Когда западнические силы (часто именующие себя правыми) стремятся путем консолидаций и рекомбинаций создать на своем фланге мощную - или хоть какую-нибудь - коалицию, ими может двигать не только партийный эгоизм (всякая партия желает иметь больше процентов), но и вполне искреннее стремление к общественному благу. Рассуждая о проблеме-2008, они указывают, что, поскольку победа Путина на выборах 2004 года представляется гарантированной, то, соответственно, гарантированным будет и продолжение в общем и целом западнической политики нашей страны. Не то в 2008 году: поскольку отлаженного механизма преемственности верховной власти в России пока нет и слишком многое тут делается на ручном управлении, допускающем самые разные случайности, одной из таких случайностей может стать приход к власти сугубо изоляционистского лидера, который начертает на своих знаменах призыв повернуться к Европе задом - и таки повернется. Наличие в политическом спектре сильных если не правых, то западнических, антиизоляционистских партий позволило бы такому повороту событий успешно препятствовать; напротив, зияние на этом участке спектра сделает поворот задом весьма возможным.
Конструкция вполне логичная, однако имеющая важный изъян. По умолчанию предполагается, что центром Вселенной является Запад (вар.: Европа), Россия же то притягивается к этому фиксированному и неизменному центру, то отталкивается от него, повинуясь при этом исключительно своим внутренним импульсам. Бесспорно, в конечном счете всякий поворот в политике государства есть результат некоторых внутренних процессов - в противном случае это не суверенное государство, а протекторат. Однако решения, принимаемые внутри, базируются также и на информации, приходящей снаружи. А характер этой исходящей с Запада информации (равно как и характер исходящих от него прямых воздействий) в разные моменты бывает весьма различным. И решение "притягиваться или отталкиваться" в немалой степени зависит также и от того, какие известия и воздействия исходят с Запада - хорошие или плохие. Считать устремленность на Запад безусловным благом, а дистанцирование от него безусловным злом можно, лишь считая его абсолютно благим. Быть ближе к Богу как единственному источнику благодати хорошо, а удаляться от него в обезбоженную пустыню - плохо. Возможен, конечно, и такой религиозный взгляд на Запад, но исповедующим подобную веру разумнее создавать не партию, а церковь. "От Запада звезда сия воссияет".
Признающим же, что в разные моменты своего исторического бытия Запад бывает весьма разным, легче разбираться в особенностях отечественной истории. Например, сильный изоляционизм первых Романовых может объясняться не только татаро-монгольским, византийским или же общеправославным наследием, но также и тем простым обстоятельством, что, во-первых, опыт непосредственного общения с польскими европейцами, осуществлявшими в 1604-1613 годах на территории Московского царства гуманитарную и миротворческую миссию, произвел на русских несколько отталкивающее впечатление и внушил им известную подозрительность насчет европейских ценностей. Во-вторых, в царствование Михаила Феодоровича в Европе шла Тридцатилетняя война, по своему ужасу (и уж во всяком случае по своей длительности), пожалуй что, и превосходившая случившуюся незадолго до того отечественную смуту. Это была война, в результате которой население Германии сократилось втрое, употребление в пищу человеческого мяса сделалось у немцев обыденным явлением, а католические священники благословляли многоженство - чтобы хоть так восполнить нехватку населения в опустыневшей стране, находившейся, напомним, в сердце Европы. Еще полвека после Вестфальского мира (1648 г.) Германия лежала в коллапсе и только раздыхивалась, а какой-то подъем начался лишь в XVIII веке. Добавим к тому более позднюю польско-шведскую войну ("Потоп" Сенкевича), Великий мятеж в Англии, смуты времен малолетства Людовика XIV - и много ли привлекательного тогдашний московит мог отыскать в неметчине?
Столь же очевидным представляется, что закрытие России, случившееся в 1917-м, вряд ли состоялось бы вообще - и уж точно не в такой полноте и ужасе, если бы старая Европа не совершила коллективное самоубийство в 1914 году. В незабываемом 1919-м, когда миллионы трупов догнивали в равнинах Фландрии, не так-то просто было из этих равнин доказывать обезумевшей России несомненные преимущества европейских и либеральных ценностей.
Cходные проблемы могли возникнуть и с доказательством преимуществ либеральной рыночной экономики в 1929-1933 годах. При том, что лютость Великого перелома, бесспорно, намного превышала собой лютость Великой депрессии, установление социалистического рая в столь запредельных формах было бы куда менее вероятно, продолжайся на Западе и далее благодатное процветание под звуки фокстрота. Когда кризисный Запад сам вполне искренне хоронил рынок и капитализм - для их идейной реабилитации затем понадобились десятилетия - что же говорить о России.
Иначе говоря, наглядная агитация насчет несомненных преимуществ свободного рынка, представительной демократии, либеральных ценностей etc., строящаяся на девизе "В Европу! В Европу!", обладает доходчивостью лишь тогда, когда из заветной стороны исправно доходят верные вести - "За морем житье не худо". Когда же вдруг начинают приходить вести совсем иного свойства, вся агитация тут же и скукоживается.
Но тогда неясно, имеет ли вообще смысл говорить об (анти)западничестве и (анти)изоляционизме применительно к 2008 году, до которого еще пять лет. В порядке мысленного эксперимента вернемся, напротив, на пять лет назад, в март 1998 года, и подумаем, могли ли мы тогда помыслить о гуманитарных бомбардировках Сербии (1999 г.), о неистово русофобских кампаниях западных политиков и СМИ в 1999-2000 годах, об 11 сентября 2001 года, о расколе в НАТО и ЕС, о неслыханном ухудшении американо-французских и американо-германских отношений, о фактическом упразднении ООН, с которой отныне можно не считаться даже и на чисто формальном уровне, об открытии Соединенными Штатами нескончаемой серии победоносных войн за свободу по всему миру? Не то что либеральные западники, самые национальные и самые патриотические силы - и те не выдавали столь далеко идущих прогнозов. На основе такого опыта по простой индукции дозволительно допустить, что и следующее пятилетие может оказаться не менее богатым на новшества. "Если бы чеховским интеллигентам, все гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие ("секретное тавро"), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого легкого - пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, - ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом (А. И. Солженицын)". Казус с чеховскими героями - это запредельный случай светлого будущего, но ведь и в случае с интеллигентом, которому в безмятежном 1910 году сообщили бы, что всего лишь через пять лет границы в Европе будут обнесены колючей проволокой, Англия, Австро-Венгрия, Германия, Россия и Франция будут ежедневно сокращать численность своего мужского населения на несколько тысяч человек, старинный брабантский город Ипр получит известность не по своим средневековым строениям (уже безжалостно уничтоженным тяжелой артиллерией), а по новомодному газу иприту, которым одни европейцы травят других, и что длиться все это будет годами, вплоть до осени 1918-го, - точно ли тут обошлось бы без сумасшедшего дома? Когда никто не берется сообщить, каков будет весной 2008 года курс доллара, так ли уж оправданна уверенность, с которой курс западных и европейских ценностей объявляется неизменным in saecula saeculorum?
Речь не идет о том, что заветный 2008 год обязательно будет таким страшным. Бог в Своем неизреченном милосердии может и спасти западное человечество от того состояния, куда оно сегодня уверенно идет - или хотя бы это состояние отсрочить. Речь идет о том, что при решении важнейшего вопроса о слиянном соединении России и свободы, от которого зависит вся дальнейшая судьба нашей русской земли, всецело закладываться на судьбу Запада хоть через пять, хоть через N лет есть крайнее неразумие, чтобы не сказать сильнее. Даже в вопросе о производстве сложных технологий материального свойства стандартное учение о том, что в импортзависимости нет ничего страшного, а импортзамещение только все дело портит, практический опыт богатых стран показывает, что при решении собственных проблем сами они сильно отступают от этого передового лозунга. Тем более странно мириться с полной импортзависимостью (и чуть ли не объявлять ее парадной добродетелью), когда речь о созидании и бытовании определяющих судьбу нашей страны важнейших духовных ценностях. Оправдание принципа свободы и достоинства человека не тем, что он есть образ и подобие Божие, а всего лишь тем, что в Европе хорошо и удобно жить, имеет тот недостаток, что если образом и подобием человек является всегда и везде, то жизнь в Европе бывает разная - когда хорошая и удобная, а когда и не очень, и бывают времена, когда импорт свободы и достоинства извне невозможен по той причине, что зарубежное производство этих ценностей намертво остановилось. Если мы импортнезависимы, европейские смятения хоть 2008-го, хоть еще какого года не могут иметь для нас критического значения, в противном случае имеют, и весьма. Нет импорта - ложись и помирай, как это уже неоднократно бывало.
Сама-то логика ценностного импорта понятна. С одной стороны, рекламный прием "хочешь быть, как эти богатые и цветущие люди на картинке - делай то-то и то-то" представляется непрошибаемым, а то, что люди на картинке вдруг могут сделаться из богатых и цветущих нищими и страдающими и тогда прием перестанет работать, в голову не приходит - этого не может быть, потому что не может быть никогда. С другой стороны, осознание того, что есть сущность (дарованные Богом достоинство и свобода) и есть явление (Запад, данный нам в ощущениях), и это конкретное явление может находиться в самых разных отношениях с исходной сущностью, требует углубления во всяческую схоластику насчет платоновских идей, номинализма и реализма и даже - horribile dictu - образа и подобия Божиего, а наша физика, как черт ладана, боится метафизики. Боится до такой степени, что величайшую и глубочайшую проблему России и свободы желает утверждать исключительно простейшими PR-методами - чтобы никакой метафизики и уж тем более поповщины.
В более благоприятные времена такая логика еще как-то может работать, правда, лишь до наступления времен неблагоприятных, когда все тут же и лезет по швам, но достаточно включить телевизор даже текущего 2003 (ниже 2008-го) года, чтобы понять: весьма неблагоприятные времена уже наступили, и духовная импортзависимость сгубит нас не когда-то потом (а может быть, как верят "правые силы", и вообще не сгубит), но уже здесь и уже сегодня. Если идеи свободы и достоинства что-то значат для русских сейчас, то уж точно не от сегодняшней оглядки на благодатный Запад, а от более или менее (уж какая есть) глубокой укорененности в русской почве. Без той же оглядки надо укоренять и дальше, а там еще неизвестно, кто, чего и у кого будет импортировать.
