В рамках организуемой Институтом общественного проектирования программы "Русские чтения" прошла дискуссия на тему "Почему Запад так пугают реформы Владимира Путина". Основным докладчиком стал известный немецкий политолог, директор программ по России и странам СНГ Германского совета по внешней политике Александр Рар. Его короткое, но емкое и яркое выступление вызвало в зале оживленную дискуссию.
В своем докладе г-н Рар говорил о трех вещах. Во-первых, о внешней политике России, о том, как Россия вписывается в новый миропорядок. Во-вторых, о внутренних противоречиях путинского правления - именно этого, по мнению г-на Рара, Запад больше всего и испугался. Наконец, в-третьих, о партнерстве России и Запада - об общих ценностях и общих интересах.
Александр Рар считает, что следующий год во многом станет определяющим для отношений России и Запада на многие годы. С одной стороны, наметилось охлаждение между Россией и ее западными партнерами, вновь возникли опасения по поводу того, будет ли Россия и впредь столь же политически стабильной, как сегодня, что создает определенный негативный фон. С другой стороны, в следующем году Россия будет председательствовать в "большой восьмерке" (это дает ей огромные возможности - целый год наша страна будет определять мировую повестку дня), а также, возможно, в том же году Россия вступит в ВТО, что станет серьезным тестом - готова ли Россия реально играть по общим правилам или все разговоры об интеграции были просто спекуляциями. То, как Россия выйдет из этой непростой ситуации, во многом и определит ее будущее.
В свою очередь, Запад перестает понимать сегодняшнюю Россию. В 90-х казалось, что она полностью разделяет западные ценности и искренне желает "идти на Запад". Именно поэтому все нынешние "отступления от демократии", сколь несерьезными ни казались бы они российской публике, вызывают столь болезненную реакцию на Западе. Эти мелкие шажки назад воспринимаются не иначе как разворот к авторитаризму. Мы, в отличие от того же Китая, сами просились на Запад и много в чем "клялись", поэтому сегодня и достается нам куда больше, чем китайцам, которые ничего такого не делали. А поскольку в последние годы Россия вышла из экономической зависимости от Запада (напротив, уже Запад начинает ощущать свою зависимость от России), то признаки такого разворота откровенно пугают западную общественность.
"Путин очень успешно выстроил свою политику модернизации на трех китах: энергетическая политика, военный комплекс и транспорт. Он разрушил все планы ЕС построить через Каспийский регион альтернативные пути общения ЕС с Азией - сегодня о них почти уже никто не говорит, их просто не существует. Россия же, с точки зрения Европы, является сейчас главным мостом в Азию. Наконец, несмотря на критику Запада, чеченская проблема хотя и не решена окончательно, но уже не имеет прежней остроты. Чечня вернулась в состав РФ, о чем в 1999 году на Западе никто всерьез не мог и подумать. Все это свидетельствует о новой силе России. Ельцин говорил о великой державе, но на самом деле он был слаб, над этим смеялись. Когда Путин не в шутку начинает заигрывать с авторитаризмом - это пугает", - считает Александр Рар.
Естественно, что такая более сильная и более свободная в своих стремлениях Россия вызывает на Западе опасения. С сильной Россией Запад еще как-то может смириться, но вот с сильной и недемократической иметь дело ему явно не хочется. Отсюда эти истерики, и подпитывает их то, что из российской власти почти целиков вывалилась целая когорта политиков, с которыми Запад привык иметь дело. Нынешнюю, более закрытую элиту там просто никто не понимает, и это пугает вдвойне. Напоследок же Александр Рар выразил уверенность в том, что Россия хочет вернуться в Европу, и призвал ее играть в ней ту же роль, которую в свое время играли Александр I, Николай I, Александр II, Александр III, Николай II: "Конечно, это время было достаточно конфликтное, но Европа-то была общей!"
С российской стороны первым ответное слово держал председатель Национального гражданского совета по международным делам Сергей Марков. По его мнению, многие проблемы в отношениях России и Запада вызваны тем, что наша страна сегодня просыпается после тяжелейших 90-х годов, которые совсем иначе рассматриваются сегодня в России, а их восприятие имеет мало общего с "временем надежд", какими эти годы видит западная общественность. Г-н Марков разделяет точку зрения Александра Рара о том, что России нужна европеизация: "Евросоюз остается сверхпопулярным и сверхпривлекательным объектом для подражания. Он сверхпривлекателен экономически. Он сверхпопулярен с точки зрения образа жизни". Но эта европеизация не должна быть обвальной. "Стать Европой, сохранив русскую душу, сохранив русскую идентичность" - вот цель России, по мнению г-на Маркова.
"Суверенитет - исторический выбор русского народа, здесь ничего не поделаешь. Как-то я посчитал, какие страны в мире были суверенными более пятисот лет. Выяснилось: Россия, Великобритания, Швейцария и Швеция. Все, больше никто. Поэтому концепция развития, которая постепенно формируется в России, - это концепция суверенной демократии. Демократия в еэсовском понимании - это во многом отказ от своего суверенитета в пользу НАТО и Евросоюза. Поэтому в России идея европеизации входит в противоречие с идеей суверенитета. Сказывается и то, что в девяностые годы мы поняли, что если мы будем отказываться от своего суверенитета в чью-то пользу, то никто наши интересы уважать не будет. Этот опыт заработан собственными потом и кровью", - сказал Сергей Марков. При этом он подчеркнул, что модернизация современной России неотделима от развития демократических институтов и проблемы ценностей.
Развеять опасения Запада в отношении путинской России попытался и член научного совета московского Центра Карнеги, главный редактор журнала "Мировая экономика и международные отношения" Андрей Рябов. Прежде всего он выделил тот факт, что в последнее время российская внешняя политика приобретает все более выраженный ситуативно-реактивный характер. Причина этого не ошибки политиков, принимающих решения, а внутренняя противоречивость самого подхода к внешней политике. С одной стороны, мы видим стремление любыми средствами, во что бы то ни стало сохранить за собой, по крайней мере на среднесрочную перспективу, роль одного из центров силы и центров влияния, а с другой - постоянный дефицит ресурсов для обеспечения этой роли. Отсюда эта реактивность во всем, включая ответы на те или иные вызовы. Возникает проблема с Западом - значит, есть пространство для маневра, и тут же автоматически наступает потепление на каком-то другом направлении, как мы видели после, скажем, "оранжевой" революции на Украине. Напротив, стали сотрудничать с ОБСЕ по Киргизии - тут же возникло охлаждение с Пекином.
Другая причина противоречивости российской внешней политики, по мнению Андрея Рябова, заключается в следующем: "В последние пять-шесть лет Россия из экспортера нефти превратилась в держательницу глобальных ресурсов. Во многом это связано с усиливающейся нестабильностью в странах Персидского залива. Появились альтернативные Западу потребители ресурсов, которые выступают с целым рядом конкретных предложений. В результате монополия ЕС на российский сырьевой экспорт стала подвергаться очень серьезному сомнению. Глобальными же ресурсами не делятся, особенно если осознание реалий глобализации еще недостаточно укоренено. Поэтому, с одной стороны, хочется стать частью глобальной элиты, не совсем понимая при этом правила глобальной игры, а с другой - сохранять полный контроль над этими глобальными ресурсами. Пока такое противоречие существует, боюсь, что и странности в международном поведении российской элиты сохранятся".
Что касается наметившегося обострения отношений между Россией и Западом, то г-н Рябов не склонен переоценивать масштаб этого охлаждения. В этих отношениях он видит две основные составляющие - ценностную и целе-рациональную. Если на ценностном уровне, который в основном продвигается парламентскими кругами и медиа, взаимное недовольство велико, то на уровне реальной политики этот конфликтный потенциал гасится главами государств и теми людьми, которые формируют внешнеполитическую линию. Поэтому даже крупные скандалы, которые, кажется, вот-вот приведут к конфликту и разрыву, неизменно и довольно быстро сглаживаются на непубличном уровне (во многом благодаря тому, что Запад опасается не на словах, а на деле нарушать статус-кво на постсоветском пространстве). Поломать сложившуюся модель отношений может либо серьезная дестабилизация в России, либо появление реальной и консолидированной оппозиции. При выполнении одного из этих условий давление ценностной линии на политику Запада в отношении России возрастет и может существенно ее изменить.
Президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский предпочел говорить о самом механизме понимания России Западом. Точнее, о его дефектах. Г-н Павловский показал, как Запад сам загнал себя в ловушку "непонимания России". Так, в начале 90-х все те западные организации, которые стремились содействовать демократизации России и развитию гражданского общества, вели себя по отношению к российской стороне весьма лояльно, прислушивались к аргументам, выстраивали свои программы в диалоге с русской стороной с пониманием реальной структуры общества, реальных проблем, реальных "да" и "нет", которые существуют в обществе. Но к середине 90-х ситуация изменилась: концептуальный интерес к тому, что происходит в России, исчез, "все стало понятно", фонды сформировали свои программы и перестали прислушиваться к "глупостям, которые несут эти русские". Запад точно знал, с кем здесь нужно иметь дело: "Яблоко" плюс еще одна партия, которая на данный момент считается правой. От "Демвыбора России" до Союза правых сил - а это в принципе всегда были одни и те же люди. "Демократическая идентичность" этих людей не пересматривалась ни при каких обстоятельствах, даже если они лично занимались, допустим, в одном случае фальсификацией выборов, а в другом - расправой со своими конкурентами с использованием государственных структур. Все это было не важно, они все равно оставались носителями некоего абсолютного демократического мандата.
Ну и конечно, Чечня. Как только началась чеченская война, Западу стало ясно, чем надо заниматься в России. Туда кинулись все правозащитники, специалисты по развитию демократии. "Хотя, думаю, в той реальной ситуации с программами развития демократии на Кавказ надо было идти в последнюю очередь. Надо было развивать что-то, что предшествует демократии, что в принципе делает возможным саму постановку вопроса о демократических институтах. Был сформирован очень узкий интерфейс, который в принципе ничего не мог сообщить о реальном состоянии дел, о реальной повестке дня политических сил. А потом, как совершенно правильно было сказано, в 2003 году все это исчезло - все эти партии, которые и раньше не имели перспектив, а все, что у них было, получали от власти. Исчезновение этих партий из Думы было воспринято Западом как обман. Но не понятно: а что, собственно, было обещано в этой сфере?" - сказал Глеб Павловский.
Запад предпринимает странные попытки что-то понять в России, принципиально не прибегая к инструментам понимания и не задумываясь о том, насколько существующие инструменты адекватны. По мнению г-на Павловского, сегодня Россия нуждается не в уменьшении, а в увеличении западной помощи - в своего рода плане Маршалла в гуманитарной сфере. Но он должен строиться в соответствии с реальной проблематикой, с учетом состояния российской гуманитарной среды, например состояния коррупции в общественных организациях России, с пониманием того, насколько в запущенном состоянии находятcя западные механизмы понимания России. Если же у Запада интерес к этому отсутствует, то это так и должно быть сформулировано: ну нет у нас интереса в России - мы не хотим ее понимать. Тогда должен быть сформирован какой-то узкий набор критериев соответствия или несоответствия западному пониманию демократии. А Россия ответит, хочет или не хочет она этим критериям отвечать. Может быть, в нашем понимании они вообще не являются критериями политического развития страны.
