Первый номер года мы традиционно посвящаем анализу основных экономических и политических тенденций текущего момента.
Прошедший год для нашей страны, уже привыкшей к депрессии, разного рода кризисам, снижению уровня жизни etc., стал годом необыкновенных экономических успехов.
Подробный разбор различных сторон хозяйственной и политической жизни можно прочитать в первом разделе этого номера, который называется "Тенденции".
Парадокс, однако, заключается в том, что почти никто не стремится понять глубинные причины хозяйственных успехов. В своей массе наблюдатели и аналитики, в том числе и правительственные, дежурно ссылаются на эффект девальвации (последнее время, правда, реже - уж очень давно она произошла) и высокие мировые цены на нефть. В таком понимании ситуации - обреченность слабого. Ведь если цены на нефть упадут, значит, опять - депрессия и бедность. Так ли это? На наш взгляд, уже не так. Да, высокие цены на нефть - несомненно, позитивный внешний фактор, но не будь наши предприниматели готовы использовать его, а готовы они исключительно благодаря собственной многолетней работе, ни этот благоприятный фактор, ни сто других не привели бы к столь внушительному экономическому росту.
Российский бизнес доказал свою состоятельность. Пока, правда, в нешироких временных рамках - подъем продолжается всего два года. Как сделать начавшийся экономический рост долгосрочным и устойчивым?
Поставленная самой хозяйственной жизнью потребность расширения временных горизонтов планирования компаниями своей деятельности обнаружила проблему нового понимания роли государства в хозяйственном развитии страны. Последние десять лет традиционно сталкивались две точки зрения. Первая - социалистическая: государство должно активно вмешиваться в процессы создания и распределения общественного богатства, в частности определять приоритеты развития и финансировать эти направления. Другая - либеральная: государство должно выполнять только функцию "ночного сторожа", категорически вредно его вмешательство в хозяйственные процессы.
Оставим пока в стороне вопрос о прямом вмешательстве государства в хозяйственную жизнь - два последних года лучше всяких учебников доказали, что рост, причем быстрый, произошел в нашей стране без какого бы то ни было участия государства. (Хочется напомнить, что промышленный рост, начавшийся в октябре 1998 года, правительство умудрилось обнаружить лишь в июне 1999-го.) Стало ясно на нашей собственной социальной жизни, что государство не может ограничиться и исполнением функций ночного сторожа. Новость заключается в том, что сам бизнес начинает предъявлять спрос на услуги государства. Одно дело, когда книжные теоретики говорят: надо провести такие-то и такие-то реформы, принять этакие законы, и тогда мы получим экономический рост и процветание. В это нельзя поверить потому, что результатом такого подхода, а он торжествовал у нас в начале 90-х годов, становятся сотни списанных с западных образцов законов, по форме правильных, а по существу ничего для реальной
1. В 2000 год страна вступила с и. о. президента Владимиром Путиным. Как выяснилось в марте, первый президент России Борис Ельцин так хорошо знал чаяния электората и выборный потенциал своей администрации, что для легализации его преемника в качестве президента не потребовался второй тур.
2. Приступила к работе новая Госдума, отличающаяся от прежних двумя чертами: большей ориентированностью на администрацию президента и наличием новой фракции. К традиционным партии власти, коммунистам и жириновцам прибавился Союз правых сил. Надежды, которые средний класс возлагал на СПС, на протяжении года не оправдались.
3. Не довольствуясь официальными "советами по предпринимательству", крупный российский бизнес избрал РСПП площадкой для поиска консенсуса в деловом сообществе и диалога с властью. В бюро Российского союза промышленников и предпринимателей вошли 27 предпринимателей включая Каху Бендукидзе, Олега Дерипаску, Владимира Евтушенкова, Александра Мамута, Михаила Фридмана, Анатолия Чубайса.
4. Большая часть территории Чечни перешла под устойчивый контроль федеральных сил. Мирная жизнь в республике налаживается трудно, не в последнюю очередь из-за того, что Москва не может определиться с тем, кто и как ею должен управлять. Самым запомнившимся результатом затянувшейся на неопределенное время военной операции стало пленение Салмана Радуева.
5. Приняты главы специальной части Налогового кодекса, в соответствии с которыми налоговое бремя на корпорации несколько уменьшается. Однако не столь радикально, чтобы привести к существенному выводу их денежных потоков "из тени". В частности, запретительным для легализации остается уровень налогообложения фонда заработной платы.
6. Чудесные мировые цены на товары российского традиционного экспорта, и прежде всего на нефть, продержались почти до конца года. За счет этого сформировался не только первичный, но и общий профицит государственного бюджета.
7. Продолжавшаяся весь год жесткая и зачастую публичная борьба нефтяных компаний и правительства РФ за доходы отрасли лишь приостановлена в рамках новогоднего перемирия. В конце декабря за отмену трансфертного ценообразования и инвестиционной льготы правительство предложило ряд налоговых послаблений, которые нефтяники сочли неадекватными. За год пошлина на сырую нефть выросла с 15 до 48 евро за тонну.
8. Мучительный вопрос "что делать с профицитом бюджета?" был решен правительством в пользу обслуживания и частичного погашения внешнего долга. При поддержке администрации президента через Думу был проведен бюджет-2001, около четверти всех расходов которого предназначены на эти цели.
9. Россия и Лондонский клуб банков-кредиторов договорились о списании 36,5% основной суммы советского долга, составляющего 31,8 млрд долларов, и о рассрочке платежей по нему на 30 лет. Добиться реструктуризации долгов Парижскому клубу (около 39 млрд долларов) не удалось. Его члены начали обсуждение идеи конвертации долгов в рублевые инвестиции для предприятий, работающих в России. Идею выдвинула Ге
Первое января 2000 года было субботой. Накануне Борис Ельцин объявил о своей отставке. И год прошел под знаком нового старта, новой эпохи. Но накануне понедельника 1 января 2001 года вдруг возникло ощущение, что никакой новой эпохи не случилось. А было - как это и должно быть в случае понедельника, начинающегося в субботу, - время чародейства и волшебства. Российская политическая реальность существовала по чародейским законам, повинуясь заклинаниям и заговорам (с ударением исключительно на третий слог).
Вдруг стала покладистой и ласковой вся разномастная политическая оппозиция. Губернаторы, которые еще вчера находили самые унизительные формы для демонстрации неуважения к решениям и действиям центра, сегодня как миленькие проштамповали все, что им было предписано: лишили себя законодательных функций и парламентского иммунитета и даже приняли конкретный механизм снятия себя с должности. Олигархи, которые раньше - чуть что не по ним - с полплевка погружали страну в пучину информационно-политических кризисов и сажали тысячи шахтеров на рельсы, сейчас могут предъявить только злую суету в эфире.
И к понедельнику нарисовалась вроде бы такая картина. Система государственно-общественных отношений стала яснее. Восстановлена управляемость. Возрождается доверие к государственным институтам. Оппозиция признала авторитет власти и приняла правила игры. Наиболее влиятельные электронные СМИ потеряли возможность безответственного манипулирования общественным мнением и уже не могут быть так, как раньше, использованы для организации давления на власть. Приостановлены и губительные тенденции местнического самоуправства и пренебрежения интересами страны. Положен конец неопределенности в сфере государственных символов, являющихся одной из основ национального самосознания. И хотя все описанные изменения явно не завершены, только обозначают начало движения, многим уже кажется, что движение в сторону становления самодостаточной государственности и ответственного гражданского общества не просто возможно, а уже началось.
И все бы в этой картине хорошо, только что-то мешает ею насладиться. Вылезают ненужные вопросы: почему все так легко случилось? Если и в социально-политической сфере действует закон сохранения энергии и ни одна общественная группа, ни один участник политических и экономических процессов никогда просто так не откажется от того, что ему принадлежит, то чем же взял Путин? Почему его так все испугались?
Ответ простой: потому, что так было сказано. Было сказано, что новый президент никому не даст спуску. Что теперь не будет, как при дедушке. Что вольница кончилась. Что если что - можно и схлопотать. Кем было сказано? Да сами себе и сказали.
Год чародейства и волшебства ознаменовался действительно необычайным уровнем доверия к власти. Электорат и даже значительная часть элиты просто желали строгого, готового применить силу начальника. Желание это было естественным следствием всеобщей усталости от государственного безволия последних лет, от отсутствия ясной полити
Символы на то и символы, чтобы лучше и нагляднее всего свидетельствовать, кто есть кто и что есть что. Разрешение "вопросов государственной символики" (не столько даже сам факт, сколько то, как это было сделано, а особенно речь президента Путина) расставило все на свои места.
Совершившийся поворот дал однозначный ответ на вопрос о сущности нынешней элиты. Для нее он оказался совершенно органичным. Для представителей недавно конфликтовавших и конкурировавших фракций, радостно воссоединившихся под звуки советского гимна, не может, разумеется, быть более подходящей идеологии, чем идеология единства советской и постсоветской истории, которая в них же самих и персонифицирована.
Страной как правил, так и правит порожденный советской властью специфический слой "кухарок, управляющих государством", вполне сложившийся к концу 30-х годов из "выдвиженцев" и "образованцев" и представленный к настоящему времени уже вторым-третьим поколением.
Остается только удивляться, что этот очевидный факт в последние годы все время норовили "забыть" или игнорировать (распространилось даже мнение о некой "революции младших научных сотрудников"). Между тем даже к моменту высшего пика "демократического правления" - на весну 1993 года - среди двух сотен человек, реально управлявших страной, три четверти (75%) были представителями старой номенклатуры, а коммунистами были 9 из 10. Доля тех, кого можно с натяжкой отнести к "младшим научным сотрудникам" (это, как правило, заведующие отделами и секторами), не превышала четверти, да и из них лишь 10% не состояли в КПСС (наиболее впечатляюще выглядел состав местных властей: 92% коммунистов, причем представителей номенклатуры 87,5%).
Губернаторское сообщество, призванное ныне в лице Государственного совета "разрабатывать стратегию развития страны", по своим социальным характеристикам к настоящему моменту если и отличается от состава властных структур центра, то в худшую сторону. Большая часть губернаторов принадлежит к поколению советскому, лишь менее трети (31,5%) моложе 50 лет. В целом "шестидесятилетних" (60 лет и старше) - 31,5%, "пятидесятилетних" (50-59 лет) - 37,1%, "сорокалетних" (40-49 лет) - 27% и "тридцатилетних" (до 40 лет) - 4,5%. Практически все они, даже самые молодые (за единственным исключением), при этом были членами коммунистической партии. Но самое существенное то, что почти все они (даже некоторые из наиболее молодых) принадлежали до 1991 года к советско-коммунистической номенклатуре - 91%, причем 60% - к номенклатуре областного уровня.
Между прочим, термин (в духе "единства нашей истории"), избранный для собрания этой публики, лишь усиливает комизм ситуации.
Даже почти все так называемые молодые реформаторы в большинстве либо успели побывать членами советской политической элиты, либо вышли из этой среды. Молодость далеко не всегда является гарантией качественной "новизны" человека, поскольку происхождение часто оказывает на психологию даже более сильное влияние, чем собственный жизненный опыт. Люди типа Гайдара з
Макроэкономические итоги 2000 года - рекордный за последние как минимум 20 лет рост ВВП (+7,6% против 5,5% официального прогноза годичной давности) и инвестиций (+17%), устойчиво низкая инфляция (20% годовых), плавное восстановление доходов и потребления населения (+10%) - действительно впечатляют. Вне зависимости от того, чего в них больше - счастливо высоких цен на нефть, сырье и металлы на мировых рынках, грамотной экономической политики кабинета и ЦБ или энергии частного бизнеса, уставшего от десятилетия непрерывного спада.
Несмотря на колоссальный приток нефтедолларов, ЦБ удалось удержать реальное удорожание рубля в пределах 15% и тем самым максимально продлить эффект девальвации 1998 года
Продолжающийся уже два года экономический рост приобретает все более неконъюнктурный характер. Позитивные внешние факторы - эффект девальвации и высокие мировые цены на энергоносители - сполна использованы отечественными предпринимателями. Стартовавший в сырьевых отраслях инвестиционный подъем захватывает смежные секторы хозяйства, проникает в глубь экономики, что придает росту последней здоровую инерцию.
Конечно, пока еще не все цепочки межотраслевых взаимодействий заработали, многие из них разрушены или атрофированы, так что ряд секторов хозяйства превратился в зоны хронической депрессии, и оживить их (по крайней мере те, которые стоит оживлять) без спецусилий государства не представляется возможным.
И все-таки, несмотря на то что инвестиционный климат в стране по-прежнему суров - в минувшем году был сделан лишь первый и довольно робкий шаг на пути масштабной налоговой реформы, сама атмосфера, сам дух бизнеса явно поменяли свой знак с минуса на плюс. Экономика спада позади. Началась экономика роста. Конечно, последняя не свободна от рисков, в частности рисков грядущих конъюнктурных спадов, характерных для зрелого рыночного хозяйства. Однако принципиально гораздо важнее другое. По меткому выражению экономиста Георгия Клейнера, на стадии экономического роста "будущее становится равноправным партнером настоящего. Инвестиционные риски сближаются с текущими, а сами инвестиции рассматриваются как эффективный способ тезаврации. Экономический рост захватывает и консолидирует всю страну, стирает грани недоверия между представителями разных уровней экономики, способствуя превращению общества в единую целостную систему".
Итак, добро пожаловать в экономику роста!
Несмотря на постдефолтный отток портфельных инвестиций, устойчиво высокое положительное сальдо внешней торговли позволило накопить рекордные золотовалютные резервы
Явные признаки инвестиционного оживления наметились уже в конце 1998 года. Начиная с IV квартала прошлого года темпы роста инвестиций в реальные активы значительно опережают динамику промышленного производства и сегодня выступают главным "мотором" хозяйственного подъема. По итогам 2000 года инвестиции выросли, согласно предварительным оценкам, на 17%, а промышленное производство - на 9%. Официально регистрируемые темпы
Новосибирский Академгородок расположен практически в тайге. Когда впервые попадаешь сюда, возникает стойкое впечатление, что оказался на съемках фильма конца шестидесятых по произведениям ранних Стругацких: бородатые физики, корпуса НИИ, живописно выглядывающие из-за сосен, на книжных лотках вместо Марининой и Дашковой - учебники по квантовой механике и труды Резерфорда. Впрочем единство советского технократического стиля нарушают отдельные детали. Физики ездят на "лэнд-крузерах" с мобильными телефонами, а директора НИИ с готовностью заводят беседу о проблемах менеджмента и финансовых показателях. Начало интервью с одним из местных ученых прерывается звонком, оповещающим нашего собеседника о том, что только что "завалили" банкира, финансировавшего очередную перспективную разработку, - слишком большие прибыли она сулит.
Столичному корреспонденту, привыкшему к тому, что научные учреждения живут только за счет сдачи в аренду своих помещений и месяцами ждут скудной зарплаты, все это в диковинку. Где вы видели очередь из представителей западных корпораций, мечтающих получить лицензии на использование российских ноу-хау, или разборку бандитов, пытающихся захватить контроль над финансовыми потоками какого-нибудь НИИ? Новосибирский феномен можно, конечно, объяснить местной спецификой: в таежной лаборатории на торговле ширпотребом или на аренде много не заработаешь, приходится изобретать способы извлечения прибыли, занимаясь наукой. Хотя есть основания полагать, что чудеса, творящиеся в Академгородке, - не исключение, а проявление новой для постсоветской экономики тенденции: на науке научились зарабатывать деньги.
В новосибирском Академгородке находится одно из самых крупных научных учреждений России - Институт ядерной физики имени Г. И. Будкера. Казалось бы, физикам-ядерщикам не из чего извлекать коммерческую выгоду, более того, физика высоких энергий - одна из самых затратных областей современной науки. Но как раз высокая стоимость исследований заставила ученых задуматься о дополнительных к государственным источниках дохода. "У фундаментальных исследований всегда есть 'отходы', на которых можно при желании неплохо заработать, - рассказывает заместитель директора ИЯФ академик Эдуард Кругляков. - Еще академик Будкер считал, что созданные в институте электрофизические устройства, если их с умом применить в различных промышленных процессах и даже в сельском хозяйстве, могут оказаться чрезвычайно полезными". В первую очередь речь идет об устройствах, получивших название "промышленные ускорители". Сначала институт продавал ускорители внутри страны, потом вышел на международный рынок и позиционируется теперь на нем как один из самых сильных игроков. Со временем появились и другие "отходы": если раньше весь объем продаж приходился на промышленные ускорители, то теперь их доля не превышает 25% процентов. Оказалось, например, что такой стандартный побочный продукт экспериментов на ускорителе, как синхротронное излучение, незаменим в процессе
Рост отечественных производителей начался после того, как они отказались от идеологии индивидуальных продуктов и перешли к брэндовой политике
Российские брэнды успешно конкурируют с продукцией как крупных иностранных, так и мелких отечественных компаний
Нужна ли собственная научная база для создания брэнда? Об этом спорят производители популярных российских торговых марок
Наступивший год пройдет для производителей брэндов под знаком конкуренции упаковок
Из-за невнятной экономической политики государства лучшие российские брэнды в ближайшем будущем станут первыми кандидатами на поглощение западными конкурентами
Закончилась посткризисная эпоха - время нежданного благоденствия для производителей мыла, стирального порошка, молока, мяса, майонеза и прочих немудрящих радостей современного российского быта. Итоги этой эпохи впечатляют: показатели роста многих российских предприятий за последние два-три года удобнее всего приводить "в разах". Рентабельность бизнеса в секторах потребительских товаров составляла, по словам руководителей предприятий, от 30% до 60%. И прогнозы весьма оптимистичные - за исключением насыщенных рынков, например пивного, большинство опрошенных нами компаний прогнозируют рост на 20-30% в год в течение ближайших двух-трех лет.
Руководители предприятий никогда не скрывали, что август 1998 года стал важнейшей причиной их невиданных успехов. "Кризис привел в соответствие отношение рубля к доллару, и благодаря этому производство получило шанс", - говорит Ирэк Богуславский, председатель совета директоров Казанского химкомбината им. Вахитова (АО "Нэфис"). В этих словах есть привкус сожаления - открывшиеся в августе 1998-го рыночные возможности вот-вот исчезнут без следа. "После кризиса местные производители получили преимущество, которое сейчас не так заметно: рубль относительно стабилен, покупательная способность восстанавливается", - с удовлетворением отмечает Андрей Бадер, глава российского представительства "Проктер энд Гэмбл" (эта компания сильно пострадала от августовских передряг).
Все без исключения компании, с которыми удалось побеседовать "Эксперту", заявляют, что их финансовое положение за последние два года оставалось стабильным или улучшилось. Это позволило ведущим отечественным производителям увеличить инвестиции в свое развитие.
"Мы развиваемся за счет собственных средств, - сообщили на косметической фабрике 'Свобода'. - Кредиты берем иногда только на закупку сырья, потому что покупаем его очень большими партиями". За свой счет "Свобода" в прошлом году модернизировала научные лаборатории, оснастив их по международным стандартам. "Наша прибыль всегда тратилась на модернизацию", - рассказывает Александр Пидкасистый, начальник отдела маркетинга московского мясоперерабатывающего завода "КампоМос". И хотя в последние два года масштабных вложений не осуществлялось (в 2000 году завод впервые после кризиса заработал прибыль), сейчас руководство "КампоМоса" уже рассматривает инвестиционную программу объ
Генеральный директор имеет все возможности бесконечно удерживать управление в акционерном обществе. Опираясь на пакет в пятнадцать процентов, он волен это делать в полном соответствии с законом. Перехватить у него управление в рамках Закона об акционерных обществах можно, только если он: глуп, честен, болен либо окружен сдавшей его командой (либо если у атакующих есть слишком мощные средства неформального давления на него - но этот случай анализа не требует).
Почему нужен пакет в пятнадцать процентов? Потому что пятнадцать - половина от тридцати. Почему именно тридцати? Потому что тридцать процентов акций составляют кворум на повторном собрании акционеров. Почему на повторном? Потому что генеральный директор всегда сумеет обеспечить отсутствие кворума на обыкновенном собрании, сведя тем самым дело к повторному; как это делается, давно не секрет (см. "Эксперт" N23 за 1999 год, "Технология абсолютной власти").
Если за руководителем стоит менее пятнадцати процентов, но он в должной степени свободен от перечисленных выше недостатков, в его силах сохранять свою власть с незначительными нарушениями закона. Необходимые для этого приемы также известны - и позвольте более не вдаваться в подробности.
Такое положение дел не устраивает инвестиционных операторов, которые вынуждены искать эффективные методы получения контроля над финансовыми потоками акционерных обществ. Их творчество привело к формированию двух основных механизмов передела собственности. Главная идея, лежащая в основе обоих, не нова и получила всенародную известность под названием "приватизация по Березовскому", хотя едва ли экс-депутат был единственным ее автором: незачем покупать компанию, если дешевле купить людей. Но выглядит она в обоих случаях очень по-разному, поскольку реализуется через установление рыночных отношений с разными категориями чиновников (конечно, чиновников - не с директором же!).
Первый из двух методов основан на том непреложном факте, что Законом об АО нормативная база не кончается. Если содержащихся в нем рычагов для перехвата власти не хватает (кстати говоря, в первую очередь как раз потому, что этот закон мало завязан на чиновников), найдется другой закон, в котором рычагов будет достаточно.
И все мы знаем такой закон.
Как только в 1998 году вступила в силу новая редакция Закона о несостоятельности, те самые поглощающие финансовые операторы очень скоро выяснили, что содержащиеся в нем возможности инвестирования в чиновников значительно снижают издержки и на порядок эффективнее инвестирования в скупку акций. Что это за возможности, мы подробно описали год назад ("Эксперт" N7 за 2000 год, "Ворующие по закону"): неотклоняемое назначение "своего" арбитражного управляющего, который и решает проблему, используя свои безграничные полномочия. Для массового воспроизводства в конкретном регионе этого механизма достаточно, чтобы чиновники местного арбитражного суда и/или территориального агентства Федеральной службы по финансовому озд
Канули в Лету те времена, когда олигархические холдинги публично создавались один за другим и можно было развлекаться анализом их динамики и сопоставлением их моделей. За последний год явление масштаба прежних "Онэксима" или "Менатепа" возникло всего лишь одно: весной 2000 года слияние активов холдинга "Сибирский алюминий" и алюминиевых активов акционеров "Сибнефти" (так образовался "Русский алюминий"). Это заставило заподозрить, что формируется новая мощная олигархическая группа, интересы которой выходят далеко за рамки одной лишь алюминиевой отрасли. Условно ее можно называть "группой Махмудова-Черного". По уже собранным активам и по масштабам экспансии эта группа не имеет себе равных.
Если грубо прикинуть совокупный объем продаж всех предприятий группы (вычисленный по алюминию и меди - по текущим мировым ценам, а по черным металлам, углю и автомобилям - по внутренним), то мы получим потенциал примерно в 7-8 млрд долларов. Больше продают только "Газпром", "ЛУКойл" и "ЕЭС России"! Появление мощного рыночного фигуранта, способного в ближайшие несколько лет, как и естественные монополии, влиять на все протекающие в экономике процессы, - хороший повод для серьезного анализа.
Сделать это оказалось непросто: о сложности сбора информации говорит тот факт, что само существование этой группы пока публично в России не признал ни один политик и ни один бизнесмен. Поэтому все написанное ниже можно считать реконструкцией реального положения вещей. Справедливости ради надо признать, что не одни мы пытаемся это сделать. Существует, например, неформальный "Клуб любителей Махмудова", члены которого (кстати, известные российские и иностранные предприниматели) совместными усилиями исследуют феномен растущей промышленной империи.
Пять лет назад группа состояла лишь из нескольких предприятий медной промышленности. Три года назад в общий бизнес был кооптирован СаАЗ, а чуть позднее и "Сибирский алюминий". Тогда же были зафиксированы первые попытки экспансии на рынок черной металлургии. Сейчас под управлением группы находятся помимо всех крупных медных предприятий (за исключением "Норильского никеля") более трех четвертей всей алюминиевой промышленности и почти половина черной металлургии. Скоро к этому будет добавлено и две трети автомобильной отрасли (последнее приобретение - ГАЗ).
Кажется невероятным существование под неким единым управлением столь огромного и разнородного конгломерата предприятий. Разгадка его устойчивости - в главном принципе объединения отдельных и очень крупных бизнесов в одно целое.
Две предыдущие модели, культивировавшиеся в среде крупного бизнеса, оказались неудачными. Первая модель, потерпевшая оглушительное фиаско, внедрялась TWG. Суть работы сводилась к "наместничеству" - концентрации в единых руках экспортного потока через лояльного директора. Лояльность поддерживалась частично за счет акционерного капитала (не было задачи получить полный контроль), частично - за счет доверительных отношений с этим самым директ
По части громких событий, впечатляющих показателей и одновременно публичных скандалов и подковерной борьбы российские телекоммуникации в минувшем году оставили позади многие отрасли российской экономики. Несмотря на скромные по сравнению с "нефтянкой" или металлургией абсолютные цифры - оборот всей отрасли за прошлый год составил, по предварительным оценкам, около 5 млрд долларов США, - связистам во многих сферах удалось совершить качественный скачок. Число абонентов наших сотовых сетей увеличилось в два раза. МТС и "Вымпелком" привлекли около полумиллиарда долларов на NYSE, иностранцы - Golden Telecom, Metromedia, Telenor, Sonera, Telia, MCT Corp. - в сумме вложили в российскую связь еще полмиллиарда. Но важнее другое. Никогда еще от курирующего отрасль ведомства не зависело так много, а мнения игроков рынка о депешах Минсвязи не были столь противоречивы.
Не будет большим преувеличением, если прошедший для российских телекоммуникаций год мы назовем годом одного человека. Новый министр связи и информатизации Леонид Рейман пришел к руководству отраслью летом 1999 года, оставив должности первого заместителя "Петербургской телефонной сети" (ПТС) и члена совета дикторов питерского холдинга "Телекоминвест". Леонид Рейман довольно долго оставался в тени, почти полгода не выступал публично, не давал интервью и не делал далеко идущих заявлений. Игроки рынка настороженно присматривались к новому главе телекоммуникационного ведомства. С одной стороны, это был человек из бизнеса, знающий изнутри проблемы как бывших государственных "Электросвязей", так и новых сотовых операторов. В питерских кругах удалось выяснить, что Рейман - человек компетентный, с европейским менталитетом, умеющий слушать и принимать взвешенные решения. С другой стороны, новый министр четко ассоциировался с путинской командой, и многие наблюдатели высказывали опасения, что он будет лоббировать интересы своих питерских коллег, параллельно выстраивая жесткую властную вертикаль.
Начал Рейман с того, что решил несколько насущных проблем, до которых у предыдущих начальников годами не доходили руки. Например, отменил рудимент советской эпохи - разрешение на использование мобильного средства связи, то бишь сотового телефона, которое должен был постоянно иметь при себе каждый владелец "мобильника". Минсвязи наконец приступило к работе по регуляции Интернета: упорядочиванию регистрации доменных имен в зоне .ru, разработало законы об электронной подписи, электронной коммерции и взялось за реформу деградирующей почты. Рейман четко обозначил приоритет отечественных производителей телекоммуникационного оборудования. Поставив на пост начальника государственного предприятия "Космическая связь" опытного менеджера Бориса Антонюка, он сдвинул с мертвой точки проблему обновления орбитальной спутниковой группировки (см. "Эксперт" N46 за 2000 год). Минсвязи вместе с Минсельхозом и "Связьинвестом" обратилось к проблеме сельской связи, которая также мало заботила предшественников Рейма
В стране второй век идут реформы. Как говорил видный реформатор предыдущей волны, по форме - правильные, по существу - издевательство. Проверка нервов граждан на прочность. Потому что не хватает одной необходимой вещи: судебной реформы. Без нее не будет ничего. Будет замордованный член несуществующего общества, живущий в криминальной экономике с государственной властью и полицейскими органами, чье чувство вседозволенности никто не осмелится потревожить.
Если с судами что-то не сделать, то можно ничего не делать вообще. Ну, или делать, как это происходит сейчас: упорно, до обморока, с бессонными ночами - и с гарантированным отсутствием результата. А тот свет в конце тоннеля, что вроде бы появился, окажется светом прожектора приближающегося локомотива.
Одним из шести приоритетов правительства называет судебную реформу министр-реформатор Герман Греф. Важным достижением считает он сохранение в списке 50 федеральных целевых программ программы по развитию судебной системы. Но никто не говорит вслух, что в случае небрежения реформой судебной власти остальные пять приоритетов и остальные 49 программ - обречены.
Ничего не выйдет с экономическими реформами: правовой произвол фатален для экономики.
О какой, например, программе дерегулирования экономики можно говорить, если субъект раскрепощенной экономики не сможет отстоять обретенные права в суде? Что, функционеры отстанут от мелкого и среднего бизнесмена, перестанут его донимать бесконечными проверками, требовать взяток и возьмутся упрощать процедуры регистрации, лицензирования и сертификации - по мановению министерского жезла? Точно так же и выравнивание условий конкуренции, и налоговая реформа, и сокращение госрасходов, и любое иное благое начинание без скорой и справедливой юстиции - провальные затеи. Эффект от любых составных частей экономических реформ для улучшения делового климата при сохранении действующей судебной системы подобен попыткам согреть улицу зимой, открыв балконную дверь и включив на всю дурь несколько обогревателей. В конечном итоге перегорят. Да еще и трубы полопаются.
С социальными реформами - не лучше.
Какая реформа КЗоТа, если уже твердо заученный способ выяснения трудовых отношений - палкой по голове? Решение спорных вопросов собственности и невыплаты зарплаты под аккомпанемент автоматов и с юшкой из разбитого носа - наш способ поиска истины. Какая пенсионная реформа, если повышенная, но не полученная пенсия - это не повод не только для судебного разбирательства с ответственными за невыдачу чиновниками, но даже для наложения на них служебного взыскания? Какая реформа ЖКХ, если невозможно покарать по суду самые вопиющие безобразия всяческих ЖЭКов?
Точно так же и с реформой власти, восстановлением вертикали, равноудаленностью власти от бизнеса - об этом сколько угодно можно говорить и даже бурно действовать. Но только вот добиться всем этим какой-нибудь пользы можно, лишь признав и прочувствовав ценность права, ценность правовых институтов и правоприменения. Инач
Российский бизнес может многое. В том числе он способен на многое хорошее. В частности, в посткризисный период он достаточно адекватно и на удивление быстро отреагировал ростом производства на входящие импульсы - необходимость импортзамещения и приток нефтедолларов. Государство тоже как могло работало на рост - накапливало резервы, экономило расходы, стабилизировало ставки, курс и инфляцию, спасало банковскую систему.
Однако сегодня прошлые заслуги не в счет. Дело не в том, что они "обесценились", а в том, что ситуация изменилась. По мнению многих аналитиков, влияние обоих импульсов уже иссякло. Заметно жестче становится позиция кредиторов, и прежде всего новой администрации США, в отношении России, в мире начался кризис и передел влияния.
Сегодня от государства, как, может, никогда с начала экономических реформ, требуется эскалация усилий по идеологическому и стратегическому управлению экономической динамикой.
Дело опять-таки не в том, что раньше подобного влияния не требовалось. Просто его отсутствие, как это ни парадоксально, компенсировалось превратностями экономического спада. Экономика высвобождала ресурсы, цены на некоторые основные их виды - энергию, труд, транспортные услуги, основные фонды вводов прошлых лет - в реальном выражении снижались.
Снижались и требования к их качеству.
Тот же самый спад, снижение внутреннего спроса позволяли наращивать сырьевой экспорт практически при любой внешней конъюнктуре.
В этих условиях спрос на государственный управленческий ресурс, за исключением, пожалуй, монетарной сферы, падал даже опережающими по отношению к экономике темпами. На это накладывалось и еще одно обстоятельство - кое-кто кое-где у нас порой интенсивно хапал отторгаемые падающей экономикой ресурсы и приплачивал государству (в лице его отдельных представителей) за то, чтобы оно свой управленческий ресурс держало при себе.
И вот эту шарманку наконец-то заклинило. Экономике пришлось расти. Но ведь структурные проблемы и ресурсные ограничения, вставшие на пути экономического развития, в большинстве своем никуда не делись. Во всяком случае, для их расшивки никаких стратегических решений не принималось. Более того, многие из них обострились за годы разрухи, после распада СССР возникли новые. Просто российская экономика более поспешно ретировалась, чем они надвигались, и не вступала с ними в ближний бой.
Двух лет, скажем честно, достаточно скромного по мировым меркам контрнаступления экономике хватило, чтобы напороться на "старых знакомых".
Да и управленческий ресурс государства в экономической сфере от бездействия и саморазрушения средствами либеральных идеологем и коррупции изрядно обветшал.
Пришел Герман Греф с желанием взяться за рычаги стратегического управления экономикой, а в руках оказалось всего-навсего Министерство экономики, другой стороной подсоединенное к пустоте.
Пожалуй, первым из проявившихся в ходе роста дисбалансов стал энергетический. Выяснилось, что запасы газа истощаются, а эффективных тех
Последние недели прошлого года ознаменовались бурным оживлением разговоров о земельной реформе. В январе этот вопрос будет обсуждать президиум Госсовета, потом, вероятно, сам Госсовет, вслед за чем, как заявили в администрации президента, "возможна резкая активизация законотворческой работы в сфере земельного права". Казалось бы, пора бить в ладоши: едва ли не самая запущенная правовая проблема вот-вот начнет разрешаться! Однако с аплодисментами лучше погодить. Правильно ведь говорит премьер Касьянов: "Закон о земле - один из самых чувствительных законов, где ошибаться нельзя". Как бы от этой самой активизации хуже не стало.
Беда в том, что вопрос о введении частной собственности на землю до истерики политизирован и нигде, за исключением узкопрофессиональных кругов, не рассматривается по существу. Одни при словах "купля-продажа земли" заходятся от восторга, другие - от ярости, вот и все обсуждение. Многие уже годы боданий вокруг этой проблемы дали всего два непробиваемых постулата. Во-первых, что вопрос о купле-продаже сельхозугодий должен быть рассматриваем отдельно; во-вторых, что земельный вопрос следует разрешить принятием Земельного кодекса. Первый постулат верен, второй - нет.
С законом о купле-продаже сельхозугодий, видимо, и вправду, торопиться не следует. Для такой огромной страны, как Россия, на федеральном уровне имело бы смысл принимать по этому поводу лишь рамочный, да к тому же очень "просторный" рамочный закон. И едва ли стоит поднимать страшную возню вокруг такого закона, если уже в целом ряде регионов (первыми были Саратовская область и Татария) вопрос решается и без него. Быть может, на первое время Кремлю достаточно было бы просто намекнуть субъектам федерации, что в этом вопросе Конституцию России можно исполнять самостоятельно.
Да и по сути, куда важнее и необходимее вовлечение в оборот не сельскохозяйственных, а других земель - в городах, в промышленных зонах. Воспрянет ли от частной собственности на землю сельское хозяйство России, вопрос весьма гадательный - то есть со временем-то, надо думать, воспрянет, а быстро - наверняка нет. А вот всем прочим отраслям народного хозяйства с развитием рынка недвижимости сразу станет легче.
И тут мы напарываемся на второй постулат. Обратите внимание: речь все время идет о праве частной собственности на землю, о принятии или непринятии Земельного кодекса; о недвижимости же говорят в придаточных предложениях. Между тем в ней вся суть: рынок недвижимости (а объект недвижимости есть неразрывное единство участка земли и имеющихся на нем зданий и сооружений) означает появление в нашем обиходе сладкого слова "ипотека", означает, что наш фабрикант или торговец сможет наконец кредитоваться на условиях, хоть отдаленно сравнимых с теми, какие без всякого труда получает его зарубежный конкурент. И для того, чтобы это произошло, никакой Земельный кодекс не нужен - достаточно снять мораторий с 17-й главы ГК ("Право собственности и другие вещные права на землю").
Нет, потом понадобится еще очень много
Несмотря на обилие сказанных по этому поводу слов, государство так и не дало понять субъектам российской оборонки, что именно ему потребуется в обозримой перспективе для обеспечения своих военно-политических интересов. Иначе говоря, у предприятий оборонно-промышленного комплекса по-прежнему нет спросовых ориентиров за исключением экспортных контрактов на ближайшее время. А их, как мы недавно писали (см. "Эксперт" N40 от 23 октября 2000 г.), явно недостаточно для построения предприятиями собственных планов на будущее: даже на экспорт успешно продавать можно только то, что уже используется национальными вооруженными силами, обкатано и доработано при их участии.
Программа вооружений на десять лет вперед, то есть тот документ, который требовался от государства и появление которого было им последний раз обещано на декабрь прошлого года, в назначенные сроки не состоялась. В конце года вице-премьер Илья Клебанов лишь сообщил информационным агентствам о том, что "программа вооружений находится сейчас на рассмотрении в Совете безопасности РФ и к середине января, как ожидается, будет подписана президентом РФ Владимиром Путиным".
Остается надеяться на это, а также на то, что данный документ окажется более содержательным, нежели военная доктрина, на основании которой, по идее, и должна создаваться программа вооружений: военная доктрина обозначает военно-политические угрозы для страны - программа вооружений называет средства (в типах, моделях и штуках), которыми эти угрозы должны парироваться. Условно говоря, "под Чечню" на такой-то период нужны: группировка вертолетов таких-то, группировка защищенных танков таких-то, беспилотные летательные аппараты, средства связи и РЭБ, индивидуальная защита, приборы ночного видения, спутниковая разведка... И так далее по всем угрозам.
Но принятая и опубликованная в прошлом году доктрина была эклектична и неакцентированна до такой степени, что по сути спровоцировала громкий конфликт между министром обороны Игорем Сергеевым, отстаивающим интересы ракетных войск стратегического назначения, и начальником Генштаба Анатолием Квашниным, ратующим за преимущественное развитие обычных сил. Возможно, все дело в статусе доктрины, которую впервые сделали открытым публичным документом. Тогда реальная программа вооружений должна расписываться на основе чего-то сугубо секретного, по-настоящему оценивающего угрозы. (И тогда уже на основе программы вооружений можно будет попробовать определить, что угрожает нашей стране, по мнению ее руководства.) Кстати, в ее реальности предстоит отдельным образом убеждать руководителей оборонных предприятий, которым нужно быть уверенными в том, что финансирование "по программе" будет совпадать с физическим финансированием ежегодного оборонного заказа. Кредит доверия к прошлой программе был съеден чуть ли не ко второму году ее исполнения.
К положительным итогам прошлого года можно отнести... отсутствие программы реструктуризации ОПК, старт которой был обещан Клебановым также на 2001 год. По его процитиров
Жутковатое слово "дерегулирование" можно перевести с бюрократического языка на человеческий как "уменьшение участия государства в делах бизнеса". Спрос на это уменьшение давно предъявлен государству (см., в частности, "Эксперт", N42 от 8 ноября 1999 года: "Важнейшие проблемы российского бизнеса") наравне со спросом на стратегию, поскольку и постоянная готовность чиновников отрегулировать любой бизнес в режиме ручной настройки, и отсутствие понимания того, куда движется страна, сужают горизонты делового планирования до уничижительных размеров.
Дать бой излишней зарегулированности бизнеса вознамерилось руководимое Германом Грефом Министерство экономического развития и торговли (МЭРТ), которое в ноябре прошлого года внесло на рассмотрение кабинета министров пакет из нескольких законопроектов. Наиболее важными из них, на наш взгляд, являются три: "О регистрации юридических лиц", "О порядке проведения государственного контроля и надзора при производстве товаров, работ и услуг..." и "О лицензировании отдельных видов деятельности".
Первый законопроект, по словам самого Грефа, "изничтожает все основания для отказа в регистрации, кроме предоставления непотребного перечня документов". Оснований для отказа в регистрации остается два: отсутствие необходимых документов или грубое их несоответствие законодательству (читай - фальсификация). При этом предполагается введение жесткой ответственности за представление недостоверных сведений при регистрации. Как говорил Герман Греф, "вход на рынок должен стоить три копейки, а нарушение правил работы на нем - три доллара, а то и три года тюрьмы".
Законопроект вводит наконец принцип регистрации "в одном окне" - в одном регистрационном ведомстве (вероятнее всего, им окажется Минюст, которому будут переподчинены действующие регистрационные палаты) - и ограничивает срок регистрации десятью днями. Понятно, что такой порядок существенно упрощает жизнь предпринимателям, особенно тем, кто занимается малым и средним бизнесом.
Второй законопроект коренным образом пересматривает подходы к текущему контролю за деятельностью предприятий. Сегодня на предприятие в любой момент может прийти с проверкой чиновник практически любого ведомства, в принципе осуществляющего контрольные функции. Таким образом, реализуется извращенная и пагубная как для бизнеса, так и для государства схема самофинансирования чиновничества - "на кормлении".
Новый законопроект предусматривает имущественную ответственность чиновников за превышение полномочий при проведении проверок. Внеплановые проверки не должны будут проводиться чаще одного раза в два года. Причем основанием для внеплановых проверок не могут быть анонимные жалобы, а персонифицированные жалобы, спровоцировавшие проверку, но не подтвердившиеся, могут быть обжалованы в суде с последующим уголовным преследованием недобросовестных жалобщиков - за клевету.
Новая редакция Закона о лицензировании кратно сокращает число видов деятельности, подлежащих лицензированию: по оценкам Минэкономразвития, сегодн
Образование - это то, что остается,
когда мы уже забыли все, чему нас учили.
Джордж Савил, маркиз Галифакс
Российский бизнес обеспокоен. О дефиците кадров (причем не только высшей квалификации, но и хорошо обученных работников массовых профессий) как о факторе, ограничивающем рост компаний, упоминают многие предприниматели, задумывающиеся о своем будущем. Дефицит порожден не только несоответствием структуры профессиональной подготовки структуре спроса на рабочую силу. В конце концов, мало ли в последние годы открыто краткосрочных и некраткосрочных курсов переподготовки, да и в компаниях создаются собственные подразделения для обучения сотрудников.
Корни кадрового голода лежат гораздо глубже. Слишком велик разрыв между фактически сложившимся качеством массовой общеобразовательной и общекультурной подготовки и тем его уровнем, что необходим для освоения профессиональных знаний, адекватных требованиям современной экономики. Это обстоятельство делает вложения бизнеса в обучение персонала заведомо неэффективными. Они попадают на неподготовленную почву: обучаемым не хватает базы для достижения стандартов работы, которые хотел бы утвердить работодатель. Таким образом, если российское среднее образование не будет модернизировано, на экономическом развитии страны можно поставить крест.
Однако прошедший год дал некоторый повод для оптимизма. Деятельность государства в образовательной сфере приобрела характер внятной и последовательной политики. Государство, похоже, всерьез взялось за реформирование не отдельных звеньев системы образования, а за ее преобразование в целом, с кардинальной сменой самих принципов ее существования.
Разработчики программы развития образования, существующей в рамках более общего документа, известного под названием "Стратегия для России", полагают, что первостепенной задачей реформ должно стать создание на всей территории страны единого по качеству образовательного пространства. Дело в том, что еще в советские времена сложились, а в последнее десятилетие усугубились катастрофические различия в качестве среднего образования в крупных городах и удаленных от центров цивилизации школах, особенно сельских. Последних насчитывается около 40 тысяч, при том что всего школ в стране примерно 70 тысяч.
Понятно, что в глубинке ученики и учителя не имеют доступа ко многим образовательным ресурсам. Да и те ресурсы, что имеются в их распоряжении, давно устарели. Финансовые трудности и извечная беда России - дороги - не позволяли пополнять и без того скромные библиотеки и обновлять учебные пособия. "Кто ж на нартах куда-нибудь за Полярный круг повезет реактивы для химических опытов или труды по педагогике? Потому что везут самое необходимое: порох и еду", - дает характеристику сложившегося положения Александр Тихонов, директор института "Информика" при Министерстве образования. И это при том, что во многих удаленных школах учителя зачастую преподают по несколько предметов. Ведь школы эти в основном малокомплектные, то
К чему скрывать, в экономике России полно "домашних" рисков, причем на каждом ее этаже.
Многие предприниматели еще не имеют возможности, а кто и просто не умеет заниматься бизнес-планированием на горизонты хотя бы в пределах года. Действительно, в этих условиях любое, даже не очень заметное, изменение макроэкономической ситуации для отдельно взятой фирмы равносильно шоку и полной потере ориентации. "Неправильные" планы начнут приносить лишь убытки, а их переделка "с колес", как правило, окончательно дезорганизует бизнес. В результате экономика в целом может очень быстро перейти от оживления к рецессии. Как неожиданно и разрушительно срабатывают такие механизмы, "дополняя" и без того не очень радостную макроэкономическую картину, сегодня хорошо видно на примере американского e-бизнеса.
Государство пока тоже в большом долгу перед экономическим ростом. Спрос на его услуги в области стратегического планирования - или хотя бы мышления - может так и остаться неудовлетворенным. Экономика рискует вот-вот начать агонизировать в тисках структурных диспропорций, количественной и качественной нехватки ресурсов для роста, неполноценного правового обеспечения экономической деятельности.
Нельзя сказать, что эти риски для России новы. Просто, когда ситуация в координатах "оживление-стагнация-рецессия" очень неустойчива, находится в точке бифуркации, экономика к ним обостренно чувствительна. Сумма игры резко возрастает.
Но даже в этой ситуации "домашние" риски - еще не вся беда.
Пришла пора познакомиться в полном объеме с темными сторонами интеграции России в мировое хозяйство. Или, если угодно, "недоинтеграции".
Провал американской концепции глобализации и первый кризис "новой" экономики, быстро приобретающий черты глобального, опять застали нас "на марше". И от точки А, и до точки Б - по десять лет пути. С одной стороны, наши фондовые индикаторы уже ведут себя, как послушная тень NASDAQ; бюджет, инфляция и ставки уже очень плотно привязались к мировым ценам на энергию и динамике внешнего долга; капитал уже свободно, и "по-белому" и "по-серому", перетекает через границу туда-обратно, как ему заблагорассудится.
С другой стороны, Россия пока не настолько интегрирована в глобальные процессы, чтобы полноценно и однозначно выгодно для себя сыграть на гибели американского сценария глобализации. Пожалуй, впервые за послевоенное время у Европы появился шанс на перехват глобальной экономической инициативы у США, впервые мировое хозяйство подошло так близко к реальной многополярности. Россия же пока безвольно раскорячилась посередь Азиопы, не имея адекватного даже своему нынешнему экономическому масштабу веса ни в Европе, ни на Ближнем Востоке, ни в Азии.
Поэтому риски, наведенные мировым кризисом на экономику России, реальны и вкупе с "домашними" весьма опасны, а выгоды от ее геоэкономической позиции пока лишь потенциальны. Конечно, при любом развитии мирового процесса можно придумать оптимистический и почетный для России сценарий позиционирования. Но вот будет ли он реа
Начало нового века ознаменовалось важным событием. Федеральная резервная система США фактически отказалась от проведения жесткой монетарной политики. Причем отказалась в условиях, на первый взгляд не вполне к этому располагающих. На фоне быстрого падения курса доллара, сохраняющихся высоких цен на нефть и, соответственно, угрозы инфляции ФРС пошла на снижение процентной ставки. Значение этого события трудно переоценить. Фактически оно ознаменовало официальное признание США в том, что национальная экономика входит в рецессию.
Европейский центральный банк, наоборот, еще в прошлом году повысил рефинансовую ставку, тем самым подтвердив уверенность Европы в том, что рост ускоряется и его темпы значительно превысят американские даже в самом оптимистичном для США раскладе.
Более того, в первые дни года в зону евро приняли "слабоватую" Грецию, что также можно расценить как демонстрацию финансовой силы Евросоюза.
Нельзя сказать, чтобы такое решение ФРС было уж вовсе неожиданным. Да, всего лишь за две недели до снижения ставки, 19 декабря, ФРС объявила о сохранении ставок на неизменном уровне. Однако еще 5 декабря, выступая на банковском конгрессе в Нью-Йорке, председатель ФРС Алан Гринспен весьма четко обозначил все угрозы, стоящие перед американской экономикой. Его видение ситуации заключалось в следующем. Американская экономика находится в типичном состоянии перепроизводства. Бум, вызванный ростом высокотехнологичных компаний, оказался чрезмерным. Предложение товаров и услуг компаний, относящихся к "новой" экономике, в некоторых секторах существенно превышает спрос на эти товары и услуги. Да, "новая" экономика позволяет существенно повысить производительность труда в хозяйстве в целом, однако пока ее интеграция в традиционный сектор идет недостаточно быстро. Более того, в одном из своих летних выступлений перед промышленниками США Алан Гриспен говорил, что те структурные преобразования, которые сейчас происходят в США, - не более чем повторение описанной когда-то Шумпетером схемы, когда мощные и эффективные новые хозяйственные элементы начинают ломать уже сложившуюся хозяйственную структуру. Как правило, без спада эти процессы никогда не проходят, в том числе и потому, что для того, чтобы традиционный капитал интегрировал в себя новый, он должен пережить период кризиса.
Таким образом, понимание того, что существуют фундаментальные причины для кризиса американской экономики, в ФРС уже было. Вопрос заключался только в выборе варианта наиболее адекватной денежной политики. А их было фактически два. Сдерживать инфляцию, не опускать или поднимать ставку, или смягчать кризис - опускать ставку. ФРС пошла на смягчение кредитных ограничений, перейдя, таким образом, к традиционной политике сдерживания кризиса. Впрочем, сказать, что рынок начал подниматься после снижения ставки, все-таки нельзя.
Эксперты всс более единодушны в своих оценках ближайшего будущего американской экономики. Так, в начале года Ассоциация менеджеров п
На наш взгляд, уже есть два социальных индикатора кризиса "новой" экономики. Во-первых, все чаще встречаешь в Москве старых друзей, по много лет пропадавших в Кремниевой долине. Энергия, стиль и виды на жительство у них все еще американские, а неизбывная тоска в глазах уже снова вполне "расейская". Во-вторых, даже респектабельных и эмоционально бедноокрашенных англичан пробило на черный юморок. В одном из последних номеров The Economist приводит график, на котором показано десятикратное падение (с сентября 2000 года) акций онлайнового торгового концерна с рекламоноским названием Letsbuyit.com ("Давайте купим!"). Картинка же с этим графиком, естественно, не без участия фондовых аналитиков журнала названа Letssellit ("Давайте продадим!").
А как хорошо начинался прошлый год. В 2000 году покупатели потратили более 87 млрд долларов на приобретение акций 910 интернет-компаний, в том числе в первом квартале - 58 млрд. Это на 85 процентов больше, чем в предыдущем году, и в 13 раз больше, чем в 1998-м. Заметим, что в эту сумму не включены результаты самой грандиозной (157 млрд долларов) сделки прошлого года - слияния AOL/Time Warner. Но, несмотря на, казалось бы, впечатляющие для Интернета итоги в целом за год, Webmergers.com, анализируя слияния и приобретения в этом секторе, называет их "медовым месяцем в морге". 210 американских интернет-компаний, акции которых прошли первичное размещение на фондовых площадках, закончили в этом году свое существование, почти 60% банкротств пришлось на последний квартал 2000 года. Не дожидаясь печального исхода, о прекращении деятельности стали объявлять даже те компании, финансирование которых первичными инвесторами еще не было прекращено: например, в конце прошлого года закрылись проекты BizBuyer.com и DeskTop.com. По оценкам Webmergers, от 12 до 15 тыс. служащих интернет-компаний в ближайшее время потеряют работу. (По сообщениям западной печати, из интернет-компаний в октябре 2000 года уже было уволено 7 тыс. человек, в ноябре еще 9 тыс.)
Самое простое объяснение происшедшего обвала можно дать, просто пронаблюдав хронику событий последних месяцев прошедшего года. Почти непрерывное с середины года снижение NASDAQ к концу года окончательно лишило инвесторов уверенности в том, что вложенные в интернет-компании средства непременно вернутся им сторицей. Столкнувшиеся с ограничениями финансирования ритейловые интернет-компании резко сократили объем рекламы, прежде всего за счет сетевой. В результате крупнейшие порталы, получающие за счет рекламы основную часть своих доходов, были вынуждены объявить о том, что достичь прогнозируемых ранее показателей прибыли невозможно, и на фоне падения акций сократили платежи поставщикам других интернет-сервисов, в том числе провайдерам и консалтинговым компаниям, акции которых быстро покатились вниз. Эффект домино был слишком сильным, а вера инвесторов в новые технологии оказалась непрочной.
Одной из самых очевидных причин коллапса интернет-сектора была явная перекормленность с
- Официальный прогноз на 2001 год предполагает рост ВВП на 4 процента. Много это или мало? Насколько реальна такая динамика? Какие "узкие места" в хозяйстве способны остановить сказочный посткризисный рост российской экономики?
- Прежде всего надо четко понимать, какого характера экономический рост мы имели в прошедшие два года. Четко выделяются две волны роста. Первая волна связана с девальвационным шоком и датируется периодом с октября 1998-го по июнь 1999 года. Затем, после четырехмесячной стабилизации, с ноября 1999 года началась вторая волна роста, связанная с нефтяным шоком. Она продлилась, по нашим оценкам, до середины прошлого года, после чего общеэкономическая динамика снова стабилизировалась в отсутствие значимых импульсов оживления.
Отличительной чертой девальвационной фазы роста было то, что производство расширялось на фоне сжимающегося потребительского спроса. Скачок курса и инфляции привел к масштабному перераспределению доходов от населения к предприятиям. Население проиграло от девальвации, реальный сектор выиграл. Резкий рост валовой прибыли предприятий в этот период был связан и с девальвацией, и со стабильными ценами и тарифами естественных монополий, которые не были проиндексированы в меру инфляции, и с падением реальной заработной платы на 40 процентов в первом квартале 1999 года. Дополнительные доходы предприятий прежде всего были направлены на финансирование оборотного капитала, запасов. Это сразу же дало импульс роста спроса на продукцию сырьевых отраслей, при том что увеличения сырьевого экспорта в тот период не наблюдалось. Рост выпуска в потребительских отраслях и машиностроении был обусловлен мощным импортзамещением. Таким образом, девальвационная фаза роста характеризовалась фронтальным оживлением: росли - каждый под действием собственных факторов - и сырьевой сектор, и машиностроение, и потребительский сектор.
Картина роста на стадии нефтяного шока, связанного с интенсивным ростом мировых цен на энергоносители, уже совершенно другая. Импульс роста дало расширение экспорта, наложившееся на оживление внутреннего спроса, сначала инвестиционного, а затем и потребительского, вызванного увеличением доходов населения.
- Почему пошел рост доходов населения? Был ли он вызван какими-то решениями исполнительной власти?
- Это был спонтанный, "догоняющий" рост доходов, компенсирующий их фактическую стагнацию в первый год после кризиса. Просто у предприятий расходы на зарплату занимают далеко не первое место среди приоритетов использования дополнительных доходов. Сначала были увеличены инвестиции в запасы, затем - инвестиции в основной капитал, и лишь после этого настал черед индексации оплаты труда.
Причем характерно, что увеличение зарплаты компенсировалось как ростом производительности труда, так и опережающим повышением цен производителей по сравнению с потребительскими ценами. В итоге при росте реальной зарплаты в целом за прошлый год на 22-23 процента доля издержек на рабочую силу в цене продукции практически не увеличилась
Обозначившееся в конце прошедшего года потепление в отношениях России и Евросоюза, явственным выражением которого явилась серия личных встреч российского президента с его европейскими коллегами, имеет хорошую перспективу на продолжение. При этом Европа будет занимать в отношении нашей страны сугубо прагматическую позицию. Неплохо, чтобы Россия отвечала тем же.
Стратегическая цель ЕС - превратиться в центр экономической и политической силы, способный на равных конкурировать с США. Потенциал для достижения этой цели у Европы есть, а в последнее время начали складываться и условия, способствующие этому. Евро укрепляется. Американская экономика склоняется к рецессии. Инвесторы все более скептически относятся к вложениям в хозяйство США: слишком переоценены были акции американских высокотехнологичных компаний, на которые, собственно, и опирается американское экономическое чудо 90-х. Если к сказанному добавить тот факт, что до настоящего времени Германия "играла не в полную силу" (значительные ресурсы немцев были отвлечены на интеграцию восточных земель), можно предположить, что у западноевропейцев действительно появляется шанс приблизиться к тем экономико-финансовым высотам, на которых закрепились США.
Центр силы немыслим без военно-политической составляющей. И Европа стремится развивать собственный "антикризисный потенциал" - силы быстрого реагирования ЕС (СБР), что, разумеется, вне рамок натоцентристской концепции европейской безопасности, отстаиваемой США. С приходом к власти в США склонной к изоляционизму республиканской администрации это концептуальное расхождение перерастет в противоречие: вызовом для НАТО станет сложный в морально-политическом отношении вопрос о национальной ПРО, фактически делящей весь Запад на более защищенную и менее защищенную зоны. Трудно будет достичь согласия западноевропейцев на увеличение оборонных расходов, при том что контроль за их военной политикой через натовские структуры сохранится.
Казалось бы, Россия в этой ситуации может рассчитывать на возникновение, как у нас любят говорить, неких "особых отношений" с Евросоюзом. Однако было бы контрпродуктивным пытаться вбить клин между ЕС и США и за счет этого продвигать наши интересы. Расхождения между западноевропейцами и американцами все же не столь существенны, чтобы мы могли воспользоваться результатами такой политики. Вероятнее всего, европейцам и альянсу удастся достичь в вопросе формирования СБР компромисса, суть которого будет в том, что на более поздний срок перенесут решение столь чувствительных для НАТО и ЕС проблем, как планирование антикризисных операций и условия задействования в СБР ЕС европейских подразделений натовского подчинения.
Формирующийся на европейском континенте геополитический и экономический центр силы не только стремится стать конкурентоспособным по отношению к США, но и по определению обречен конкурировать с Россией, сохраняющей, по крайней мере в глазах европейцев, потенциал мировой державы. Вспомни
Второго января 2001 года, когда порядочные люди еще только открывают слипшиеся глаза и при помощи холодного пива пытаются попасть в третье тысячелетие, я отправился в железнодорожные кассы Киевского вокзала столицы. Откровенное безумие этого поступка объяснялось служебной необходимостью: мне надо было купить билет и поехать в командировку. Долг велел мне бросить бытовое пьянство и употребить остатки воображения на созерцание картин мирного труда. Где-то там, вдали от дома, мне должны были открыться признаки созидательного порыва сограждан, а также экономического возрождения Отчизны, которым охотно отдает свои страницы журнал "Эксперт".
Дорогой я думал о том, что на Киевском вокзале мне вряд ли откроется светлое будущее нации. Так оно и вышло. В кассах было полно народу. Сотни русских людей в шапках, толпясь и сопя, пытались пробиться к окошечкам и выторговать себе шанс уехать в любом направлении. Выгнанные из дому праздником, они составляли картину какого-то всеобщего бегства. Объявления железнодорожного ведомства, передаваемые в зал с частотой воздушной тревоги, не оставляли русским людям ни малейшего шанса на спасение. "Все билеты на электропоезд повышенной комфортности Москва-Калуга проданы", - раз в три минуты говорила в микрофон невидимая девушка таким голосом, будто родители нашли ее в кислой капусте.
Как и всякий истовый исследователь жизни, наконец-таки близко столкнувшийся с ней, я тут же решил возвратиться к бытовому пьянству. Картины мирного труда, подумал я, как-нибудь обождут. Но тут мое внимание привлек светящийся щит, укрепленный на стене, над головами безутешных скитальцев. Это была реклама той самой электрички до Калуги, на которую присутствующим уже не стоило рассчитывать.
Судя по написанному, поезд как раз олицетворял собою цель моей командировки. Он был явным признаком возрождения Отчизны, символом ее экономического здравомыслия. В электричке были предусмотрены места первого, второго и третьего классов, вольготные сиденья, бар, туалет и услужливые проводники. Сообщались вполне скромные цены на путешествие в этой роскоши - самый дорогой билет стоил 87 рублей 30 копеек. Чем не новая жизнь? Далее, однако, следовал раздел, окончательно вынудивший меня остаться. "Стоимость провоза в руб." - сообщал подробности щит. И далее: "Ручная кладь - 12,00, телевизор - 7,20, живность - 4,80, велосипед - 4,80".
Следующие полчаса я провел в расчетах и размышлениях. Сначала меня поразил чисто математический эффект объявления. Цифры, вывешенные на щите, явно имели какой-то магический смысл. Они содержали чуть ли не тайну мироздания. Выходило, что если из телевизора, например, вычесть живность, то получится ровно полвелосипеда. Или если из ручной клади вычесть телевизор, то получится тогда либо живность, либо целый велосипед. Зато при соединении живности с велосипедом ничего особенного не получалось.
Устав в конце концов от борьбы с непознанным, я увлекся философией объявления. И чем дальше я продвигался, тем страшнее мне становилось. То, что я пр
