Французский архитектор Доминик Перро не будет руководить строительством нового здания Мариинского театра в Петербурге. Последующей разработкой и осуществлением его проекта займется пока не известная российская компания. Расторжение контракта стало финальной точкой в конфликте между автором проекта, победившего в международном архитектурном конкурсе 2003 года, и ФГУ «Северо-Западная дирекция по строительству, реконструкции и реставрации» и другими ведомствами, задействованными в реконструкции театра.
Уйди, проклятый
Чтобы лучше понять историю проектирования новой сцены Мариинского театра, надо для начала мысленно нарисовать две параллельные прямые. Одна прямая будет называться «мечта о новой западной архитектуре», другая — «желание обойтись без иностранцев». Тогда историю Мариинки-2 можно представить себе в виде хаотичных колебаний между этими двумя параллелями.
Началось все с того, что в августе 2001 года Госстрой провел тендер на реконструкцию Мариинского театра. Победила там американская девелоперская компания Samitaur Constructs. Компания пригласила архитектора Эрика Оуэна Мосса, с которым уже было осуществлено несколько проектов. В феврале 2002 года Мосс предложил проект нового здания Мариинского театра и проект реконструкции Новой Голландии (тогда Новая Голландия шла в комплекте со второй сценой театра). И театр, и концертный зал для Новой Голландии Мосс представил в виде сочетания строгих геометрических и изломанных, истерзанных стеклянных объемов — в лучших традициях архитектуры деконструктивизма. Проект этот стал настоящей проверкой архитектурных вкусов. Если бы он был принят, Петербург, не избалованный ни современной архитектурой, ни московскими бешеными темпами строительства, тут же, одним махом вырвался бы вперед в заочном архитектурном соревновании с Москвой, уже поросшей псевдоисторическим безобразием и к тому же принявшей очень консервативный проект реконструкции Большого театра.
Но американский вариант тогда заклевали и затоптали, инкриминировав его автору полное непонимание петербургского контекста, местных традиций, души города и тому подобных эфемерно-фундаментальных вещей, которые выползают на свет божий всякий раз, когда архитектурное решение не хотят обсуждать по существу. Мораль была такая: уйди, проклятый Мосс, без тебя справимся. Но вслух было сказано следующее: «Что же это за произвол? Такое важное здание — и без архитектурного конкурса?!» И Госстрой объявил международный архитектурный конкурс.
Градообразующее заклинание
Словосочетание «архитектурный конкурс» к тому времени уже превратилось в заклинание. Превратилось по воле той части архитектурной и сочувствующей общественности, которая наелась московских доморощенных архитектурных тортов и мечтала о том, что в России будут проходить международные конкурсы на важные общественные постройки, как во всем цивилизованном мире. К нам будут ездить иностранные звезды и бороться друг с другом на наших глазах, кто лучше застроит какой-нибудь ужасный пустырь в Хорошево-Мневниках. И тогда на смену инвестиционно-строительному прозябанию придет подлинная архитектурная жизнь. И вот в Петербурге (недаром ведь окно в Европу) проходит первый в России настоящий международный архитектурный конкурс, в котором участвуют самые что ни на есть звезды. Звезды проектируют новое здание Мариинского театра. Их проекты выставляются на всеобщее обозрение в Академии художеств в Петербурге, члены международного жюри по-настоящему друг с другом спорят, итог конкурса не известен до самого его официального объявления.
Все было готово к прорыву. Но прорыв забуксовал, а потом и вовсе превратился в форменное безобразие
А итог таков: в конкурсе на проект нового здания Мариинского театра побеждает французский архитектор, строитель Библиотеки Франсуа Миттерана в Париже Доминик Перро. Проект Перро представлял собой облицованную черным мрамором «коробку», спрятанную в золотой паутинообразной оболочке весьма неопределенной формы. Не то чтобы решение это не радикально — радикализма в нем хватает, но этот радикализм респектабельного свойства: черный камень и золото, так подходящее оперному театру. Петербург приготовился получить образец подлинно современной архитектуры, который, несомненно, направил бы все последующее питерское строительство по новому пути. Возможно, он навсегда бы заставил всех, в том числе архитектурных чиновников, перестать думать, что уважение к исторической среде подразумевает простую мимикрию под старые архитектурные формы. В общем, все было готово для какого-то решительного качественного скачка, прорыва. Но не тут-то было: прорыв забуксовал, а потом и вовсе превратился в форменное безобразие.
Склоки
Иногда кажется, что, отдав Перро первое место, российские культурные начальники на следующий же день схватились за голову: зачем мы это сделали? Взять хоть золотую «обертку» — как это строить, как она себя вообще будет вести в наших-то широтах, с обильными снегопадами и так далее? Да и городской контекст, опять же: не затмит ли наглое новое золото старое золото куполов?..
Тем не менее в мае 2004 года с Dominique Perrault Аrchitectе был подписан контракт на строительство нового здания Мариинского театра площадью около 39 тысяч квадратных метров со зрительным залом на две тысячи мест. В 2005 году было много разговоров о недовольстве властей проектом Перро (где, спрашивается, они были раньше?). В самом начале 2006-го техническое задание было изменено, в результате уменьшились высота здания и количество помещений. Техническую документацию, подготовленную ООО «Архитектурное бюро Доминика Перро», Главгосэкспертиза дважды «заворачивала» за недочеты, тем самым недвусмысленно настаивая на том, что ее разработку надо поручить российской компании. По этому поводу заказчик и архитектор обменялись любезностями: Перро заявил, что подозревает Минкульт в нежелании строить театр по его проекту, а в ответ получил намек на предъявление ему судебного иска за срыв сроков реализации.
Сегодня уже объявлен тендер на устранение ошибок в проектной документации, выявленных Главгосэкспертизой, и доработку проекта Перро. Тендер рассчитан на привлечение российских компаний. Контракт с Перро расторгнут. С 12 февраля нынешнего года Доминик Перро больше не строит вторую сцену, передает российским коллегам всю подготовленную его бюро проектную документацию и лишь осуществляет авторский надзор за проектом. Как заверил на одной из пресс-конференций глава Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой, все это не значит, что проект Перро будет меняться. Сам же Перро произносит дипломатичные фразы насчет того, что, мол, русская сторона лучше знает свои русские нормы и правила, пусть и строит, а мое дело — великое искусство архитектуры.
На самом деле только совсем наивный человек может полагать, что проект Перро останется неприкосновенным. Во-первых, тендер, результат которого должен быть оглашен 15 февраля, объявлен в том числе и на доработку проекта, а это может означать все что угодно. Во-вторых, авторский надзор в ситуации полного отсутствия полномочий — дело сугубо факультативное. Есть желание — гуляй вдоль Крюкова канала и смотри, похож строящийся объект на твой проект или нет.
Чучхе в архитектуре
Теперь спрашивается: стоило ли устраивать громкий международный конкурс с участием звезд с тем, чтобы потом со скандалом «выдавить» звезду-победителя из процесса и передать все в руки российской компании? Точно нет. Не совладал парижский архитектор с российскими строительными нормами. В Испании строил — разобрался, в Южной Корее строил — тоже с чужими порядками освоился. А в России никак — слишком сложно.
Российская сторона, поздравив Перро с победой, как будто решила тут же доказать, что иностранец в России строить не может без сопровождения, как когда-то по Москве ходить без уполномоченного лица. У нас такой сложный средовой контекст, такие самобытные традиции, такой неповторимый дух, такие замысловатые нормативные документы! Куда там иностранцу с его «аршином общим»? Пусть катится отсюда, мы сами все снесем, сами построим, сами перестроим, если надо; осуществим, так сказать, принцип архитектурного чучхе.
В Петербурге как будто решили сделать все, чтобы при словах «международный архитектурный конкурс» люди вздрагивали в предчувствии беды. Ведь скандальный финал конкурса на проект Мариинки-2 — это еще не все. Уже объявлены результаты международного конкурса на проект делового центра «Газпром-Сити». Состав участников этого конкурса был не менее звездным, чем конкурса 2003 года. Казалось бы, сбылась мечта российских любителей архитектуры: звезды архитектуры мировой потянулись к нам, радуйся не хочу. Но только итогом этого конкурса, а точнее его заданием, стал небоскреб, который теперь должен вырасти в районе Большой Охты аккурат напротив ансамбля Смольного монастыря. Город уже встал на защиту петербургского силуэта, в администрацию посыпались протесты. Опять же возникает вопрос: почему именно небоскреб? Ведь те же самые знаменитые участники конкурса могли бы разработать и другие решения. Так что у итогов этого конкурса судьба будет не менее сложная. И если проект-победитель будет осуществлен в своем нынешнем виде, для многих он станет не образцом современной архитектуры, а объектом настоящей ненависти.
Все же это вместе как будто нарочно льет воду на мельницу противников проведения международных архитектурных конкурсов. Пройдет несколько лет, и они укажут на здание новой сцены Мариинского театра, чей облик запечатлеет следы коллективного российско-французского творчества, и на гигантский кукурузный початок, глядящий на собор Смольного монастыря. Укажут, чтобы посетовать: «Вы, кажется, мечтали о международных конкурсах? Вот, полюбуйтесь». И, что самое неприятное, будут иметь на это все основания.
