Двадцать шесть лет на одном месте. Войны и революции, одно государство исчезло – другое возникло, а ваш покорный слуга сидел в одной и той же конторе. Со второго этажа перебрался на пятый. Контора успела сменить имя. Была Публичной имени Салтыкова-Щедрина, стала Национальной без имени. Отсканировали генеральный алфавитный каталог и сделали электронный. На Московском проспекте напротив станции метро «Парк Победы» построили новое здание. Не полностью, правда – часть книгохранилищ не достроена, – но там, где раньше раскидывал свой шатер цирк «Шапито», теперь стоит огромный дом в стиле необрутализма, отдаленно напоминающий архитектурные фантазии Гитлера и Шпеера. Умная архитектурная голова в северном городе выстроила застекленное здание библиотеки. Это ж не Сан-Франциско. Здесь холодно. В самый разгар зимы, наблюдая шмыгающих носом немногих читателей, испытываешь острое желание процитировать Давида Самойлова: «Каково тебе в продутых залах, где хозяин редок, словно гость…»

В новом здании – книжки после 1957-го, в старом – до… Сообщение между зданиями не предусмотрено, чем подсечена серьезная филологическая, а равно и историографическая работа, предполагающая сверку текстов, лежащих рядом – на одном столе. Но отечественный потребитель, привыкший к диктатуре отечественных товаропроизводителей, робок, незлобив и терпелив. Он готов на все. Сердце радуется, когда соприкасаешься с боязливой его готовностью.

«Вы знаете, журнал „На литературном посту“ не выдается. Он на реставрации». – «А когда вернется из реставрации?» – «Не знаем. Сейчас сложности с грузчиками. Вот решим сложности с грузчиками, тогда и вернется. Да, а этот журнал – микрофильмирован. Будете микрофильм смотреть?» Господи, да он будет! Возьмет бобину диафильма, вставит диафильм в проектор и будет портить себе глаза, читая плохо, криво, косо отснятый текст.

«А книги 2009 года не выдаются. Проблемы с грузчиками и помещениями. Потерпите, месяца через три будут выдаваться». Потерпит! У него в запасе – вечность. Жизнь коротка, культура вечна. Не он, так кто-нибудь другой прочтет книгу 2009 года. «А вот эту книгу на ксерокопию мы выдать не можем. Плохое состояние, извините». Извинит. Нет, конечно, случаются истерические всплески, бунты, бессмысленные и обреченные, но в истерических этих всплесках та же готовность – потерпеть и подождать. Покорное понимание того, что библиотека – прежде всего книгохранилище, а уж потом книгоделище.

«А у вас есть разрешение на получение книги, изданной до 1862 года? Принесите, пожалуйста, справку, что книга вам нужна для работы, и получите разрешение». Принесет и получит. Зависнет электронный каталог – посидит и подождет. Есть всего один человек, кто спокойно, зло, уверенно и легитимно борется за права читателей – Михаил Золотоносов. Его статьи, официальные письма раздражают, злят, но делают свое дело. В библиотеке есть читательский совет – орган скорее декоративный, а вот если бы рискнули и ввели туда видного отечественного филолога и язвительного журналиста, этот совет стал бы рабочим органом. Что до неприятной язвительности, то какой же хороший журналист не язвителен? Профессия вынуждает быть быстрым и язвительным. Это библиотекарь терпелив, медлителен и тих – лежачий камень казенной читальни, под который не течет вода, что тут скажешь.

Эти проблемы Публички, то бишь Националки, не ее одной касаются. Дело в том, что в идеале любая крупная библиотека стремится стать библиотекой без читателей. Старые, опытные читатели крупных библиотек это если не понимают и не формулируют, то чувствуют и ощущают, отсюда их терпеливая покорность, вообще свойственная книгочеям. Библиотека без читателей как идеал крупной библиотеки кажется оскорбительным, возмутительным парадоксом, но это так – уж поверьте старому библиотекарю. Количество сохраняемых книг переходит в качество настороженного отношения к тем, кто эти книги может использовать и тем самым испортить. Совершенно нелепый, кафкианский образ библиотеки, где есть только книги, каталоги и обслуживающие книги и каталоги библиотекари, – и есть тот самый идеал.

Идеал странен и чуть ли не страшен в пору информационного взрыва, но он вписан в бытие библиотеки. Библиотеку без книг представить невозможно. Библиотека без читателей – странна, нелепа, но… вообразима. Без этого неприятного, как язвительность журналиста, консервативного ядра в существовании библиотеки ее просто не будет. Сколько бы ни вывешивали крупные библиотеки на своих сайтах каталоги, а то и тексты, баррикада останется. По одну сторону – мы и книги, которые надлежит сохранить, по другую – они, стремящиеся эти книги получить. За так, за бесплатно.

Нет уж, ты, друг милый, поползай по каталогам, пошурши библиографическими справочниками, закажи, подожди и тогда мы тебе из далекого фонда, где полки до потолка, пугающая тишина и запах формалина, желаемое тобой принесем со всеми возможными предосторожностями. Отсюда нелюбовь библиотекарей к таким журналистам, филологам и читателям, как Золотоносов. Это все равно как древняя нелюбовь оседлых земледельцев к кочевникам. Самое же любопытное то, что если не будет таких неудобных читателей, то вектор развития крупных библиотек с их огромными фондами как раз и упрется в тайно чаемое всеми профессиональными библиотекарями пространство абсолютно безлюдного дома, где живут одни только книги.

Иногда туда будут забредать в высшей степени достойные люди, терпеливые и многознающие, вот им и стоит помочь. Идеал этот, ни в коем случае не формулируемый, есть у каждого библиотекаря. Ваш покорный слуга знал и знает блестящих работников, с покоряющей легкостью ориентирующихся в каталожных лабиринтах, – для читателей же, для кого же еще, – которые в глубине души не могут не чувствовать, что клиенты – малозначащая деталь, пена, а главное – книги. Так один великий режиссер однажды заметил: «Главное – снять хороший фильм. Посмотрят его или нет – несущественно».