Маскарад

Михаил Малыхин
15 апреля 2002, 00:00

"Золотая маска" за восемь лет своего существования превратилась в национальный брэнд, теперь она готова завоевать мир

Сумеет ли Валерий Гергиев составить достойную конкуренцию Павлу Бубельникову? Под силу ли Михаилу Шемякину победить Владимира Фирера и Глеба Фильштинского из Новосибирска?

Из года в год в номинациях национальной театральной премии "Золотая маска" "супертяжи" встречаются с "мухами" и неожиданно проигрывают. Угадать имя лауреата можно только "от противного", а потому рассуждения о скандальности "Маски" стали общим местом. В перечне описываемых и смакуемых прессой "масочных" скандалов - споры о составе экспертного совета и полномочиях жюри, конфликты между учредителями и отсутствие своевременного госфинансирования. Но все это кажется мышиной возней в сравнении с традиционным шоком театралов - после объявления номинантов, а затем и лауреатов национальной премии. В этом году жюри показалось недостаточным столкнуть признанного гения и дирижера маленького оркестрика крошечного питерского "Зазеркалья" в одной номинации. И главная интрига переместилась в номинацию "Работа балетмейстера/хореографа": здесь впервые в один ряд с отечественными молодыми постановщиками поставлены зарубежные мэтры - мастера с мировым именем.

Театральная эпидемия

Сегодня трудно назвать другой вид искусства в России, который бы развивался в последние годы столь же бурно, как театр. Почти не слышно сегодня новых имен даровитых художников, скульпторов и архитекторов, о "современной музыке" после смерти Эдисона Денисова и Альфреда Шнитке почти не говорят, а на немногочисленные музыкальные фестивали, где кто-то пытается показать свои новые кантаты и сонаты, собираются лишь родные и близкие оставшихся в живых композиторов. Отечественное кинопроизводство потихоньку выходит из кризиса, количественно оно уже сравнялось с временами советскими, а качественно пока еще не на высоте.

Театры же - на зло экономическим кризисам - плодятся и множатся: за минувшее десятилетие их стало в два раза больше, чем в годы застоя. Если в 80-е было триста тридцать театров, то к концу 90-х их число перевалило за шестьсот, а в Москве театров стало аж в пять раз больше. Разумеется, количественные показатели для культуры - не самый объективный критерий. Рождение многих новых театров можно было бы объяснить развалом старых, а то и списать на статистику - ни для кого не секрет, что многие прохиндеи, дабы избежать налогов, называют "театрами" разного рода клубы, где проходят "интерактивные шоу с обнаженной натурой". О развитии театра и интересе к нему говорит другое: за последние лет пять в старых академических театрах цены на билеты выросли вдвое, а то и вчетверо, а залы не пустеют. Сегодняшний интерес к театру сопоставим разве что с ажиотажем 20-30-х годов прошлого века.

И театр отвечает зрителям взаимностью. Оперный и балетный мир всколыхнул Мариинский театр, неистовый худрук которого отважился поставить сложную оперную тетралогию Вагнера "Кольцо Нибелунга", а попутно эпатировал публику, впустив в русскую оперу механических монстров ("Китеж") и нагую Саломею (одноименная опера Рихарда Штрауса). Сегодня по качеству исполнения и свежести идей постановок тягаться с мариинскими версиями классики могут разве что нью-йоркская "Метрополитен-опера" или миланский "Ла Скала".

В драму свежее дыхание вдохнул московский Театр-школа Петра Фоменко, который заставляет пересматривать основы реалистического театра. А Евгений Гришковец из Кемерова собирает битком набитые залы на свои моноспектакли, в которых провозглашает возвращение к сентиментализму.

На Урале тем временем родилась и стремительно развивается совершенно новая, самобытная эстетика - современный российский танец, который смело скрещивает русский фольклор и балетную классику с западным танцмодерном. Появился в России и жанр, доселе ей чуждый, - мюзикл.

А ведь еще лет десять назад... К началу 90-х в Москву на Таганку вернулся старый революционер Юрий Любимов, в Петербурге все ставил и ставил свои социально-философские спектакли Лев Додин - но ничего принципиально нового в столицах не рождалось. А тем временем отлаженная десятилетиями театральная система рухнула: прекратился гастрольный обмен и обмен творческими кадрами между столицами и провинцией, процентов восемьдесят всех театров страны оказались на грани выживания, зарплату артистам платили соляркой или списанными автомобилями. Казалось, еще немного - и в фойе зданий с колоннами будут хозяйничать продавцы колготок, а на сценах и в залах местных "опер" станут продавать кухонную мебель и стиральные машины.

Культ рулетки

Когда восемь лет назад были объявлены лауреаты учрежденной Союзом театральных деятелей национальной премии "Золотая маска", театралы восприняли это как некую очередную формальность, как игру чиновников от театра в "Оскары" на руинах, на манер "смежников": к тому времени киношники уже изобрели для рухнувшего кинопроизводства крылатую "Нику", а балетоманы для законсервированного балета - статуэтку зеленых близнецов под названием "Бенуа де ля данс". Настоящий интерес к театральной "Маске" появился лишь через год, когда к премии был пристегнут фестиваль и всех претендентов можно было увидеть воочию в течение нескольких дней. Понятно, что столичным мэтрам искать там было нечего - они-то давно имеют свои сцены и зрителя. Зато для петербуржцев и провинциалов даже участие было равносильно выигрышу. Ведь после развала единой общенациональной театральной системы "Маска" стала для них последней надеждой засветиться в Москве. Сегодня Мариинский театр настолько свыкся с ролью гранда, что привозит на фестиваль третьи составы своих спектаклей (первые выступают в Нью-Йорке и Милане), но даже он всегда рад за счет "Маски" выступить в Москве, чтобы собрать урожай положительных рецензий в прессе (общеизвестно, что все центральные газеты базируются в Москве и пишут о других городах с неохотой). Секрет "Маски" прост - она как никто иной имеет возможность привлекать средства для подобного рода акций. Официальный бюджет фестиваля составляет 850 тыс. долларов, половина из которых обеспечивается государством (через Минкульт и региональные управления культуры), а другая половина - спонсорами (Альфа-банк, Газпромбанк, "Нескафе", "Альтеро").

Когда окончательно оформилась структура премии-фестиваля, театралы смогли наконец оценить остроумие оргкомитета, придумавшего удивительно точное название для этого действа. С начала и до конца фестиваля было просто невозможно предугадать решение жюри: чье лицо откроет "Маска", кого назовет лауреатом и почему - всегда загадка. За глаза "Золотую маску" стали называть "Золотой рулеткой".

Может, для игроков-театров и болельщиков-театралов "масочное" жюри непредсказуемо, как колесо рулетки, но оно само считает, что руководствуется рядом правил. Пусть и конъюнктурных, но во имя благой цели - представить общую картину театрального процесса в стране и дать провинциальным труппам стимул для развития. По признанию гендиректора премии Эдуарда Боякова, выбор лауреатов определяет не "лидеров театрального процесса", а перспективные направления в современном отечественном театре.

Что ж, пожалуй, только признав такую логику выбора, можно понять, почему в прошлом году оперным лидером, по версии "Маски", был признан маленький экспериментальный московский театр "Геликон-опера" - за "Леди Макбет Мценского уезда" Шостаковича он получил четыре из пяти оперных премий. Своим выбором жюри утверждало: сегодня стране дороже малобюджетная версия оперы отечественного композитора, нежели вагнеровское "Золото Рейна" с многомиллионным (в рублях) бюджетом. И указывало магистральный путь развития оперного искусства: провинциальному театру не к лицу тягаться с Мариинкой, имеющей щедрых американских спонсоров, подражать же экспериментам "Геликона" способен любой. А заодно задавало ориентиры в репертуарной политике: дескать, налицо поворот в сторону отечественной музыки - патриотические настроения сегодня в моде как никогда. Может, провинциальные оперные труппы и нужно "сориентировать на местности", они ведь переполнены западной классикой (многочисленными версиями вердиевских "Травиат" и "Кармен" Бизе), а ставить же русскую классику, равно как и оперы композиторов советского периода (к примеру, суперпопулярную в 30-х годах оперу Владимира Дешевова "Лед и сталь" или оперные шедевры Эдисона Денисова и Альфреда Шнитке), сегодня мало кто решается.

Интересно, не "конъюнктурные" ли акценты жюри подвигли Мариинку выдвинуть на нынешний конкурс оперу Н. А. Римского-Корсакова "Сказание о невидимом граде Китеже" (ее много десятилетий на отечественной сцене не решался поставить никто), а театр "Новая опера" - поставить "Снегурочку"?

Яркий пример конъюнктурного подбора претендентов на получение "Маски" в этом году - список номинантов в графе "Работа балетмейстера/хореографа". Там значатся два россиянина - Татьяна Баганова и Сергей Вихарев и два иностранца - Джон Ноймайер и Пол Селвин Нортон. Объективно сравнивать их работы просто невозможно, ибо они представляют полярные стороны танцевального искусства. Баганова - отечественный хореограф-экспериментатор, работающий в стиле танцмодерна, Вихарев - балетмейстер-реставратор, восстановивший балет Петипа "Коппелия", Ноймайер - живой классик современного балета, а Нортон - представитель нового поколения западных авангардистов, его постановка "Взлом" ни к современному, ни к классическому балету никакого отношения не имеет. Пятнадцатого апреля жюри назовет своего избранника и тем самым укажет, по какому пути следует пойти российскому танцу в новом сезоне.

Вообще-то, "Золотая маска" выполняет функцию не только "перста указующего", но и импресарио провинциальных театров. Не раз автору этих строк доводилось слышать: "Как вы думаете, на 'Маску' это возьмут?" Этот рефрен, думается, можно услышать не только в Красноярске, Саратове, Краснодаре, Самаре и Екатеринбурге. Сама возможность показаться в столице провоцирует как соревновательный азарт, так и творческие поиски театров на местах, ведь у них появляется шанс стать коммерчески выгодным предприятием (ажиотаж вокруг "Маски" привлекает не только зрителей и прессу, но и спонсоров).

Являясь эдаким катализатором театрального процесса, "Маска" сегодня помогает восстановить систему театральных обменов, не между Большим и Мариинкой (эти сами разберутся), а между полунищими провинциалами. Под маркой "Маски" не так давно проходили гастроли ряда коллективов в Иркутске, Новосибирске, Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде. Что от этого самой "Маске"? Она станет национальным брэндом. А может, ей видится, что уже стала, потому что теперь претендует на мировое признание.

Культура - на экспорт

Среди лауреатов "Маски" без труда выделяются четыре категории: провинциалы, новаторы, мэтры и иностранцы, ставящие или играющие в нашей стране. Меж ними строгий баланс, что и составляет основу политики фестиваля.

Поощряя провинциалов, "Маска" поддерживает свой национальный статус. Кому невдомек, что малоизвестному провинциалу трудно соперничать с "раскрученными" столичными звездами, но лауреаты-провинциалы делают фестивалю рекламу в регионах, его признают "своим", а потому и гастроли он по всей стране проводит с огромным успехом.

Поощрение мэтров работает прежде всего на имя и высокий статус фестиваля (точно так же делали себе имя премии "Триумф" и "Слава/Глория"). Каждый год на "Маску" номинируют Валерия Гергиева - его, по существу, давно пора было бы вынести за скобки фестиваля, его весь мир уже признал, ему от "масочной" признательности ни прибудет, ни убудет, а национальной премии - почет и уважение.

Находя новаторов, фестиваль получает не только право говорить, что держит руку на пульсе театрального процесса, но и лавры первооткрывателя. В какой-то степени "Золотой маске" обязаны своей славой танцевальная труппа Бориса Эйфмана, петербургский экспериментальный театр "Зазеркалье" и московский театр "Тень". Но куда важнее то, что "Новация" - номинация, введенная всего два года назад, - позволяет "Маске" продвигать отечественное искусство за рубеж. С этого года на фестивале работает специальная программа для западных импресарио - Russion Case, чтобы те могли заключать сделки с нашими театрами.

"Золотая маска" уже получила предложение провести свои гастроли - нынешней осенью в Киеве, позднее - в Таллине, а осенью 2003 года - показать своих лауреатов на трех престижных сценах Лондона. Логика иностранцев проста - никому неизвестные русские театры сами по себе не сделают кассовых сборов, тогда как под маркой национального фестиваля привлекут зрителей и прессу. Для англичан "Золотая маска", среди лауреатов которой известные во всем мире российские мэтры, - это реальный брэнд, которому можно доверять. По мнению британских импресарио, мероприятия будут пользоваться реальным спросом.

А раз так - сегодня "Маске" как никогда важно поощрить иностранцев и их проекты. Ведь если среди лауреатов будут такие имена, как Пьер Лакотт (за его "Дочь фараона" в прошлом году "Маска" отчаянно сражалась с Геннадием Рождественским, запретившим балет на сцене Большого театра) или Джон Ноймайер, фестиваль приобретет дополнительные очки для продвижения своих проектов в Европу и Америку. И сколь бы рьяно ни отрицала это администрация, даст возможность "Маске" стать крупным импресарио российского театра за рубежом и привлечь западных спонсоров и креаторов в Россию.