- Александр Васильевич, чем можно объяснить, что при обсуждении Концепции социально-экономического развития ХМАО на "круглом столе" не было ни одного выступления от нефтяников? Есть ли у них желание участвовать в доработке концепции, и насколько в целом в стратегических планах правительства ХМАО учтены бизнес-планы частных компаний, работающих в округе и в соседних субъектах?

- Планы компаний учтены. И если они не захотели выступать, то, видимо, у них нет возражений по концепции. Напомню, что концепцию утвердила дума автономного округа, где больше половины депутатов - как раз руководители нефтегазовых компаний. Мне кажется, у вас не должно быть сомнений: мы не планируем и не будем что-то делать в отрыве от хозяйствующих субъектов. В рекомендациях "круглого стола" речь идет о создании Межрегионального фонда развития производительных сил. Я бы с благодарностью воспринял создание такого фонда, но чтобы он появился, нужны очень убедительные аргументы. Потому что самый простой аргумент, мол, правительство ХМАО положит туда, условно, рубль и другие субъекты по рублю, для компаний звучит не слишком убедительно. Уверен, что они серьезно подумают, семь раз перекрестятся, и если увидят свой интерес, то пойдут в Фонд, а если нет, заставить их невозможно.

- На "круглом столе" очень часто упоминали проект Энергетической стратегии России, очередное обсуждение которого намечено в федеральном правительстве на июнь этого года. В чем принципиальное отличие этого документа от Концепции развития ХМАО?

- Я убежден, что государство обязано формировать энергетическую политику и с ее помощью добиваться желаемых результатов. Если нужно получить в госбюджет определенный объем поступлений от экспорта нефти, мы должны создать условия, чтоб компании имели доход и заплатили налоги в ожидаемом объеме. Плюс внутреннее потребление, которое тоже надо стимулировать и развивать. В итоге мы выходим на показатель 450 млн тонн в год. Теперь государство должно так выстроить систему, так сформулировать задачи и обеспечить их выполнение, чтоб добыча нефти в этом объеме стала возможной. В Энергетической стратегии действует иной принцип: там прописаны варианты стоимости нефти на мировых рынках. Если баррель будет стоить 25 долларов, мы будем в такие-то сроки добывать 340 млн тонн нефти, а если 17 долларов, то 280 млн тонн. Причем здесь, спрашивается, стратегия? Стратегия должна обеспечивать энергетическую, финансовую, национальную безопасность - эти критерии и положены в основу нашей концепции. А в федеральных документах царит сплошной фатализм. Я считаю, важно для всех отраслей (нефтяников, металлургов) дать ориентиры и правильно регулировать задачи. Конечно, есть отрасли, где не надо быть патриотами. Вроде выращивания бананов. Здесь не нужны дотации, а наоборот, может, стоит создать такие условия, чтобы тот, кто занимается бананами сейчас, обанкротился. В этом и есть значение государства и политика государства.

- Не кажется ли вам, что сам бизнес более эффективно решит вопрос, где, скажем, строить тот же нефтеперерабатывающий завод, о котором много говорили на "круглом столе"?

- Безусловно, может. Вы совершенно справедливо рассуждаете: это дело бизнеса - куда вкладывать деньги. Моя же задача как руководителя территории - пригласить, предложить, убедить, что это надо сделать здесь, в округе, в конкретном городе, поскольку для этого есть все условия. Я никого не собираюсь заставлять. Это нереально. Но если мы знаем, что в ХМАО объективно есть все, чтобы разместить целлюлозно-бумажный комбинат, который будет успешно работать в течение 5 - 6 лет, обеспечивая возврат вложенных средств, а потом начнет приносить прибыль, тогда я показываю, что это возможно вот здесь или здесь. Почему надо молчать, если совершенно очевидно: нерационально тратить огромные ресурсы и перегонять нефть в Омск за тысячу километров, где она перерабатывается в бензин и идет назад, к нам, по железной дороге? Может, намного эффективнее построить в ХМАО завод моторного топлива, хотя бы для собственных нужд. Тем более, это аксиома освоения любого региона: как только в новую нефтегазовую провинцию приходит разработчик, он на пробуренную скважину сажает "самовар" и получает моторное топливо, чтоб не возить его за тридевять земель. Я как раз учитываю психологию бизнесмена. Вторая моя задача - создать условия и доказать, что у нас действительно лучше.

- На "круглом столе" не раз поднимался вопрос о развитии в ХМАО геологоразведки. Вы не думаете, что если нефтяные компании сами будут заниматься разведкой, они смогут решить проблему воспроизводства минерально-сырьевой базы?

- Я не считаю, что функцию геологоразведки надо отдать компаниям. Потому что и политику недропользования должно определять государство. Если отдать все компаниям, то очень скоро нефть и газ мы будем покупать за рубежом. Потому что арабская нефть стоит значительно дешевле. Наши компании завтра соберутся и, если у них появится такая возможность, с удовольствием покинут насиженные места и переберутся в Ирак или еще куда-то, где теплее. Поэтому государство при всем либерализме рассуждений о том, что все решает рынок, имеет право формировать свою политику, в том числе и в недропользовании. Да, компании могут все решать сами. Но их нужно поставить в определенные условия, выработать правила. Для этого и существует государство. Иначе зачем оно нужно?

- А какие в связи с этим у вас отношения с Министерством природных ресурсов?

- Нормативная база совершенно не изменилась, а действия МПР неадекватны законам. Поэтому мы имеем серьезные проблемы с вводом в освоение новых геологических объектов. Казалось бы, надо воспользоваться желанием компаний участвовать в тендерах по геологическим вопросам, чтобы вести геологоразведочные работы в распределенном нами фонде недр за счет собственных ресурсов, а не за счет ресурсов государства. Но вот уже второй год эти конкурсы не проводятся. Если честно, я не вижу аргументов, почему этого нельзя делать. Мотивация тем, что это ведет к разбазариванию народного достояния, несостоятельна, запасов у нас достаточно. Более того, она не свидетельствует о профессиональном отношении к делу. На мой взгляд, государство много потеряло за последние годы. Очевидным для всех это станет через три-пять лет.

- Что вы можете сказать о развитии в ХМАО передельных производств, о диверсификации?

- Давайте такие слова, как диверсификация, сейчас не будем использовать. Об этом надо говорить, этим надо заниматься, но реально это перспектива не близкая. Сегодня в структуре экономики ХМАО 80% занимает нефтедобыча, 11% - электроэнергетика. Если весь ТЭК соберем, это будет 93%. Давайте предложим диверсификацию в течение трех лет, чтобы хоть на 10% слезть с "нефтяной иглы", - не получится. Последние несколько лет мы занимаемся лесной отраслью: она в глубочайшей депрессии. Это результат многих обстоятельств. Во-первых, итог ряда решений, прежде всего федеральных, в части инвестиционной, финансовой политики. Во-вторых, географическое положение округа сказывается: возить круглый лес убыточно изначально, на "колесах" цена вздувается. Мы вкладываем в прогрессивные методы заготовки и переработки древесины. Наша программа "весит" порядка 70 млрд рублей, увеличим с ее помощью заготовку втрое, переработку - вчетверо. Но даже это позволит нам нарастить долю лесной отрасли в общем объеме экономики с 0,5% только до одного. Конечно, мы ищем направления. Взять ту же переработку углеводородов: уже расширили свои возможности, и это только первые шаги. Будем стремиться к максимально возможной переработке, вплоть до авиационного топлива. По сравнению с сырой нефтью эта продукция на несколько порядков дороже, а значит, и доходы другие. Мы занялись новейшими технологиями, создаем мощный центр приема и обработки информации, подготовки высококвалифицированных кадров. Уверен, что через пару-тройку лет получим реальную отдачу. Пытаемся заниматься Приполярным Уралом. Именно пытаемся, потому что, к сожалению, делаем это одни. Никто не помогает. Несмотря на то, что необходимость в этом бесспорна. Ситуация осложняется тем, что на просторах Приполярного Урала нет никакой инфраструктуры. Мы сегодня там строим дорогу, занимаемся геологоразведочными и опытно-экспериментальными работами по добыче цветных металлов, интересным проектом по горному кварцу. Однако я подчеркиваю: подавать все это как некую альтернативу ТЭК просто нереально. Говорить, что мы сейчас создадим какие-то новые производства, которые будут конкурировать с нефтью в серьезных масштабах, нельзя. Но вот цифра для осмысления: у нас малый и средний бизнес за 2001 год произвел продукции на 40 млрд рублей. Столько же, для сравнения, произвела вся промышленность Тюменской области.

- На каких принципах строятся ваши отношения с бизнесом?

- Мы с бизнесом партнеры. Да, мы - власть, поэтому в пределах той компетенции, которая нам дана конституцией и федеральным законодательством, пытаемся формировать правила игры для бизнеса. Естественно, прежде всего ориентируясь на стимулирование, на развитие, а не на фискальные методы работы. Сначала государство должно помочь создать нечто, а уж потом взять все, что ему по праву положено. Здесь у нас тоже не всегда все удачно. Ряд региональных нормативных актов, которые прекрасно себя показали в деле, вошел некоторое время назад в противоречие с новым федеральным законодательством, и мы были вынуждены отменить эти законы. Хотя, на мой взгляд, они вполне могли быть подняты на федеральный уровень, тогда и эффект был бы значительно большим, чем в субъекте. Но понятно, что интересы отдельных представителей бизнеса и власти, мягко говоря, не всегда совпадают. Тогда мы входим в противоречие, пытаясь защищать интересы граждан. Типичный пример - борьба с незаконным оборотом винно-водочных изделий. Как только мы ужесточаем требования, законный оборот в два-три раза увеличивается, доходы бюджета возрастают. Как только отношения становятся более либеральными, тогда у нас люди как бы бросают пить, а в действительности это означает, что незаконный оборот алкогольной продукции существенно увеличился. Итог: бюджет теряет доходы, а огромное количество людей - здоровье. Поэтому бывают дискуссии, и довольно острые.