«Если бы не девальвация, думаю, сейчас текстиль бы просто лежал, — уверял “РР” гендиректор Камышинского хлопчатобумажного комбината Игорь Скрипкин. — У нас производство падало с октября, но теперь курс рубля позволяет нам конкурировать с Пакистаном, Турцией». Июнь — первый месяц, когда у комбината стало больше заказов. Одним из локомотивов общего июньского роста стала как раз текстильная промышленность. На нее правительство возлагает особые надежды, говоря об импортозамещении и подъеме экономики. Большинство промышленников объясняют рост девальвацией.
Но она была еще в начале года.
Более существенно, скорее, на ситуации сказались протекционистские меры правительства. Некоторые эксперты на прошлой неделе даже заговорили о существовании негласного плана, цель которого — создать максимальные трудности для импорта. Эта версия объясняет, например, закрытие столичного Черкизовского рынка, через который по всей стране распространялся дешевый и контрафактный ширпотреб. Кроме того, с недавних пор российская таможня негласно ввела очень жесткий порядок досмотра почти всего турецкого импорта. Таможенное оформление грузов затягивается. Поэтому с начала года турецкий импорт в Россию упал больше чем наполовину.
Текстильщикам эти меры немного помогли. С другой стороны, статистика показывает, что, даже имея условия для импортозамещения, российская промышленность далеко не всегда этим пользуется. Не хватает производственных мощностей, технологий, инвестиций. Так, импорт обуви сократился почти вдвое, но и российское производство тоже упало. Импорт мяса падал много месяцев, а с мая вновь растет — потому что российский производитель не смог полностью занять освободившуюся нишу. Сделать это смогли только производители сухого молока. Но и для этого понадобились жесткие протекционистские меры — торговая война с Беларусью и полный запрет на ввоз белорусского сухого молока.
Импортозамещение — это длительный процесс, который надо подкрепить налоговой политикой, доступными кредитами, сформировать сеть для сбыта продукции. «Девальвация не способна компенсировать кризис кредитования, — признает Игорь Скрипкин, чье предприятие, несмотря на рост заказов, на грани банкротства. — Сейчас брать кредит — значит иметь намерение его не вернуть».
То есть говорить об июньском росте как о начале тенденции пока еще рано. Заместитель директора аналитического института «Центр развития» Валерий Миронов, например, считает, что «некоторое оживление производства может объясняться распродажей запасов со складов предприятий, скопившихся во время промышленной рецессии» или сезонным фактором — в июне экономика за счет активности сельского хозяйства всегда оживает. Понять, представляет ли июньский рост начало уверенного оздоровления или случайный всплеск, можно будет только через несколько месяцев.
Фото: ИТАР-ТАСС; Alamy/Photas; PHOTOXPRESS; Getty Images/Fotobank
