллионного сибирского города Машу, или, как ее уважительно называют, Марию Юрьевну, уважает. Она — чуть ли не единственный мостик, который связывает Поднебесную и богатейший российский край. Мария — и бизнесвумен, и общественный деятель, и жилетка, в которую можно на родном китайском языке поплакаться на непонятные российские законы, недобросовестных партнеров и конкурентов. Недавно руководство провинции Хэйлунцзян присвоило ей звание, которое на русский можно приблизительно перевести как «посол доброй воли». Этим поддержка далекой родины российской гражданки китайского происхождения исчерпывается. Таких, как Мария, — постоянно проживающих в России китайцев с российскими паспортами — 35 тыс. человек.
Телефон Марии нам дал советник губернатора Красноярского края Марк Денисов. Без ссылки на высокопоставленного чиновника двери краевой региональной общественной организации «Китайская община» для нас вряд ли открылись бы. Журналистам Мария не доверяет, но с властями предпочитает не ссориться. Впрочем, даже несмотря на «административный ресурс», уговорить ее показать нам обычное китайское овощеводческое хозяйство стоило немалых усилий. Пока мы толкуем с Марией, ухо ловит какие-то посторонние голоса за стеной: в соседнем кабинете на чистом русском ругаются из-за срыва поставок чего-то кому-то. Опять вспоминается Марк Денисов:
— Неизвестно, что могут сделать на строящемся объекте китайские строители. Все что угодно, вплоть до закладки аппаратуры для получения экономической или любой другой информации…
Непонятно только, зачем так все усложнять, если российские панельные дома работают лучше любых подслушивающих устройств? Интересно, а боятся ли в мире турецких или молдавских строителей?
Сколько гектаров сибирского чернозема укрыли российской пленкой китайские руки, сказать сложно. Счет идет уже на сотни га. Спрятанные в складках ландшафта теплицы множатся год от года. Новый вишневый Nissan Murano Марии — еще без номеров, но с водителем и охранником — сворачивает на проселочную дорогу. Через пару километров — китайский полевой стан. Слева — склад готовой продукции, прямо — столовая, направо — жилые помещения. Еще есть неработающий ветряк — выдавал всего 12 вольт, кому они нужны? Венчает картину туалет типа сортир с ярко-оранжевыми деревянными буквами «М» и «Ж». Это единственные русские буквы на все 32 гектара закрытого грунта — остальные надписи только на китайском.
Нас встречает девушка с непроизносимым для русских именем, поэтому зовут ее просто Наташа. Она окончила университет по специальности «переводчик». Тепличным хозяйством заведует четыре года.
— Четыре года? — сомневается Мария.
— Тогда пять, — поправляется Наташа. Русский язык и восточный календарь все запутали. Строго говоря, Наташа живет в России не круглый год. Овощеводческий сезон стартует в феврале-марте. Тогда начинают топить теплицы, греть грунт, высаживать рассаду, а в мае уже собирают первые огурцы и чуть позже — помидоры. Под началом у Наташи 50 человек и выпавший из гнезда вороненок. Этот русский сын китайского полка не боится людей, не ест огурцы, требовательно разевает рот и прыгает за каждым, кто идет на кухню. Кто научит его летать — непонятно.
Под полиэтиленовым сводом деревянной арочной конструкции душно и влажно, как в бане. Даже после московской жары непонятно, как здесь работают люди. А они работают — это видно. В междурядье нет ни одного сорняка, все кусты аккуратно подвязаны. Мария, правда, замечает два лишних усика на огуречном кусте и обрывает их. Выходит, бизнесвумен знакома с агротехникой.
Пару раз между теплицами мелькают быстро удаляющиеся спины. Типичное поведение рядовых китайцев в России — спрятаться, не обнаруживать себя, не нарываться на скандалы и разборки. Снять обычный китайский обед «в поле» фотографу удалось только на следующий день. В «обильном» меню много тушеной капусты, чуть сыроватый на российский вкус хлеб и закрашенный неизвестным ингредиентом кипяток. Нечто среднее между супом и чаем. Бывает и мясо — продукт для китайского крестьянина дорогой, но в России все-таки более доступный. Рассказывают, что на некоторых китайских фермах приспособились выращивать кур. Помет используют как удобрение, мясо идет в пищу. Практически замкнутый цикл.
Тем временем появляется еще один персонаж — Николай Чирков, главный агроном пригородного совхоза «Солонцы», на землях которого по договору о совместной деятельности работают китайцы. Судя по избытку окружающих пустынных полей, земли у совхоза много, а работников — не очень. «Совместная деятельность», видимо, выгодна руководству, потому что к китайцам без ведома совхозного начальства приезжать нельзя. Агроном прислан разобраться, кто мы такие. Вид начальственной «Волги» его успокаивает.
«Неизвестно, что могут сделать на строящемся объекте китайские строители. Все что угодно, вплоть до закладки аппаратуры для получения экономической или любой другой информации…»
— Китайцы хорошо работают, — говорит Николай Александрович. — Может, и используют стимуляторы роста — ну так они не запрещены, если российского производства. А через границу столько химикатов, сколько надо для таких теплиц, не перетащишь.
Качество китайских помидоров и огурцов — излюбленная тема для всех остальных поставщиков ранних овощей на просторы Сибири. Традиционно этим занимаются народы Кавказа, а сами овощи выращивают в Средней Азии и кемеровских тепличных хозяйствах. Китайская продукция, которую везти далеко не надо, для выходцев с Кавказа — острый нож в спину торговле. Результатом неизвестно кем спланированной, но эффективно проведенной пиар-кампании стало то, что теперь каждый красноярец точно знает: китайские овощи напичканы химикатами, поэтому есть их вредно.
Оксана, уличный торговец овощами, уверена, что торгует ташкентскими помидорами и кемеровскими огурчиками.
— Китайские покупают плохо, — говорит она.
Между тем товарный вид овощей на ее прилавке заставляет поверить Марии Джаохун: 80% помидоров и огурцов на красноярских рынках — китайские. Торговцы с Кавказа покупают их прямо в теплицах. А на прилавках они появляются уже как среднеазиатские.
Марк Денисов, советник губернатора, между тем уверен, что оценки Марии явно завышены.
— Только очень бедные люди или те, кому все равно, чем закусить в подворотне, покупают китайскую продукцию. Она пользуется спросом весной, пока не созрели огурчики у «тети Клавы». В сезон свои, доморощенные овощи всегда покупают лучше.
Так или иначе, но впечатляющие объемы продукции китайских овощеводов кем-то все-таки потребляются. Не растворяются же они в воздухе! Как не берется из воздуха и зарплата овощеводов, размеры которой достоверно выяснить не удалось. Наташа, например, уверяет, что ее работники получают 5–6 тыс. рублей в месяц. Красноярцы же рассказывают о $3 тыс. за полугодовой сезон. И то и другое может быть правдой, поскольку средняя зарплата крестьянина в Китае колеблется около 300 юаней. Это примерно 1000 рублей в месяц. Так что экономический смысл ехать на заработки в далекую и холодную Сибирь есть. Оставаться в ней — нет.
В Красноярском крае работают крупнейшие российские корпорации: «Интеррос», «Русал», СУАЛ… Малый и средний бизнес рядом с такими гигантами как-то тушуется. Но свято место пусто не бывает. Китайцы помимо общепита и овощеводства осваивают автосервис, лесозаготовки, открывают салоны традиционной китайской медицины — иглотерапия, ароматерапия, лечебный массаж…
Мария живет в Красноярске с 1991 года. Первым руководителем китайской общины в крае был ее отец. Так что пестование соотечественников — дело наследственное. У Маши в Красноярске несколько ресторанов с национальной кухней, а скоро будет еще и пивной заводик.
— У нас в Китае не так, как в России. Я договорилась, дала слово — мне верят. Я деньги еще не перечислила, а мне уже звонят — оборудование для пивзавода привезли. А здесь в России у нас были случаи: деньги отдали, договор заключили, все суды выиграли — и ничего не получили до сих пор.
Но особенности российского бизнеса Машу уже не так шокируют, как недавно открывших свое дело в России китайских бизнесменов. Однажды обиженные китайцы даже собирались протестовать.
— Как это?.. — Мария забывает слово. — Когда слова на большой бумаге пишут и идут с ними стоять возле администрации?
— Пикет, митинг? — помогаем мы.
Мария соглашается, но неуверенно. Похоже, в ее русском лексиконе действительно нет слов, обозначающих формы социального протеста.
— Я сказала: ни в коем случае! Нельзя! Вы будете стоять здесь, а плохо от этого будет всем китайцам.
Пару раз в год Марию приглашают в китайское посольство в Москву. Москву Маша не жалует. Однажды в такси водитель заблокировал задние двери и требовал 3 тыс. рублей за поездку, красная цена которой — 500 рублей. Пришлось отдать деньги — рада была, что жива осталась.
В России большинство чиновников, ответственных за межнациональные отношения, вообще уверены, что правительство и спецслужбы Китая с вполне определенными целями через посольство и агентов в крупных диаспорах жестко контролируют жизнь китайских общин. Марк Денисов, отвечающий за «дружбу между народами» в крае, не исключение:
— Понимаете, когда рядом живут две семьи: в одной девять детей, и все здоровые, сильные, а в другой детей нет вообще, — сильная семья может даже искренне помогать слабой, но она уже по-хозяйски поглядывает на соседний огород и примеривается, где и что надо посадить, где какой сарайчик подправить. Так и китаец, когда стоит на берегу Енисея и восхищается богатством и мощью нашей земли, в душе все равно прибавляет: «Скоро все это будет наше».
По мнению Денисова, человека начитанного, с высшим образованием, совмещение человеческого капитала Китая с сырьевыми ресурсами Сибири и Дальнего Востока является истинной внешнеполитической целью Китая, достижение которой может привести к тому, что «США окажутся на задворках могущественного тихоокеанского узла». Через 15 минут его ждет архиепископ Красноярский и Енисейский. Мы заканчиваем разговор.
— Русские мужчины настоящие, — в кабинете Марии звучит буддистская музыка. Это расслабляет ее и способствует подъему самооценки у нас. — Они внимательные, ответственные. Про всех не скажу, только про тех, которые вокруг меня. Китайцы этого не умеют. Они работают и работают. Поженились — и все, романтика прошла, одна работа осталась.
Мария недавно развелась. Ее муж был китаец из Шанхая. «Они там все крутые, умные, жадные, как европейцы. А мы северные китайцы. Он говорил: мне не нужна такая жена, которая только работает. Ну не надо, так не надо… Любовь — обман, чтобы использовать человека»
В общем, очень российская история. Разводы, о которых раньше в Китае и не слыхивали, становятся обычным делом. Юра, мастер чайной церемонии из китайского ресторана «Феникс» в спальном районе Красноярска, наоборот, подумывает жениться на русской девушке Лене. Раньше они вместе работали в другом китайском кафе. Лена сегодня уехала на дачу помогать маме. Юра наливает нам чай из чайника с длиннющим, метра полтора, носиком. Струя кипятка летит мимо нас в неглубокую чашку чуть ли не полметра. Ни капли мимо. Говорят, при императорском дворе, где к императору нельзя было и близко подойти, носики достигали трехметровой длины. Китайской чайной церемонии тысячи лет, Юре — двадцать.
Бармен Марина из того же «Феникса» говорит, что китайские парни хорошие: безобидные и работящие. Но выходить замуж она бы за китайца не стала. Дети будут некрасивые.
— Это она зря… — тихонько говорит Елена Атласова, русская, заместитель Маши в «Китайской общине». — Дети-полукровки очень красивые.
Но большинство красноярских девушек уверены, что овощи и дети у китайцев получаются не очень. Так что возможности ассимиляции у китайской диаспоры сильно ограничены. Вот и живут они в своем узком кругу — по несколько человек на съемных квартирах: готовят китайскую еду, вместе отмечают восточный Новый год, на русский — работают. Заработают — и едут обратно в Китай.
— Не поверите, здесь, в России, китайцев трудно даже на праздники вместе собрать, — говорит Мария. — Мы пытаемся, а они говорят: дайте нам лучше поспать. Устают очень. Они как в тюрьме здесь. Нет ни понимания, ни общения.
Про общение — это она права. В овощеводческом хозяйстве, например, у мужчин и женщин раздельные спальни, хотя в теплицах работают и супружеские пары. Бог весть, как исполняют они в этих условиях супружеский долг. Действительно, романтика закончилась, осталась работа.
На прощанье еще один китайский парень с русским именем Ваня бежит в теплицу и выносит для нас полный пакет огурцов. Мы оставили его водителю Игорю. Надеемся, он их не выбросил. На халяву, как известно, и китайские огурцы сладкие. РР
Фото: Александр Кузнецов/Agency.Phtographer.ru для «РР»
