Пикет общественного движения «Архнадзор», проведенный против устрашающего акта вандализма, случившегося после обрушения дома на Садовнической набережной, слава Богу, вызвал немалый резонанс.
Снос старых домов в Москве – это, признаемся честно, много больше, чем просто снос старых домов. Конечно, нет такого города, где можно было б счесть похвальным сокрушение застройки конца XIX века тяжелой техникой – будто это какие-нибудь выработавшие срок эксплуатации хрущевки. Однако же в Москве, безнадежно утратившей в советские годы свою архитектурную целостность, свой исторический облик, – каждый «домик со знаком породы» драгоценен, поскольку слишком мало нам было оставлено.
Забавно и грустно: ведь Марина Цветаева, когда жалела о разрушаемых домиках, на самом-то деле называла «грузными уродами в шесть этажей» как раз то, что сегодня является для нас драгоценными осколками старой Москвы. Но Цветаева, выросшая в Москве действительно исторической, могла себе позволить такую роскошь. Мы не можем. Впрочем, среди снесенных домов есть и такие, о которых даже Цветаева могла бы пожалеть. О романтическом «доме-призраке» с необычно расположенными окнами она бы, несомненно, пожалела.
Иной раз кажется, будто нам хотят навязать Москву, состоящую только из Кремля и Красной площади, затиснутых в кольцо хаотического новостроя. Но Москва – это не только Кремль, она как-никак на семи холмах! Москва – это прежде всего старые улицы со старыми домами, не самыми плохими образцами которых была застройка, принадлежавшая некогда купцам Бахрушиным. Этих домов уже нет. Но, опять же благодаря «Архнадзору», мы знаем, что с государственной охраны тайно сняты еще более сотни домов, среди которых уж и вовсе «слава прабабушек томных» – не доходные дома, а дворянские особняки конца XVIII – начала XIX веков.
Причина-то происходящего до неприличия проста и понятна даже грудному младенцу (если это, конечно, московский грудной младенец): баснословная, безумная стоимость квадратных метров в историческом центре столицы, который весьма скоро при таком развитии событий перестанет быть историческим.
Но кое-что в этой истории все же обескураживает даже нас, налюбовавшихся и точечной застройкой, и «Петей на лодочке», как язвительно называет московский люд странного размера памятник, непонятно какое отношение имеющий к Москве: как-никак балтийский флот ладили не в ней.
Итак: рухнул дом, кстати, и рухнул-то оттого, что в нем проводилась незаконная реконструкция. При этом погибли трое рабочих, что, конечно, трагично, но также и заставляет лишний раз задуматься о качестве строительных работ в городе. Частично обрушившийся дом снесли. Ладно, допустим, он не подлежал восстановлению. Но за последующую неделю сносят вокруг обрушенного дома целый квартал, затем решают снести еще сотню прежде охраняемых старинных зданий и при этом обосновывают все это «обеспечением антитеррористической безопасности жителей города Москвы». Кто-нибудь из принимавших такие решения, может мне, безусловно, «жительнице города Москвы», внятно объяснить, какое отношение к терроризму имеют памятники архитектуры?
Создается впечатление, будто некто столь спешно подверстывал под факт обрушения дома «необходимость» разделаться с еще многими десятками малоэтажных домов, что думать о формулировках было просто некогда. Воля ваша, но как-то приличнее было бы вместо «антитеррористической безопасности» назвать причиной содеянного и предполагаемого сноса хотя бы «опасную для жизни ветхость», ну или еще что-нибудь. Неловко, право неловко.
Обращает внимание, что при строительстве обещанного взамен старинных зданий новодела нам обещано сохранить «исторические габариты». Честно говоря, и это вызывает изрядные сомнения. Ну какая выгода в сносе, если не увеличивать этажность? Скорее всего, на месте хотя бы некоторых из снесенных зданий воздвигнутся небоскребы – и начнут давить на хрупкую карстовую плоть города. (Впрочем, иной раз для того, чтобы вызвать катастрофические последствия, не обязательно даже огромное число этажей. После строительства торгового комплекса под Манежной проседание наблюдалось в диаметре полутора километров, а здания гостиницы «Националь» и Исторического музея прочертили заметные трещины.) Хищническое отношение к Москве влечет не одну проблему, а целый клубок проблем, сплетенных воедино.
Слава Богу, что есть «Архнадзор». Кроме гражданского общества, похоже, никто не озабочен исторической судьбой Москвы – о миграционной ли политике речь, о градостроительной ли. Что же, примем это как данность. И будем пытаться сделать все от нас зависящее, чтобы «домики старой Москвы» не исчезли «словно дворцы ледяные по мановенью жезла».
Но на душе, конечно, тяжело. Тяжело и тревожно.
В юности я была решительно убеждена, что все ужасное, случившееся с архитектурным обликом Москвы, уже случилось. Ох, как тут не вспомнить бородатого анекдота о том, чем отличается пессимист от оптимиста. «Все так плохо, что хуже быть не может!» – мрачно изрекает пессимист. «Может! Может!» – радостно возражает оптимист. Зря я была пессимисткой.
