Достаточно вялая внутренняя реакция на послание президента РФ сильно контрастировала с чрезвычайно живыми откликами извне. Касались они, правда, не всего послания, но только одной фразы - зато этой фразы не пропустил никто, включая пресс-службу президента США, которая возражала В. В. Путину от имени американского правительства, а также конгрессменов США, писавших в Москву строгие запросы на тему, как вообще смел В. В. Путин такое говорить. Вызвавшая столь сильные отклики фраза звучала так: "Следует признать, что крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века. Для российского же народа оно стало настоящей драмой. Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории".

На что оппоненты согласно указали, что крушение СССР является безусловно светлым и радостным событием, открывшим народам путь к свободе и демократии, а кто говорит о катастрофе, показывает всю силу своей ностальгии по имперско-коммунистическому прошлому. При этом оба возражения - и насчет радостного события, и насчет ностальгии - логически не очень точны. Одно и то же событие может открывать путь и к свободе и демократии, и к тяжелым испытаниям. Иногда одним народам достаются вершки, а другим корешки, иногда один и тот же народ получает свою долю сладких вершков и горьких корешков в той или иной пропорции. С другой стороны, само по себе утверждение, что издержки, связанные с крушением СССР, оказались весьма высоки, в принципе еще никак не свидетельствует о том, что говорящий желает вернуться к status quo ante. Оценивать как непомерно высокие можно издержки и такого процесса, который сам по себе и неизбежен, и необратим, и, возможно, по мнению говорящего, даже и необходим.

Когда одно лишь рассуждение о цене распада вызывает единодушно резкое осуждение, это можно понимать только таким образом, что с точки зрения свободного мира, когда в 1991 году сквозь грозы сияло нам солнце свободы, говорить о каких-либо издержках кощунственно. Опять же лес рубят - щепки летят, и чего о них жалеть? Трудно было бы более отчетливым образом заявить, что те, по кому крушение СССР (пусть сто раз неизбежное и необходимое) проехалось катком, являются всего лишь навозом истории, еще точнее - навозом свободы. Может быть, и навозом, но вряд ли это тот аргумент, который уместно приводить, когда говоришь с русским.

Однако тяжкая неспособность слушать ни оппонента, ни даже самого себя идет еще далее. В крамольном послании издержки, понесенные народами б. СССР, поминаются особо, а оборот "крупнейшая геополитическая катастрофа" предполагает, что речь идет о явлении, масштабы и последствия которого выходят далеко за пределы СССР, имея всемирный характер. С чем на самом-то деле никто и не способен спорить. Если не в контексте путинской речи (в контексте не годится, потому что смекалистый совопросник сразу поймет, что он попадает в ловушку), но как бы вообще спросить самого горячего провозвестника свободы, каким образом он представляет дальнейшие глобальные политические процессы, возвышения и падения каких держав он ожидает, какие конфликты стоят на пороге, то, если он не совсем уже безмозглый барабанщик из вашингтонской администрации, но человек минимально вдумчивый, ответ будет взят из "Дзядов" Мицкевича: "Ciemno wszedzie, glucho wszedzie, // Co to bedzie, co to bedzie?" Но, собственно, о том и был спич. Геополитика (напомним, что сказано было не о катастрофе вообще, но именно о геополитической) есть учение, пользующееся отчасти физическим, отчасти естественно-историческим инструментарием, который чужд идеологических оценок. С геополитической точки зрения принято говорить о наличии балансов и контрбалансов, о наличии взаимоупоров, обеспечивающих известную устойчивость и предсказуемость в отношениях между державами, - либо об отсутствии таковых, когда некогда твердая почва начинает ходить под ногами и ощущается явственный подземный гул, когда мятутся народы и князья замышляют тщетное. При этом для оценки геополитической ситуации вопрос о свободе/несвободе не слишком актуален. Можно сколько угодно приветствовать Французскую революцию, принесшую свободу, равенство и братство, но простейшая объективность заставит признать, что последующие двадцать пять лет, когда рушились троны, падали империи, шумел, гремел пожар московский, а на полях Бородина и Лейпцига справлялись кровавые тризны, неслыханные со времен Великого переселения народов, - все это было натуральной геополитической катастрофой конца XVIII века. Взаимоупор держав разрушился, и последствия не замедлили себя ждать.

Каковы будут последствия обрушения взаимоупоров, случившегося в конце XX века, мы не знаем - процесс только идет. Тем более что вряд ли можно идеализировать сверхдержавный контрбаланс 1945-1990 годов, называя который "золотым веком", политолог А. М. Мигранян сильно погорячился. Золотой век, символом которого является Берлинская стена и который держится на жестком подавлении воли весьма многих народов, - это изрядный оксюморон. Что никак не отменяет тезис о катастрофичности случившегося впоследствии.

Единственная оставшаяся сверхдержава, лишившись взаимоупора, впала в состояние, именуемое hybris, и либо президент США станет всемирным римским императором, что уже как-то отдает последними днями, либо нас ждет обрушение вознесшейся гордыни, и падение этого дома будет великое. Европа, медленно, но верно и органично шедшая к постепенному объединению, после 1991 года встала перед необходимостью форс-мажорного переваривания освободившихся народов и стала делать это с такой скоростью, которая, как ведомо из истории, никогда не кончалась ничем, кроме развала империи, раздавленной собственным размером. Удастся ли при этом хоть в какой-то мере сохранить достигнутое прежде единение Старой Европы - бог весть. Революционерство на просторах б. СССР грозит добить даже ту хлипкую и дурную стабильность, которая как-то сложилась после 1991 года. Гигантский Китай пробуждается, и не сегодня сказано, что горе будет, когда он проснется. Вестфальской системы международных отношений больше нет, и никакой другой - нет тоже. Если такая подвижка тектонических плит не катастрофична, то что тогда вообще катастрофа?

Когда в печальной, но полностью объективной констатации люди не видят ничего, кроме глупой ностальгии по СССР, сдается, что в их мозгах тоже произошла какая-то катастрофа.