"Ну как там в Париже?" "Сразу видно, откуда приехала". "Вот что с женщинами делает Франция". Коллеги правы, Париж творит с людьми чудеса. В одежде и в настроении независимо от времени года поселяются весенние тона и полутона. А в сознании кружится неяркий, но цепкий хоровод новых образов и ощущений. То ли он состоит из едва уловимого аромата Сены, волнующего вас сильнее, чем сладкие любовные вирши. То ли - из длинного чугунного кружева знаменитых французских балконов, с явной неохотой покидающего даже новостройки. То ли - из неброско одетых женщин, деловито перелопачивающих весь ассортимент Галери Лафайет и охотно принимающих правила игры, когда им под видом платья предлагают лишь причудливые разноцветные кусочки ткани. Из острословов таксистов и вообще всей непринужденной атмосферы, которую умеют создать французы хоть в ресторане, хоть в церкви.
Но пополнить список авторов, прославляющих столицу прекрасной Франции, не моя задача. И потом, положа руку на сердце, я не могу не признать, что ровно за половину того душевного подъема, который мне дала недавняя командировка в Париж, отвечает вовсе не этот город.
Два дня из четырех я провела на скучнейшем мероприятии - конференции, организованной американской компанией Oracle для партнеров, клиентов и журналистов. Скучнейшем в том смысле, что процентов девяносто времени, на мой взгляд, было потрачено зря. То, что требовалось доказать, можно было доказать примерно за полчаса. Это, кстати, блестяще подтвердило выступление главы компании Ларри Эллисона, состоявшееся под занавес. Именно за те тридцать пять минут, которые я провела в зале вместе с шестью тысячами слушателей Ларри, я простила Oracle все: и невольные неудобства, связанные с командировкой, и туповатый пропагандистский напор предыдущих мероприятий конференции.
Из зала люди выходили, как после хорошего мхатовского спектакля. И это не был обман зрения. Собравшаяся вечером того же дня в ресторанчике на Монмартре компания русских участников конференции (люди, надо сказать, не обделенные жизненными впечатлениями), все нет-нет да и возвращалась к дневному событию. Хотя если бы кто-нибудь спросил, что же произошло, возможно, он и не получил бы внятного объяснения.
Да, нам показали безупречно срежиссированное шоу. Вспомнился даже анекдот про дородную русскую певицу и армянских слушателей, которые говорили: "А ты не пой, ты ходи - туда, сюда". Но мерные прохаживания по сцене хорошо сложенного оратора не были главным достоинством его выступления. Накал эмоций возник из сплава великолепной риторики (где их только этому обучают?) и ясности мысли. Ларри мастерски объяснял свою новую стратегию, заявленную почти год назад и претендующую произвести революцию не только в информационном бизнесе, но и в бизнесе вообще. Но и это еще не все. Ларри многое себе позволял. Он безжалостно пинал своих знаменитых конкурентов, издевался над глупыми заказчиками. Но это не вызвало отторжения, потому что у Ларри было право. Откуда?
Между прочим, один из участников нашей веселой компании в том самом ресторанчике вдруг посетовал, что уважаемый журнал, в котором я работаю, в своих публикациях сильно исказил информацию о его шефе, главе крупнейшего в России промышленного холдинга. Не вопрос, сказала я, если этот человек даст нам интервью, которого мы давно добиваемся, ошибка будет исправлена. А сама подумала: какая же пропасть разделяет бизнесменов - одного, выступающего перед многотысячной аудиторией, и другого, избегающего даже встречи с журналистом.
Значение устного публичного слова мне впервые открылось несколько лет назад, когда я прочла воспоминания легендарного американского менеджера Ли Якокки. По той страстности, помноженной на безукоризненную логику, с которой автор даже спустя много лет описывал свои выступления в конгрессе (он убеждал парламентариев создать для компании Chrysler временные особые условия, чтобы не дать погибнуть покачнувшемуся национальному производителю), можно было легко представить, какого масштаба власть была у этого человека. Она была огромна, несмотря на то что льгот ему, кажется, так и не дали. Я подумала тогда, что власть и, как следствие, право возникает из максимальной открытости, которая по определению свойственна хорошему оратору. Малейшая фальшь - и ты из властителя превращаешься в политикана.
В связи с этим можно лишь догадываться, почему руководители крупнейших российских компаний все еще предпочитают открытости почти полную закрытость. Но каковы бы ни были причины, мне теперь абсолютно ясно: о серьезной роли бизнеса в нашей стране можно будет говорить только тогда, когда мы услышим слово, публично произнесенное российским Ларри Эллисоном.
