Шахтеры — народ особый: жесткий и непростой. Недаром они славятся самыми радикальными формами досуга и социального протеста. Впрочем, с тех пор как угольная отрасль начала набирать обороты, протестные настроения пошли на убыль, а зарплата — в гору. Сыграла свою роль и сильная харизматичная личность Тулеева, который необычайно популярен у простых кузбассцев. Достигнутый в регионе социально-экономический, а значит, и политический мир основывался на негласной взаимной договоренности: собственники шахт дают стране как можно больше угля, не стесняясь нарушений техники безопасности, областной бюджет, которым распоряжается губернатор, получает большие налоги, а шахтеры — приличную зарплату. И все принимают возможные человеческие потери как неизбежность.
Единственным противовесом этой договоренности мог бы стать представитель федеральной структуры — руководитель регионального управления Ростехнадзора, которому закон предписывает выявлять нарушения техники безопасности на шахтах и при угрозе жизни горняков останавливать работу в забое. Но этот федеральный чиновник, Андрей Малахов, сам больше 20 лет проработал на шахтах Кузбасса и тоже принял эти правила игры. Он понимал, что его земляки и рады бы не спускаться каждый день под землю, но другой работы за такие деньги здесь не найти.
Система негласного сговора между кузбасскими шахтерами, предпринимателями, федеральными контролерами и губернатором, подвергающая повышенному риску жизни горняков ради увеличения добычи угля, функционировала довольно слаженно, но лишь до тех пор, пока не последовали одна за другой две катастрофы.
Аман Тулеев, как обычно в таких случаях, раздавал скорбные интервью федеральным и местным телеканалам, но тут вмешался глава Ростехнадзора Константин Пуликовский. Сегодня он требует, чтобы его ведомству дали право останавливать работу на опасных шахтах одним своим предписанием. Для Тулеева это чревато коллапсом отрасли, от которой зависит жизнь региона.
Однако предметом обсуждения в разбирательствах, последовавших за взрывами на шахтах, так и не стало главное. Сегодня угольная отрасль — это «людоедская» сфера экономики, где за последние пять лет, еще до взрывов на шахтах юга Кузбасса, погибли 350 человек. Решение проблемы безопасного труда шахтеров лежит даже не в области технологий — они известны, хотя и дороги (откачка и переработка метана). Угледобывающим компаниям выгоднее выплатить компенсацию семье погибшего, чем внедрять новые безопасные способы добычи. Так, за две последние катастрофы семьям шахтеров будет выплачено около 350 млн рублей. А угольный комбайн стоит до 600 млн рублей. И до тех пор, пока жизнь шахтера будет оцениваться ниже, чем затраты на совершенствование технологий и систем безопасности, условия для тихого сговора сохранятся.
В кузбасских катастрофах есть и политическая интрига. Аман Тулеев оказался заложником авторитарного по сути режима губернаторской власти, который сам же и создал. В отличие от других сибирских губернаторов — матерого аппаратчика Толоконского в Новосибирске, бизнес-менеджера Хлопонина в Красноярске, осторожного Кресса в Томске — Тулеев руководит регионом жестко директивно, в то же время не пренебрегая популистскими методами. В Кузбассе никто — ни пресса, ни даже федеральные инспекторы — не осмелится сказать, что губернатор виновен в создании возможностей для системы сговора.
Тем более настораживает компромисс, достигнутый Пуликовским и Тулеевым в совместном письме президенту России. Оба настаивают на традиционных мерах решения проблем безопасности, как то: повышение роли Ростехнадзора, придание ему полномочий закрывать опасные шахты и пр. Все эти рецепты тривиальны и вряд ли изменят сложившуюся систему неформального «улаживания» конфликтов между сторонами. А главное, в этом письме по-прежнему нет ответа на вопрос, будет ли повышена сумма страховой компенсации за смерть шахтера.
