Хорошее лекарство не может быть дешевым. Что бы ни думал по этому поводу рядовой посетитель аптеки. Если что-то круглое и белое стоит десять рублей за упаковку, то поможет оно вам в лучшем случае на десять минут. А в худшем — навредит, потому что делается из дешевого сырья по технологиям середины прошлого века на заводах, где вряд ли есть достойный контроль качества.
А чтобы сделать хорошее лекарство, предприятие должно вложить большие деньги в его разработку, испытания и производство. Именно поэтому политика госконтроля цен на медикаменты имеет посыл во многом популистский (ну, если не считать, конечно, борьбу с особо хамскими накрутками), в отличие от государственной стратегии развития фармотрасли с ее целями создания новых препаратов и их производства именно в России. На излечение от импорта лекарств и их плохого качества государство до 2020 года готово потратить 177 млрд рублей.
Правда, нужно учитывать один важный момент: у дорогих современных лекарств, если они и наводнят Россию к 2020 году, должен быть конечный потребитель. А им по определению не может быть обычный простуженный посетитель аптеки. Конечный потребитель таких препаратов — дорогая современная капиталоемкая медицина. Страховая ли, государственная ли, но именно она формирует спрос на такие лекарства. Дорогой инновационный препарат человек не покупает без рецепта, его ему выписывает врач, а оплачивает страховая компания или государство, заботящееся о здоровье своего гражданина. Именно поэтому глупо модернизировать фармацевтику в отрыве от реформы всей медицины.
Второй момент — необходимость вложений в фундаментальную науку. Госстратегия ставит задачу за десять лет вывести на рынок 150–200 инновационных российских лекарств. Не все они будут абсолютно новыми, да это и нереально: если учесть, что каждое действительно инновационное лекарство обойдется в $1 млрд, то всей госпрограммы хватит на шесть видов новых таблеток. Речь идет в том числе и о модифицированных дженериках. То есть мы хотим брать за основу старые препараты, значительно их улучшать и замещать ими дорогие импортные средства. Если проводить аналогии, например, с военной техникой, то так сейчас поступают многие страны бывшего СССР, неспособные покупать современное оружие. Они модифицируют старое советское: разработают для танка Т-72 новую броню, поставят на него приборы ночного видения — и уже можно приписывать к названию букву «М» (модернизированный). По факту он становится лучше, и даже значительно, но до новейших разработок конкурентов, конечно, не дотягивает.
Делать это, безусловно, надо (лучше ведь, чем ничего), но такое догоняющее развитие не может продолжаться долго — рискуем отстать навсегда. И именно поэтому важно вкладывать большие деньги не только в развитие фармпроизводства, строительство новых заводов, но и в фундаментальную науку. Осенью прошлого года Минпром начал размещать заказы на научно-исследовательские разработки импортозамещающих препаратов и субстанций. Пока выделил чуть больше 500 млн рублей. Для российской науки, конечно, и это деньги, но понятно, что порядок цифр должен быть другим.
Либо надо стимулировать вложения в науку самих фармацевтических предприятий. Но как это сделать? Наши заводы производят в основном дешевые низкорентабельные дженерики, прибыль от них минимальна, и на научные разработки и исследования они отдают 1–2% от выручки. А иностранные конкуренты — 10–15%. И изменить эту ситуацию быстро почти невозможно.
В то же время создание нового лекарства — это инновация, а способы инновационного развития хорошо известны. Это льготы для тех, кто будет вкладывать средства в научные разработки и клинические исследования, создание условий для работы венчурных фондов в сфере фармацевтики и т. д. Другое дело — чтобы получить отдачу хотя бы через десять лет, начинать это делать надо уже сегодня.
