После Петербурга череповецкий вокзал, на который приезжаешь рано утром, кажется унылым и бедным. Высыпающие на платформу пассажиры через одного клянут власть за не построенные до сих пор перроны. С раннего утра на путях оживление, ползут составы с лесом и сталью. Лязг железа, гудки электровозов. Сонные автобусы на привокзальной площади, пофыркивая, разъезжаются по пустынным улицам. Первые безошибочные образы провинциального промышленного города. В небе - кроваво-красные всполохи рассвета, которые наводят на невеселые мысли о выбросах в атмосферу всякой индустриальной гадости. Но дышится легко, воздух чист. И уж точно чище, чем в Петербурге.

Обреченный на труд

Обычно города возникают как места обитания, как средоточия новой жизненной среды, и все в них создается и строится людьми, чтобы жить. Но современный Череповец, именно как город, был построен людьми, чтобы работать. Возводя его как аппендикс промышленного гиганта, никто особенно не заботился об архитектуре. Типичная всесоюзная стройка, на которую со всей страны свозились специалисты, рабочие, строители, куда целенаправленно распределялись врачи, учителя, журналисты и прочий подсобный человеческий материал, призванный обслуживать идею новой промышленной среды.

До открытия уральских месторождений Вологодчина была главной кузницей страны. Здесь все было "железным" - Железное озеро, Железный ручей, Железным полем назывался весь Устюжный край, который с древнейших времен вплоть до Петровской эпохи ковал для всей Руси оружие - мечи, топоры, пищали, пушки, ядра. И в том, что в XX веке российская металлургия вернулась на вологодские земли, есть известная историческая справедливость.

Своим вторым рождением город обязан академику Ивану Бардину, указавшему на Череповец как на идеальное место для строительства металлургического завода и убедившему в этом Сталина. При первом взгляде на карту страны кажется, что завод расположен в самом неподходящем месте: ничего своего рядом нет - ни руды, ни угля. До них - 1500-2000 километров. Однако, присмотревшись внимательно, понимаешь, что выбор удачен. Город находится на стыке трех экономических районов: европейского Севера, Северо-Запада и Центра. Железнодорожная магистраль Санкт-Петербург - Екатеринбург и созданная еще Екатериной II Мариинская водная система (соединившая через реку Шексну Волгу с Балтикой) образовали крупный транспортный узел, преимуществами которого город пользовался отчасти и до революции (тогда им управлял талантливый городской голова Милютин, превративший крошечный ремесленный городишко в степенный уездный город со своим банком и несколькими фабриками).

Вообще, Череповец всегда стоял особняком среди городов Северной Фиваиды (общее название монастырей Русского Севера - Кирилло-Белозерского, Горицкого, Ниловой пустыни и др., по аналогии с раннехристианскими поселениями в Египте). Все они возникли как монастырские поселения, но в отличие от светского Череповца таковыми по сути своей и остались. И даже древняя и могущественная Вологда, оказавшаяся вне транспортной системы Волго-Балта, хоть и считается областным центром, экономически безнадежно отстала от Череповца, чье население во второй половине XX века выросло более чем в 10 раз.

Леонид Парфенов и бард Александр Башлачев - вот два ярких осколка череповецкого пассионарного взрыва. Им была уготована разная судьба, но оба они стали знаковыми фигурами своего поколения. Первый - самый стильный тележурналист, кумир российских яппи. Друг его юности Башлачев - теперь уже легенда российского рока, один из самых пронзительных поэтов "времени колокольчиков". Рационализм пролетарского города, по-множенный на тоску по отдаленной цивилизации, вытолкнул их из своей среды, как инородные тела, - и тот и другой так или иначе реализовали себя во "внутренней эмиграции". Как говорил некогда сам Леонид Парфенов, желание стать журналистом в Череповце считалось просто неприличным.

Патриотическая экскурсия

Огнедышащий сляб выкатывается в облаках пара на прокатный стан и с грохотом укатывается под пресс. Чистый, безлюдный цех, вытянувшийся металлической кишкой на добрый километр, оглашается эхом великого гимна труду. Сверхреальный мир гигантских стальных машин подавляет утилитарным величием любого, кто впервые попадает в его чрево, а затем очаровывает древней мощью. "Мы уже давно включаем в туристический набор экскурсий по городу посещение комбината, - с гордостью сообщает нам Анатолий Корюкин, менеджер пресс-службы " Северстали ". - Круче любого шоу! Причем нашим туристам нравится даже больше, чем иностранцам".

И верно, достопримечательностей в Череповце нет, кроме маленького музея русского художника Василия Верещагина и разоренной усадьбы князей Гальских. Экскурсия по заводу восполняет дефицит зрелищ с лихвой. На любой вопрос любознательных туристов металлурги или многозначительно поднимают брови, или с улыбкой подмигивают, вслед за этим разворачиваются лицом к грохочущей доменной печи, являя абсолютную отрешенность от внешнего мира.

Устроиться на комбинат - мечта большинства череповчан. "Типичное объявление у нас в газете, - рассказывает главный редактор газеты "Речь" Елена Бегляк, - ищу человека, который устроит меня на "Северсталь". В качестве вознаграждения - ползарплаты за шесть месяцев". Кроме стабильной зарплаты сердца металлургов греет уверенность, что их не бросят, когда они выйдут на пенсию. В городе действует клуб ветеранов "Северстали", его спонсирует комбинат через специальный фонд. При клубе работают психологи, врачи, которые бесплатно посещают хворых, членов клуба кормят в столовых, устраивают им всевозможные развлечения, - в общем, по словам самих ветеранов, ухаживают, как за родными детьми.

Такси, цветы, хоккей

При этом, если верить социологам, количество недовольных жизнью в Череповце больше, чем в соседней Вологде, где зарплаты на порядок ниже. Вроде бы парадокс, но недовольство это - скорее следствие здорового скепсиса, осознания перспективы. Идефикс череповчан - перестроить старые хрущевки на современные многоэтажки, коттеджи и таунхаузы. И можно не сомневаться - строительный бум в Череповце не за горами.

Еще череповчане обожают ездить на такси. В городе не менее полудюжины таксомоторных компаний. В ходу всего два тарифа - 50 и 100 рублей. Меньше, чем за 50 рублей, не провезут и 20 метров, зато из одного конца города в другой обойдется не дороже сотни. Бизнес процветает, авто с шашечками носятся по городу, граждане ими охотно пользуются (при том что муниципальный транспорт функционирует удовлетворительно).

"На жизнь хватает. Череповчан вообще хлебом не корми - дай на такси покататься, - констатирует профессиональный таксист Алексей. - Ясен перец, отстегиваем "крыше", но немного - нас никто не душит. А частника тут сразу за жабры возьмут". Глядя на хорошие череповецкие дороги и удачно организованное движение, мы с фотографом осмеливаемся сделать комплимент местным властям. Как выясняется, напрасно. "Денег, ребята, в городе - куры не клюют, - усмехается Алексей. - Тут работай - не работай, воруй - не воруй, а их все равно лопатой греби. Куда-то же надо их тратить".

Богатство - богатством. Но по всему видно, что череповчане - предприимчивое племя, которому нравится работать и зарабатывать деньги. "Хотелось сделать что-то одновременно концептуальное и полезное", - признается Вячеслав Кричевцов, председатель Союза молодежи города Череповца и по совместительству управляющий модным кафе "Товарищ". Задорный дизайн в псевдокомсомольском стиле, официантки в пионерских галстуках, убедительное во всех отношениях меню (даже тарифы на битье посуды учтены). "Мы исходили из того, что молодежь ходит в кафе не только для того, чтобы механически жевать котлеты, - резонно рассуждает Вячеслав (белоснежная рубашка, черная кожаная куртка и мобильный телефон - вылитый комиссар нового времени). - Нужна какая-то идея, какое-то событие, не обязательно динамичное, главное - необычное. В Череповце культура кафе пока востребована слабо. Но это дело времени, все ведь от нас самих зависит".

Серость, невзрачность хрущевской и брежневской застройки череповчане компенсируют чистотой, аккуратностью улиц, густыми зелеными аллеями, парками и множеством цветочных клумб. Цветы - похоже, особая любовь череповчан: в городе полно цветочных магазинов, за прилавками которых на фоне роскошных роз, гладиолусов и гербер красуются молодцеватые парни, ловко составляющие небанальные букеты.

"У нас жизнью только бюджетники недовольны, - поясняет Надежда Кузминская, главный редактор газеты "Голос Череповца". - Слишком большой разрыв в зарплатах: "Северсталь" планку задирает, остальные не успевают подтягиваться. И еще нам, журналистам, туго приходится. Центр влияния один, борьбы никакой, поэтому финансировать нас особого смысла нет. Мы уже смеемся, что у нас в городе теперь одна проблема - в день получки на комбинате в городе проституток не хватает. И еще хоккей: главная новость каждой недели - сколько шайб забьет "Северсталь"". Не секрет, что победы команды "Северстали" - часть брэнда Алексея Мордашова, основного владельца комбината, одного из самых успешных и амбициозных менеджеров России.

Хранители времени

"Жизнь всегда может быть лучше", - риторически замечает Василий Александрович Черняков, доцент Череповецкого университета, кандидат философских наук, член-корреспондент Академии естественных наук. Черняков лукаво улыбается, нервно поправляет седую шевелюру, которая сообщает его несколько неряшливому облику академическую харизму. "И тогда ничего себе жили, и сейчас можем жить еще лучше", - тихо добавляет он, выходя с томиком Бертрана Рассела под мышкой из книжного магазина.

Выбор в череповецкой книжной лавке, кстати, ничем не уступает петербургским "Снаркам" и "Буквоедам". Народ толпится у полок, сметая буквально все - от Мураками и Тютчева до справочников по юриспруденции. Магазин явно процветает - вопреки стереотипному представлению об индустриальном городе, среди приоритетов которого печатное слово якобы занимает последнее место. Череповчане вообще любят показать себя интеллектуалами. Будь то рабочий прокатного цеха, доцент университета или всем известный телеведущий. Мы, мол, тут не с печки свалились. Может быть, это советская привычка "жить образцово", а может, некое коренное свойство - ощущать себя причастными чему-то великому.

"Напрасно вы думаете, - восклицает Екатерина Калошина, экскурсовод Музея Верещагина, - что Череповец начался с завода. Это был чудесный городок до революции. Здесь был банк, газеты печатались, были гимназии, училища, сюда даже из Нижнего приезжали учиться. Череповец еще до революции был самым интеллигентным городом области". Екатерина Калошина - знакомый по старым фильмам типаж милого провинциального просветителя. Кутаясь в меховую жилетку, она обходит добротно отреставрированные музейные пространства с твердой уверенностью в собственной полезности и подробно рассказывает обо всех Верещагиных, уделяя равное внимание и великому живописцу, и его отцу, и его братьям.

Несложная парадигма

Дом Верещагиных расположен неподалеку от пристани, в историческом квартале, состоящем из старинненькой церкви, построенной на деньги местных купцов, и двух дюжин двухэтажных домов. На одном из них красуется яркое и абсолютно неправдоподобное граффити "Миру мир!". Раздается колокольный звон, в церкви начинается служба, на которой кроме батюшки присутствуют пара старух да еще худощавый юноша с решительным, как у президента Путина, лицом. Во дворе церкви копошится юродивый, а рядом, за оградой, двое рабочих торопливо перекладывают каменную плитку перед будущим памятником жертвам чеченской войны.

"Чего перекладываем? - не отрываясь от работы, переспрашивают рабочие в ответ на наше любопытство. - Да вот, приказали, вроде как из мэрии. Говорят, дешевая была плитка. Купили, значит, подороже. Говорят, вдруг президент приедет, а у нас плитка, едрить ее пополам, неадекватная! Вот и перекладываем..." Мы с облегчением вздыхаем - пугающая идиллия рассыпается под натиском привычной фантасмагории в духе Салтыкова-Щедрина.

Все на своих местах, время ничего не изменило. Как пел незадолго до своей гибели череповчанин Александр Башлачев: "Сегодняшний день ничего не меняет..." Как бы ни повернулся ход истории, все в его родном городе было бы, в общем-то, так же. И этот полезный гигантский завод, который выстроили бы по замыслу гениального инженера. И эти безликие коробки домов так же бы стояли немым укором нашей вечно неустроенной жизни и триумфальной памятью послевоенному возрождению, и радостные пролетарии, добросовестно и мирно пропивающие трудовую копейку в пивном ресторане, и тот кофейный комиссар, выполняющий по зову сердца новый социальный заказ, и верещагинский музей с интеллигентным экскурсоводом Калошиной, и чернорабочие, послушно меняющие плитку перед памятником жертвам кавказской войны в ожидании царского визита - все было бы точно так же.

Так же патриотично и прибыльно гудели бы сталеплавильные печи. Так же угрюмо курсировали бы трамваи между проходной комбината и "спальным" районом. Стоял бы тот же вокзал без перронов. Редактор газеты сетовала бы на отсутствие политической борьбы, молодой паренек на радость прохожим торговал бы гладиолусами, исправно рождались бы талантливые поэты, телеведущие и сталевары. И так же лукаво шутил бы старенький доцент: "Мы и тогда ничего себе жили. И сейчас можем - еще лучше".