На смерть поэта
Вячеслав Суриков 18 июля 2016, 00:00
№28
В серии ЖЗЛ вышла биография Владимира Маяковского, написанная Дмитрием Быковым. Возможно, из всех текстов, посвященных Маяковскому, этот — самый объективный
Книга начинается с подробностей смерти Маяковского и ими же заканчивается. Закольцованная структура позволяет, закрыв последнюю страницу, открыть первую и обнаружить там продолжение истории. Автор настаивает на том, что это было самоубийство, и не оставляет шансов другой версии. Подтверждение тому — вся жизнь Маяковского и его собственные слова: «Сегодня я на всякий случай даю прощальный концерт». Подробные воспоминания о последних днях жизни поэта, позволяющие проанализировать его психологическое состояние, тоже не оставляют сомнений: у Норы Полонской не было возможности его остановить, даже если бы она согласилась на все, о чем он ее просил в ту последнюю встречу, после которой раздался выстрел. Быков монтирует эти воспоминания так, что в воображении читателя возникает максимально полная картина — насколько это возможно восемьдесят с лишним лет спустя. Впрочем, можно предположить, что Быков ведом скорее интуицией, чем логикой фактов, но это лишь
придает его аргументам убедительности.
Не менее сильное впечатление производят косвенные доказательства, например возникновение вокруг Маяковского круга самоубийц, которых он то ли спровоцировал своим примером, то ли притянул себе подобных логикой своей судьбы. Прежде всего это самый важный человек в жизни поэта — Лиля Брик, выпившая свою порцию яда в конце 1980-х. Не избежал этой участи и Юрий Карабчиевский — один из главных интерпретаторов судьбы Маяковского. Его текст «Воскресение Маяковского» актуализировал творчество поэта в 1990-е, в самом начале которых Карабчиевский и принял смертельную дозу снотворного. Словно бы выстрел Маяковского пробил в пространстве черную дыру, которая и десятилетия спустя продолжает втягивать в себя жизни людей. Но если не женщина — первое, что приходит в голову, — что же тогда послужило причиной для выстрела? Быков, говоря о предумышленном самоубийстве поэта, подчеркивает художественный смысл этой акции: так Маяковский придал своей жизни завершенность. Он выбрал тот самый путь, который и сделал его супергероем эпохи.
В отличие от Карабчиевского Быков не пытается ниспровергнуть поэта с занятого им посмертно пьедестала «лучшего, талантливейшего». «Нас мало, нас, может быть, трое» — это Пастернак все-таки и о нем тоже. Вместе с тем он признает, что, связав свою творческую биографию с революцией и большевистским государством, Маяковский оказался слишком уязвим и те болезненные метаморфозы, который переживал государственный строй в России в конце 1920-х, вышибли из-под его ног идеологическую основу, что не могло не сказаться на его поэтическом и драматургическом творчестве. Но в отличие от Бенедикта Сарнова, автора выдающейся, пронизанной любовью книги «Маяковский. Самоубийство», который признался на ее страницах в том, что «в ранней юности Маяковский был моим богом», Быков не так беспощаден к творчеству поэта в период отечественного термидорианского переворота. Быкову удалось увидеть Маяковского, не отождествившего себя до конца с государством.
№28-29 (995)
18 июля 2016 - 24 июля 2016 В номере: Главное Главная новость Разное Экономика и финансы Общество Культура Потребление Казахстан- Международный финансовый центр принесет Казахстану дополнительно до 1% ВВП в год
- Брексит поможет привлечь инвесторов в Астану
- Белорусским курсом
- Шанс для бюджета
- Антиамериканский госсекретарь
- Трудолюбивая Мэй построила кабинет министров на свой лад
- Франция: скорбный день июля
- Закон, перераспределяющий силу
- Дешевле и свое
- Импортировать строительные материалы в Россию стало невыгодно
- Грозное оружие для «Хаски»
