Русское искусство в поисках себя

Владимир Дубосарский с 1994 по 2014 год работал в соавторстве с Александром Виноградовым, создавая полотна в жанре монументального псевдореализма. Сейчас эти картины находятся в коллекциях Третьяковской галереи, Русского музея, Центра Жоржа Помпиду (Париж), Музее современного искусства (Хьюстон) и во многих других. За последние три года у Владимира Дубосарского прошло восемь персональных выставок.

— Какое место сейчас занимает русское изобразительное искусство в мире?

— Если быть объективным, то место современного русского искусства в мировом культурном процессе невелико. Для этого есть много причин, но базовая — то, что русское современное искусство в него не интегрировано. Есть ряд международных выставок, которые представляют собой смотр идей и художников, и на них обычно бывает один, два, три художника из России. Зачастую это может быть связано с системой неких квот, которые подразумевают, что на выставке такого уровня должны быть представлены художники из Африки, из Латинской Америки, и для Восточной Европы тоже выделяется несколько мест. Это не совсем так грубо, но в каком-то смысле это именно так и выглядит. Я не представляю себе международную выставку, на которой будет половина русских художников, если только это будет не выставка русского искусства. Если рассматривать современное искусство как индустрию, а она таковой и является, потому что задействует большие человеческие ресурсы и производит колоссальное количество событий и финансовых потоков. Есть страны — лидеры этой индустрии: США, Китай, Англия, Германия. Периодически возникают модные тренды вроде бразильского искусства или индийского, которые, может быть, не задерживаются надолго, но на три-пять лет они становятся модными. А Россия рассматривается, (о чем не принято говорить, но я так думаю) как часть Восточной Европы, как Польша или Чехия. Главная проблема в том, что русское искусство само себя не осознает. Оно себя не описывает, потому что нет настоящего серьезного дискурса. Все находится в полуфеодальном состоянии.

— Талант еще имеет какое-то значение?

— Талант оставьте себе. Он у вас есть, и слава богу. Вполне достаточно средних способностей, чтобы комфортно существовать в современном искусстве. Оно давно превратилось в среду, где можно жить и работать. Любой человек здесь может найти себе место, и его недостатки могут стать его достоинствами. Любой человек может в нем раскрыться, если он этого захочет. Возьмем, к примеру, трансавангард (течение в европейской живописи, итальянский вариант неоэкспрессионизма. — «Эксперт») в Италии. Я не считаю, что его создали великие художники, я думаю, что таких художников можно было бы и у нас найти. Но появляется Бонито Олива (итальянский критик. — «Эксперт») и грамотно это описывает, связывает его с древними традициями, итальянскими в том числе, связывает это с новой пластикой, хотя пластика у них не очень сильна, но он заявляет об этом — берет на себя ответственность. Вот есть в Италии арте повера («бедное искусство» — художественное течение, возникшее в Италии во второй половине 1960-х. — «Эксперт») и есть трансавангард. Я не хочу сказать, что все так просто. Но за этим стоят конкретные люди, которые смогли разглядеть в этом ценность и продвинуть это в мире за счет своего таланта и авторитета. С этим у нас проблема — в нашей среде. Сама среда при этом устроена по западному образцу — она как бы толерантная, лояльная, внешне комфортная, но внутри она очень дискретная, как и все русское общество. Русское искусство хочет о себе сказать, что оно такое же, как во всем мире, что оно тождественно по своему составу, по тем проблемам, которые ставит. Внешне это так и есть. Но менталитет такой же, как у российского общества: снобизм, нежелание делиться, конфликтность, неумение работать в коллективе, хотя именно Россия является автором коллективного проекта, каковым был ранний СССР, и искусство тогда было коллективным продуктом, когда автора, по сути, не было. И сегодня на Западе левая идея базируется на коллективизме, который был впервые проявлен у нас.