– Здравствуйте, господа! Те, которые все жаловались, что нет у нас внутренней политики в среду, получили некоторое утешение: политика началась. С самого утра три из четырех фракций Государственной думы в знак протеста против разных вещей покинули зал пленарных заседаний. О том, как это было и что будет дальше, мы сегодня будем говорить с представителем одной из этих фракций, с депутатом от «Справедливой России» Галиной Хованской. Галина Петровна, ваш взгляд изнутри: что же случилось вчера утром?
– Строго говоря, мы не предполагали уходить из зала.
– Вы – это фракция «Справедливая Россия»?
– Фракция «Справедливая Россия», да. Мы собирались работать, у нас действительно были очень важные выступления в отношении пенсий, изменения размера пенсии. И ситуация развивалась спонтанно. Дело в том, что в какой-то момент ведущий, господин Морозов, отключил микрофоны и прекратил выступления депутатов. Вот это уже стерпеть было невозможно, понимаете. Да, мы не признаем результаты выборов, да, мы будем бороться в судах, и на сегодняшний день даже во внесудебном порядке на ряде участков выборы признаны недействительными.
– Что значит «во внесудебном порядке»?
– То есть поймали за руку, установили факт вброса бюллетеней. Например, в Головинском районе на одном из участков это удалось сделать. Но это получается, только когда исключительно активные члены комиссии и наблюдатели, когда не подключается к этой процедуре милиция. И согласитесь, что это совсем непросто – выстоять в такой ситуации.
– Это очень непросто.
– Но, тем не менее, вчера разбирался еще один факт, уже не по Северному, а по Восточному округу, где наш кандидат тоже занял жесткую позицию и нормальные были члены с правом голоса в комиссии самой. Пока результаты не знаю. В городскую комиссию жалоба передана. Но до суда еще дело, конечно, не дошло, потому что мы просто собираем факты. Кроме того, в округе, от которого я всегда выдвигалась как одномандатник, господин Улас, представитель коммунистической фракции, говорил о чудовищных злоупотреблениях в районе Сокол, где он на трех участках сам присутствовал. Там выводили наблюдателей неугодных, лишали права голоса членов комиссии, которые были неугодны. И, к сожалению, я должна привести такой факт, что в Северном округе, в Тимирязевском районе, непосредственно этими манипуляциями по передаче пачек бюллетеней занималась зампредседателя участковой комиссии.
– Вот видите, какой кадровый голод, ужас. Галина Петровна, ну подождите. Это действительно о том, что будет несколько впереди. Я очень рад, что вы занимаете такую юридически взвешенную позицию, что вы собираетесь доказывать свою правоту.
– Конечно, безусловно, других вариантов нет.
– Но про вчера. Вчера впервые за бог весть сколько времени был бойкот фракциями пленарного заседания, и в течение часа-двух представлялось, что это бойкот солидарный. Потом солидарность посыпалась. Правильно я понимаю?
– Нет, неправильно, просто немножко отличалась мотивация выхода из зала. Для нас крайней точкой было то, что нас вообще лишили права голоса.
–То есть то, что происходило 11-го числа на избирательных участках в разных регионах страны, это вы бы перенесли и продолжали?
– В судебную процедуру. Да, безусловно, и будем это делать.
– А тут вам не дали слова сказать, и вы встали, видимо, огорчили депутата Дмитриеву, которая по пенсиям собиралась высказываться.
– Она собиралась выступать очень серьезно по этому вопросу, это ее направление, безусловно. Но она успела сказать, пока ей не отключили микрофон, что мы тоже не согласны с результатами выборов.
– Понятно. А дальше что? Насколько я понимаю, первое, что солидарно сказали лидеры фракций, вышедших за порог, – что вы будете добиваться встречи с президентом. Какой резон в этом требовании?
– Не добиваться, а просить. С президентом ультиматумами мы не привыкли разговаривать.
– Ну хорошо, просить. Простите, пожалуйста, а какой смысл был в этом требовании, в этой просьбе? Потому что президент ведь уже, насколько я понимаю, насколько нам телевизоры показали, уже сказал, что он удовлетворен завершением избирательной кампании.
– Нет, я не слышала слов о том, что он удовлетворен.
– Он поздравил «Единую Россию» с победой, насколько я помню.
– Эти слова исходили от премьера. Это я слышала.
– Ну хорошо. Предполагалось, что президент просто не знает.
– Нет, он, безусловно, знает о результатах. Но о чудовищных фальсификациях, о технологиях, которые применялись в этой избирательной кампании, некоторые – впервые, я думаю, мы ему сможем рассказать на конкретных фактах. Потому что сейчас мы собираем со всех участков эту информацию. Голословно обижаться и говорить, что вот, мы проиграли, – это не тот случай. Я не привыкла к такому.
– Это смешно, конечно.
– Да, нужны конкретные факты. И нужно подумать, как, может быть, даже в законодательном плане какие-то из этих моментов заблокировать, понимаете. Например, рассмотреть предложение публиковать списки избирателей, которые пришли или, наоборот, не пришли. Нам в свое время удалось в районе Аэропорт установить факты, это были муниципальные выборы, когда весь дом не голосовал, а граждане, которые проживали в этом доме, были отмечены как голосовавшие. Скандал тогда удалось замять мэрии Москвы.
– Галина Петровна, а разве это представляет хоть какую-то техническую сложность в наш век интернета? Почему нельзя, собственно, и списки, и галочки в них вывесить в компьютерной сети?
– Безусловно, но это же не делается. Пересчет голосов, я считаю, в этой ситуации абсолютно бесполезная процедура.
– Ну это да, странное требование.
– Потому что вброс был мощнейший…
– Что там потом пересчитывать?
– …да, слипшаяся пачка, ну и что? Да, все видели. Галочка за одну партию. Ну… все равно это будет считаться.
– Правильно ли я понимаю, что сейчас перечни требований, которые выдвигают партии по части своего возвращения к работе в пленарных заседаниях, несколько разнятся?
– Разнятся. Мы еще предлагаем изменение нормы в регламенте, которая бы не давала возможности вот так затыкать, извините, нам грубо рот. Не давать нам возможности даже высказаться, озвучить свою позицию.
– Что вы имеете в виду? Какую-то квоту вроде черты оседлости? Что депутаты от оппозиции имеют право три минуты в час говорить?
– Нет. Имеется в виду действительно право высказаться хотя бы кому-то из представителей фракции на пленарном заседании, так называемая разминка у нас идет в начале. Но я не очень верю, учитывая, что произошло вчера. Дело в том, что любую норму регламента думское большинство может заблокировать, приняв другое решение и сказав при этом, что высшая позиция – это решение Госдумы.
– То есть в этом смысле поправки в регламент, не поправки в регламент – немножко второстепенно.
– Второстепенно.
– А кроме того что? Встреча с президентом?
– И мы просим президента выслушать нас, потому что нас всех беспокоит медленный, а теперь уже не медленный, а быстрый переход к однопартийной системе в стране. Если вы этого не ощущаете, я это уже ощущаю.
– Секундочку. Вчера в результате вашего совокупного действия это мы видели своими глазами, осталась однопартийная палата, которая совершенно не ощутила никакого неудобства по этому поводу.
– Безусловно, они чувствовали себя очень комфортно. Прений не было, высказываний не было, и они даже шли с опережением графика. Как замечательно! Зачем мы там нужны, в такой Думе? Но на самом деле это очень страшно, потому что даже если вы семи пядей во лбу, если вы профессиональный, умный человек, вы всегда можете ошибиться, согласитесь.
– Меня в этом убеждать не надо, я-то не считаю, что парламент не место для дискуссий, я считаю, что место.
– Ну вот господин Грызлов придерживается старой позиции.
– Насколько я помню, он уже много лет эту фразу не повторяет, так что, может, мы даже нехорошо поступаем, что ему ее напоминаем. Но как-то практика иногда туда сворачивает. Что будет дальше, Галина Петровна?
– Это зависит от сегодняшнего решения совета Госдумы, о котором я пока не знаю.
– Допустим, совет Думы скажет, что да, мы принимаем ваше предложение по перемене в регламент…
– И господин Морозов должен извиниться.
– Вот это я не знаю, это я не готов предсказать… По-моему, еще в среду к вечеру сказали, что да, Чурова мы позовем двадцать какого-то числа в Думу. Значит, все, вы возвращаетесь?
– Мы будем требовать отставки Чурова.
– Но это уже 23-го или 24-го.
– Потому что его реакция никакая.
– Почему никакая?
– Никакая. Она благостная: все хорошо, это истерика проигравших.
– Как говорят маловоспитанные детишки, глухая несознанка.
– Да, да, да. Все нормально, все замечательно, нет никаких жалоб. Ну они просто не дошли, может быть, до господина Чурова. Дойдут.
– Ну, наверное, дойдут. Почта у нас ходит не очень быстро.
– Вообще, он контроль по стране должен был осуществлять. Рекордсмены в этом процессе нарушения процесса голосования – Москва и Астрахань.
– Думаю, что есть желающие на эти лавры кроме Москвы и Астрахани. Про них действительно много шумят. Но ведь вспомните, что был еще и Дербент, где было совсем интересно.
– А еще была республика Марий Эл.
– Да, по поводу которой как раз особенно кипит господин Харитонов.
– И не только. Там были представители нашей фракции, которые тоже видели, какие были нарушения.
– Какие возможны действия со стороны взбунтовавшихся вчера трех партий, кроме того, что мы уже видели? Я слышал, что обсуждается вопрос, не оставить ли господам коммунистам на столе три мандата в Московскую городскую думу, не отойти ли в сторону с негодованием. Вы рассматриваете это как возможный вариант?
– Да, такая идея высказывается. Но дело в том, что у них не прошел, так же как у нас, ни один одномандатник. Я была лидером в своей группе, одномандатником, у них был тоже лидер – господин Губенко. Но в двух округах в какой-то момент подсчет замедлился, а потом стало все хорошо, то есть во всех 17 округах победили, как это и было запланировано мэрией Москвы, представители «Единой России». Так что речь может идти только о списке. А в списке 54 человека. То есть если сложит мандат…
– А, если первые три человека не берут, то берут четвертый, пятый, шестой.
– Да, то есть весь список должен сняться.
– А если, допустим, весь список снимется, то дальше, насколько я понимаю, по закону мандаты будут предложены третьему призеру, то есть ЛДПР?
– Вот это не факт. Нужно смотреть, и очень аккуратно смотреть, с юристами закон. Потому что не исключено, что в этом случае будут назначены повторные выборы.
– Вот как. Но это событие, которое не будет вкладываться в термины «паркетный бунт» и так далее. Это будет совсем серьезно. Как вы расцениваете вероятность такого поворота?
– Вы знаете, вероятность, безусловно, есть, но это решение будет принимать другая фракция.
– Да, понимаю. Я и спрашиваю вас в данном случае как стороннего эксперта.
– Но даже то, что это обсуждается, означает, что, в общем-то, и коммунисты очень недовольны своим результатом. Я оцениваю их результат вдвое больше, чем они нарисовали им, 13%. Конечно, они недосчитались как минимум еще трех мандатов.
– Теперь, если позволите, о том, о чем я буду спрашивать вас уже не как эксперта, а как действующее лицо. Расскажите, пожалуйста, про то, что вы будете делать в судах, чего вы будете добиваться.
– Это сильно зависит от того, какой мы наберем материал, безусловно. И там, где будут факты фальсификации, мы будем добиваться отмены выборов на этих участках. Но для того, чтобы признать выборы недействительными, мы должны показать более 25% участков, которые таким образом поступали. Их было существенно больше, их было 99,9%. Но знать – одно, доказать – другое.
– Да, тем более доказать юридически чисто, это, я понимаю, проблема гораздо более важная. Но разъясните мне, пожалуйста, мое недоумение. Сколько уже было этих избирательных кампаний, сколько было недовольных результатами, ходом, подсчетом, поведением правящей партии на участках, в ходе анализа результатов. Это все было много-много раз. И все время недовольные, когда шли в суды, требовали одного и того же – отмены результатов. И никогда не добивались. Насколько я знаю, не было практически никаких результатов.
– Нет, были только единичные победы.
– Да, на одном-двух участках.
– Да, к сожалению.
– То есть не имело никакого исторического значения. Я ума не приложу, вы мне сейчас объясните такую загадку: а почему люди не идут по гораздо более очевидному пути? Каждый раз, когда выясняется какая-то бяка – вот слипшиеся пачки, то-се, пятое-восьмое, это вполне конкретный состав уголовного преступления по статьям 141, 142, если я не ошибаюсь, Уголовного кодекса Российской Федерации, – почему не направлять усилия сюда? Посадите тех, кто это делает. Посадите первую сотню. Изменится же дело. Почему об этом не идет речь никогда?
– Идет. И об этом тоже идет речь.
– Расскажите, пожалуйста.
– В тех случаях, когда в этом замешаны, извините, члены участковой комиссии, именно такие решения должны приниматься. Но в городском суде мы проиграем, это однозначно. А вот в Верховном суде ситуация может измениться, как это случилось со мной лично.
– Галина Петровна, так мы увидим какое-то судебное движение?
– Увидим.
– Расскажите, пожалуйста, чего вы ожидаете именно по этой части. Я понимаю, что по вертикали чуровской не будет никаких движений, это более или менее очевидно.
– Не будет никакой реакции, да.
– А по судебной чего вы ждете, как вы себе представляете дальнейшую картину событий?
– Я буквально вчера разговаривала с нашими юристами. Они сейчас собирают информацию со всех участков. Будет сделан ее анализ, и будут поданы иски в суды.
– С требованием, опять же, отмены результатов?
– Отмены результатов и привлечения к уголовной ответственности в случае, когда такого результата добивались с помощью членов участковых комиссий. Потому что вот дама, которая получила из рук заместителя председателя участковой комиссии пачку, убежала просто, не удалось установить ее фамилию, имя, отчество. Быстро бегала.
– На это существуют специальные следственные органы, которые могут провести оперативные мероприятия, разыскать.
– Да, но дело в том, что применялась еще другая технология – так называемых открепительных талонов. У меня есть примеры, когда приходили люди и просили открепительные талоны, им говорили: уже нет, уже все разобрали. Дефицит большой был, понимаете. Но зато когда запускалась машина легковая с оплатой в размере 600 рублей, а для людей пожилого возраста это деньги – за день заработать 600 рублей, они садились в автомобиль, они подъезжали к очередному участку, им давали талон открепительный, они ехали к другому участку. Был определенный пароль, слово, я даже знаю, но не буду произносить, чтобы потом не оказаться в суде.
– Это вы и называете той самой новой технологией, которой раньше не было?
– Это новая технология открепительных талонов, безусловно, она была применена в этом случае.
– Но если я по вашему схематическому рассказу правильно понял, то там вам, собственно, никого посадить не удастся по этой технологии, потому что вы не поймаете того, через кого прошла утечка талонов.
– Вот это уже сложнее. Единственное, я слышала смелую женщину, которая в эфире радиостанции «Эхо Москвы» озвучила ситуацию, что она решила посмотреть, как это все изнутри происходит. Ей 52 года, она села в такой автомобиль, ей заплатили 600 рублей. Вот она объяснила, как все это происходило. И это меняет результат уже на 10%. Если еще добавить вбросы, это еще меняет результат. И уже не на 10%, как вы догадываетесь. Но установка была, я тоже о ней слышала – утечка информации все-таки происходит, – что минимум на 20% должны были изменить результат в пользу одной партии. Вот и все.
– Мы даже все догадываемся какой.
– И не пропустить ни одного одномандатника.
– Но видите, какое дело. Пока, по состоянию на сегодня, не случилось ничего нового, ваши оппоненты имеют абсолютно гранитную позицию, монолитную, полированный гранит.
– Да.
– Народное волеизъявление свершилось – докажи. Поэтому мне и представляются довольно странными все эти телодвижения типа изменений в регламент, типа встречи с президентом, премьером, еще с кем-то. А что, собственно, они изменят?
– Я вам могу сказать, что я шесть лет являюсь депутатом Государственной думы. И на моем веку я помню только один выход из зала шесть лет назад, когда принимался Жилищный кодекс и фракции «Родины» и КПРФ покинули зал. Все, за шесть лет первый раз такой демарш.
– Ну, было на самой заре единороссовской истории, в январе 2000 года…
– Ну да, когда сам господин Морозов выходил из зала.
– А, Морозов тоже был?
– Да.
– Потому что я вчера смотрел по телевизору, как господин Володин осуждает выходы из зала. Думаю, как интересно-то. Ну, видно, вот человек же прогрессирует. А вы не прогрессируете.
– Не прогрессирую.
– Есть ли у вас ощущение, что что-то будет происходить в позитивном направлении?
– Вы знаете, я все-таки считаю, что во многом… Мне сложно людей обвинять.
– А мы никого не обвиняем.
– Это высокая степень недоверия к власти и к результатам, которое сейчас доказывается уже и будет доказано в судебном порядке. Но если бы пришло 90%, уровень фальсификации – она бы все равно была, но уровень бы резко уменьшился. Поэтому я всегда говорила, я наивно немножко высказывалась на встречах с избирателями, когда мне говорили, что мы не пойдем голосовать, потому что все равно, Галина Петровна, нарисуют то, что надо, я говорила: ну у нас все-таки Москва, это не Башкирия, это не Чечня. Но оказалось, что мы переплюнули в Москве даже Чечню по проценту представительства – там 90% от «Единой России», а у нас 91%.
– Может быть, это и было целью.
– Они это сделали. Они должны гордиться. Но, по-моему, господа перестарались. Реакция пошла ровно обратная.
– Видите, какое дело. Если рассуждать именно с этой точки зрения, о которой вы сейчас говорите, насчет народного доверия, народной реакции, то как раз все это, в том числе вчерашний демарш ваших фракций и то, что мы сейчас с вами говорим перед телекамерами, это играет скорее в обратном направлении.
– Не сказала бы.
– Все такого рода события повысят порог неудовольствия по поводу всей этой тематики. Пропадите вы все пропадом, ни на какие выборы ходить не буду!
– А я слышала другую реакцию от людей. Мне вчера позвонили несколько десятков избирателей, которые сказали: «Молодцы, доказывайте в суде теперь».
– Как говорит молодежь – веселуха. Конечно, всем было забавно.
– Ну, забавно. Совсем не забавно то, что мы возвращаемся к тому, от чего пытались уйти все эти годы.
– Это абсолютно не забавно, согласен.
– Совсем не забавно получить однопартийную систему в стране. Но практически она создана этими выборами. В Москве, по крайней мере, представительного органа больше не существует для меня.
– В завершение нашего короткого разговора у меня к вам вот какой вопрос. Я прочел, что аналитики написали по поводу вчерашних событий. И некоторые господа написали, что и местные региональные власти на выборах 11 октября, эти самые три фракции, потому так остро это дело восприняли, что поняли, что это репетиция к федеральным выборам, что в следующие федеральные выборы будет то же самое с Госдумой. Близка ли вам такая точка зрения?
– Нет, не сказала бы. Например, в Павловском Посаде выиграл наш представитель от «Справедливой России». Но им пришлось доказывать победу, вызывая уже ОМОН.
– Замечательно.
– Вы понимаете, власть отдавать ну очень не хочется.
– Но ОМОН-то приехал. Вот на этом замечательно радостном примере, когда ОМОН приехал и навел порядок, мы и завершаем сегодняшний разговор об электоральных проблемах. Всего доброго!
