Галузин выступает в Питере все реже и реже, но именно с его участием премьеры "Пиковой дамы" Александра Галибина, "Игрока" Темура Чхеидзе, "Отелло" Джанкарло дель Монако или "Катерины Измайловой" становились незабываемыми театральными событиями.

Послепремьерная замена главного героя лишала спектакли нерва и драматического накала, безнадежно упрощала как видимое, так и слышимое. Галузин воссоединяется с Мариинкой лишь на гастролях, предоставляя петербургской публике узнавать о его триумфах в Лондоне или Баден-Бадене из западных рецензий. Летом Галузин выступал в партии Отелло в новой "мариинской" версии, созданной Юрием Александровым и Семеном Пастухом. Премьеру (она же оказалась и генеральной репетицией) сыграли под занавес "Белых ночей". Затем постановка окрепла в "Ковент Гардене" и теперь кажется наиболее удачной из вердиевских опер, которым театр посвятил прошлый сезон.

Нынешний "Отелло" в равной пропорции сочетает консервативность и радикализм. Мрачным угрюмым фоном для "исторически-достоверных" костюмов, где роскошь дорогих тканей и вычурность фасонов напоминают о богатстве венецианской республики, служит огромный борт военного крейсера, вплывающего на сцену в начале оперы и не покидающего ее до самого финала. Флагман эскадры ХХ века, с огромными коваными заклепками на темно-медных листах, отсылает и к феллиниевскому кораблю, и к "Титанику", и ко всем тем махинам начала века, которые, воплощая самодовольство и самоуверенность человека, оказывались в итоге игрушкой стихий.

Отелло - закованный в броню победы и успеха - вначале также демонстрирует несокрушимую силу, удачу и власть, исчезающие по ходу действия. Распад личности символизируют гигантские рыцарские доспехи, постоянно присутствующие на сцене, - вначале их вносят как трофеи победителя, затем они воплощают рок, судьбу-командора, наблюдающего из глубины сцены за происходящим и выжидающего добычу.

Семен Пастух не допускает на сцену никакой случайной бутафории, действие обозначает минимум предметов. Так огромные воткнутые мечи, чьи острые лезвия таят опасность, служат и крестами, и колоннами. Лаконизм оформления предоставляет расставлять акценты свету. Кровавое зарево неотвратимой беды или струящийся мертвенный лунный свет развязки - несомненные находки в ряду многочисленных удач художника Глеба Фильштинского.

"Отелло" - опера сцен-диалогов, моральных поединков, внимание публики не отвлечешь красочной массовкой или суетой бравурно-лицедействующего хора. Это - опера солистов. Поэтому слушать ее с Галузиным, Сергеем Мурзаевым (Яго) и Татьяной Павловской (Дездемона) было настоящим удовольствием. Голос Галузина радовал как чеканными верхами без вибрато и форсирования, так и насыщенным, почти баритональным низким регистром, его герой ни разу не сорвался на мелодраму или ходульный пафос. Даже там, где авторы заставляют ревнивого мавра быть жалким и раздавленным, страдания Отелло - Галузина меньше всего можно было назвать оперными. Достойным соперником оказался и Яго Сергея Мурзаева, чья масштабная партия могла бы подвигнуть Верди назвать оперу его именем - так либреттист "Отелло" Арриго Бойто предпочел в названии своей оперы не "Фауста", но "Мефистофеля". Татьяна Павловская распелась к финалу и, умирая в последнем акте, таяла на таком pianissimo, что публика покидала зрительный зал со слезами на глазах.

Валерий Гергиев ни разу не выпускал "Отелло" из своих рук, неудивительно, что о проблеме баланса оркестра и певцов вспоминаешь, лишь когда оркестр "берет слово" и демонстрирует достойную самодостаточность: в сольных репликах оцениваешь и трепетность квартета виолончелей, и мощь трубных кличей, отсылающих к церковным образцам. В остальное время оркестр служит певцам "мягкой подушкой", не захлестывая их в монологах, поддерживая на кульминациях и истончая моментами оркестровую ткань до полупрозрачной вуали. Поздняя вердиевская партитура, избавленная от парадно-прикладных функций, удобных аккомпанементов к ариям, штампов страстей и пороков, всего того, что составляет родовое пятно итальянской оперы, обладает недюжинным симфоническим током. Возможно, что это вагнеровское качество превращает "Отелло" для Гергиева в одну из любимых партитур. Не случайно Мариинка ставит его все снова и снова.