Хотя работу СМИ по освещению теракта в театральном комплексе на Дубровке власть в целом оценила высоко и даже устами помощника Президента России Сергея Ястржембского журналистов поблагодарила, не прошло и недели, как Госдума в сверхоперативном порядке (в совпадения я не верю) приняла поправки к Закону о печати, существенно ограничившие возможности журналистов при освещении террористических актов и контртеррористических операций. А Министерство печати с такой же скоростью подготовило проект документа со сложным названием "Методические рекомендации по освещению в СМИ чрезвычайных ситуаций, представляющих угрозу безопасности людей".
Помимо естественных ограничений, поправки к Закону о СМИ содержат весьма расплывчатые формулировки. Например, запрещается цитировать "лиц, пропагандирующих или оправдывающих сопротивление проведению контртеррористической операции". Поскольку в законе точно не объяснено, что может считаться "пропагандой и оправданием" такого сопротивления, решать этот вопрос в каждом конкретном случае будет Минпечати. Оно будет оценивать публикации и решать, кому из СМИ выносить предупреждение, а кому - нет. После трех предупреждений СМИ может быть лишено лицензии по решению суда. Между тем под указанное определение можно подогнать почти любое антивоенное правозащитное выступление, например митинг против войны в Чечне.
Непонятно, зачем нужны такие строгости, если и Кремль доволен действиями журналистов, и даже представлявший поправки к Закону о СМИ в Госдуме член Комитета по информационной политике Павел Коваленко признал: "Отражение СМИ последнего теракта было в духе этого закона, хотя он еще не вступил в силу. Телевидение записало и Бараева, и прочих, но в эфир это выдано не было. Для тех, кто не понял, понадобился окрик Лесина". То есть и закона никакого не нужно - журналисты сами все понимают, а кто сразу не сообразит, тому министр Лесин подскажет.
Казалось бы, раз журналисты понятливые и слушаются указаний, то достаточно отрегулировать их поведение внутренним кодексом журналистского сообщества. Принять, к примеру, предлагаемую Союзом журналистов России "Антитеррористическую хартию СМИ", в которой журналистам рекомендуется "стараться не стать рупором для выражения взглядов и программы действий террористов и не брать интервью у террористов во время совершения ими террористического акта". И достаточно. Потому что навязанные государством законодательные запреты отдельные чиновники, особенно в глубинке, могут использовать для личных или политических целей - сведения счетов с неугодными СМИ, исполнения очередного кремлевского каприза и т.д. и т.п. Не говоря уж о давней мечте генералов вообще отстранить СМИ от освещения чеченской кампании - чтобы показывали и печатали только то, что дает армейская (милицейская) пресс-служба.
Однако власть настаивает именно на законодательных ограничениях. Любопытно, правда, что четких разъяснений не вполне ясных поправок к закону Министерство печати не сделало. Так, например, "Методические рекомендации..." запрещают журналистам "брать у террористов интервью по своей инициативе", но не поясняют, по чьей инициативе брать можно. Телеканалы должны быть готовы "в любой момент прервать прямую трансляцию с места события", но неясно, кто должен отдать СМИ такой приказ. Журналистам следует "учитывать, что спасение людей важнее права общества на информацию, и прямо сообщать, что часть информации закрыта по соображениям безопасности". Но под этим предлогом могут засекречиваться любые сведения. А кто должен регулировать уровень цензуры, так и остается непонятным.
Все эти странности указывают на то, что власти, скорее всего, воспользовались благоприятной возможностью ограничить свободу слова. А формулировки сделаны неясными для того, чтобы запрещать не только очевидно неразумные действия журналистов, но и те, что неудобны властям по чисто политическим причинам. А иначе как, например, запретить Савику Шустеру в своей передаче "Свобода слова" на НТВ демонстрировать возрождение антивоенных настроений в рядах российской культурной элиты? Между тем я уверен, что эта передача 25 октября, в ночь перед штурмом театрального центра, очень напугала Кремль.
Складывалось впечатление, что общество начинает осознавать цену своей поддержки силового варианта разрешения чеченского конфликта. А СМИ в такой ситуации играют роль "коллективного организатора и пропагандиста". Видя, как любимые артисты, писатели и другие уважаемые люди один за другим высказывают свое неприятие войны и призывают к замирению с чеченцами, а простые москвичи в это же время демонстрируют такие же взгляды на уличных демонстрациях, телезрители начинают сомневаться в правоте своего кумира, упорно отказывающегося разговаривать с бандитами.
Больше всего беспокоит Кремль, по-видимому, не перемена настроений в отношении чеченской проблемы, а сомнение масс в непогрешимости Путина. Его всенародная поддержка основана на уверенности, что "он знает как надо" и все всегда делает правильно. До этих событий у простого народа не было оснований сомневаться в правоте своего кумира. А тут вдруг зародилась искра сомнения. А ведь от любви до ненависти один шаг, и чем сильнее любовь, тем этот шаг короче - искра сомнения очень быстро перерастает в пожар, и процесс прозрения приобретает лавинообразный характер. Власть испугалась, что если подобные ситуации будут повторяться, то от рейтинга всенародного любимца останутся рожки да ножки. А это для Кремля пострашнее террористов.