Предложенная заместителем главы администрации президента Владиславом Сурковым концепция суверенной демократии, с одной стороны, стала едва ли не официальной для ведущей политической партии «Единая Россия», но с другой — обсуждается как-то скудоумно.
Главное возражение критиков банально: демократия или есть — или ее нет. Всякие дополнения к демократии якобы призваны устранить саму суть этого понятия. Такая критика, стиль которой, по-видимому, уходит корнями в марксистские времена, когда единственно верную трактовку следовало вызубрить по учебнику, упрощает понятие демократии и выхолащивает его еще до того, как кто-то попытается обсудить столь важную для нас тему. Подобная критика отказывает нам в самой возможности (и необходимости) вести дискуссию с целью наполнить конкретным содержанием — определяемым нынешним состоянием мира и страны — весьма широкие и отчасти абстрактные политические понятия.
Тема этих заметок — экономические аспекты суверенной демократии.
Самостоятельность против внешнего влияния
Почему важно иметь свою экономику? Кругом ведь только и говорят о глобализации, утрате традиционными национальными государствами своих суверенных функций, о передаче полномочий надгосударственным организациям и союзам.
Это поспешные разговоры. Объясняются они в первую очередь весьма длительным, относительно спокойным периодом мирового развития, крахом коммунизма и наблюдаемым, впрочем, весьма поверхностно, торжеством либерализма, что наиболее впечатлительные натуры стали трактовать как конец истории.
Такой наднациональный институт, как Евросоюз, который любят приводить в качестве идеального примера мировой интеграции, конечно, силен. Но, в сущности, это единственный серьезный пример. Проект европейской интеграции имеет вековую историю. Есть серьезные исторические, ментальные, религиозные, экономические, геополитические и прочие факторы, подталкивающие европейцев к интеграции. Однако другие международные институты — МВФ, Мировой банк, даже ВТО и ООН — демонстрируют слабость и неэффективность. Они были созданы для регулирования мировых процессов после Второй мировой войны исходя из послевоенной ситуации и противостояния двух великих держав — СССР и США. Когда послевоенный мир рассыпался, стали очевидны и пороки этих организаций. Странно было бы сейчас пытаться их реанимировать. Востребованной остается разве что ООН, однако необходимость ее глубокой реформы тоже очевидна всем.
Но и Евросоюз не стал организацией, которой национальные государства передали свой суверенитет. Провалы голосования по евроконституции показали, что народы вовсе не жаждут жить в едином бюрократическом государстве.
И это в стабильной ситуации. А что же будет в момент кризиса, когда нужен реальный суверенитет, когда действительно становится важным, кто принимает ключевые решения?
В этом отношении очень показателен пример финансового кризиса в девяностых годах в Мексике, он произошел несколько раньше памятного нам всем российского дефолта 1998 года. Мексиканская экономика оказалась в затруднительном положении, финансовая ситуация не позволяла обслуживать внешний долг, зависли 40 млрд долларов иностранных инвесторов. Где же принималось решение о методах выхода из кризиса? А принималось оно в Вашингтоне, президентом США Биллом Клинтоном в консультациях с этими самыми иностранными инвесторами, большую часть которых составляли, естественно, американцы. Вряд ли после этого можно было называть Мексику действительно суверенной страной. И разве к чему-то подобному стремятся свободные народы, возглавляемые их правительствами?
Вообще борьба стран за деньги, ресурсы, влияние никуда не делась. И нет никаких оснований ожидать каких-либо принципиальных изменений в обозримой перспективе.
Приведем еще один пример, теперь уже более сильной страны — Японии. В восьмидесятых годах прошлого века экономика этой страны переживала третье десятилетие бума. Наблюдался огромный торговый профицит, в первую очередь с США. Американцы были весьма обеспокоены сильным давлением японских импортных товаров на внутренний рынок. Как остановить японскую экспансию? Инструментом была выбрана курсовая политика. Американцы объявили курс иены неоправданно заниженным, что избыточно стимулировало японский экспорт. Сначала пытались японцев уговорить, а когда это не получилось, была предпринята атака на валютном рынке с целью поднять курс иены. К атаке были подключены европейские союзники. Иена взлетела, эффективность экспорта из Японии упала, рост промышленного производства резко затормозился. Дальше — больше, перепуганные японцы совершили роковую ошибку (впрочем, выбора у них практически не было): приостановив развитие экспорториентированных отраслей, инвесторы направили средства на рынок недвижимости и очень быстро раздули его в несколько раз. Банки оказались обременены плохими долгами, поскольку за этим финансовым бумом не стоял рост производства. Хозяйство страны вошло в депрессию, из которой не могло выбраться более десяти лет.
Масштаб экономики не менее важен, чем эффективность. Хозяйство слабой страны рано или поздно будет поглощено сильным соседом
Конечно, в условиях чрезвычайно взаимосвязанного мирового хозяйства нельзя избежать сильного влияния на собственную экономику извне. Мы, например, сейчас сильно зависим от конъюнктуры на сырьевые товары. Однако чем сильнее собственное хозяйство, чем глубже оно диверсифицировано, чем мощнее финансовая система, тем больше шансов устоять во время кризиса или даже выиграть от него.
Другой важный аспект. Менее зависимое от внешней среды хозяйство, имеющее собственные цели долгосрочного развития, может поддерживать устойчивые темпы роста вне зависимости от внешних шоков. Для нас это условие особенно естественно, поскольку огромный внутренний российский рынок еще только поднимается. Как показывают расчеты, в ближайшие двадцать лет российский внутренний рынок может возрасти не менее чем в три раза. Обслуживание этого рынка прежде всего собственными силами — страховка от внешних воздействий. Это обстоятельство, конечно, не означает, что надо изолироваться от внешнего мира. Надо лишь соблюдать точный баланс между допуском в страну внешнего капитала и экономических агентов и развитием отечественных игроков.
Не давая развития возможным упрекам в алармизме и поиске врагов, перейдем к следующему пункту.
Мощность против локальной эффективности
Принято считать, что эффективность — главное свойство и одновременно цель рыночного хозяйства. Однако это слишком учебный подход.
Нет сомнений, что рыночные субъекты должны заботиться о своей эффективности — только тогда они смогут выигрывать в конкурентной борьбе в рамках отдельных рынков и усиливать позицию своей страны в рамках мирового хозяйства. Но есть и другой ключевой параметр, который редко принимают во внимание: мощность экономики в целом и отдельных ее субъектов. Сам масштаб деятельности не менее важен, чем эффективность. Небольшая компания почти не имеет шансов против большого конкурента. Хозяйство слабой страны рано или поздно будет поглощено сильным соседом.
По нашему мнению, обрести требуемую мощность без сильного и имеющего цели государства сегодня невозможно. На это требуется много времени. Экономические лидеры мира со свободной экономикой тратили на это многие десятилетия и даже столетия в менее жесткой ситуации. И то практически никогда не обходилось без активного участия государства в этом процессе.
Что должно делать государство? Оно должно определять масштаб задач, инициируя и запуская большие экономические проекты — такие, на которые не может хватить сил у частного капитала. Недавние инициативы президента Путина, обнародованные в послании Федеральному собранию: модернизация энергетики, инфраструктуры, активизация жилищного строительства, огромные инвестиции в технологические инновации — как раз такого рода проекты.
Критики уже упрекают Путина в наивности. Мол, деньги, отпущенные на развитие нанотехнологий, разворуют, а достичь ввода жилья в 150 млн кв. м в год при нынешних 40 млн вообще невозможно. Однако следует напомнить, что в 1998 году средняя зарплата российского гражданина составляла около 50 долларов, а сейчас — почти 500. И абсолютно ясно, что средняя зарплата в 1000 долларов будет достигнута через несколько лет. ВВП России превысил триллион долларов, наша экономика вышла на десятое место в мире. Не так высоко, но перспектива очевидна. Того, кто назвал бы такие цифры десять лет назад, сочли бы сумасшедшим.
Через двадцать лет ВВП России должен составить 3,5–4 трлн долларов и мы будем делить пятое-шестое место с Германией. Но чтобы это произошло, государство должно последовательно проводить политику увеличения мощности народного хозяйства.
Собственно, у нас нет другого выхода. Сегодня мощность нашей экономики неадекватна размерам и политическому влиянию нашей страны. Огромная территория России является ресурсом, но одновременно и бременем, которое надо обслуживать. В течение всего постсоветского развития России ведутся разговоры о необходимости передачи богатой ресурсами Сибири под международное управление потому, что якобы несправедливо, когда почти тридцать процентов мировых ресурсов досталось всего двум процентам населения. Сегодня такие разговоры воспринимаются как досужие спекуляции, но сценарий этот пока не снят с повестки дня. Кроме чисто политических усилий мы можем противопоставить ему свой план освоения Сибири. Мы сможем удержать Сибирь, нам не дарованную, а упорно заселяемую десятками поколений наших предков, только если сможем окончательно ее освоить, обеспечив самостоятельно добычу и переработку всего сырьевого богатства, что там есть.
Наше геополитическое положение весьма рискованно. По нашей огромной границе расположены или бурно развивающиеся страны и субъекты — Китай и Евросоюз — или нестабильные страны. Чтобы позитивно влиять на это пространство, нужна не только экономическая мощь, но и просто военная сила. А значит, нужна модернизация армии, невозможная без сильной экономики.
Отдельный важный вопрос об иностранных инвестициях. Зачем они нам нужны? Банальный ответ «для создания рабочих мест» неполон и, скорее, вводит в заблуждение. Это так для совсем бедных стран или для стран с высоким уровнем безработицы. У нас в такую категорию попадают некоторые регионы. Но там, кстати, и не размещают производства иностранные компании (большая часть иностранных инвестиций). Например, автомобильное производство размещается в относительно благополучной Ленинградской области, а не где-нибудь в Кургане.
Нам не нужны любые инвестиции. По большому счету, как деньги они нам совсем не нужны, у нас денежный запас приближается к половине триллиона долларов. Нам нужны технологии, в том числе организационные, и доступ на рынки. Значит, нам нужны инвестиции, которые несут эти технологии.
«Потребительский подход» чрезвычайно опасен. Всего два десятилетия назад наша страна разрушилась из-за того, что огромная часть населения поддалась потребительской пропаганде
Пока таких примеров мало. В основном у нас размещают производства, часто сборочные. Однако ориентация на сборочное производство в некотором смысле хуже пресловутой сырьевой экономики. Сырье — наше и в нашей земле, это наш запас, захотели — добыли и продали. А сборочное производство — это быстро изнашиваемое оборудование, размещенное в дешевых ангарах. И выбросить не жалко.
Хороший пример правильного использования иностранных инвестиций и технологий в нашей истории — освоение Бакинского нефтяного месторождения более ста лет назад. Отрасль получила столь мощный импульс к развитию, что мы до сих пор ею живем.
А что же экономическая эффективность, она здесь отвергается? Вовсе нет. Экономическую эффективность должны показывать субъекты рынка — компании, в первую очередь частные. Государство может дать лишь толчок к развитию — заданием долгосрочных ориентиров, установлением удобных правил игры, своими инвестициями. Но достижение конкретных экономических результатов — это в первую очередь задача частного бизнеса.
Творчество против потребления
Теперь о бизнесе.
Часто навязывается мнение, что главный критерий «правильности» устройства хозяйства страны — удовлетворение потребительского спроса. Главное — то, что может получить потребитель, причем немедленно. Если собственное хозяйство не может немедленно обеспечить потребителей товарами в нужном объеме и надлежащего качества, нужно открывать границы с целью насыщения рынков. Если собственная банковская система не может предложить требуемых услуг, значит, надо вовлекать в хозяйственную деятельность на собственной территории более квалифицированные иностранные банки…
В этом есть очевидная логика. Однако она краткосрочна и не принимает во внимание массу других факторов. Хотя, конечно, наличие в хозяйстве лидеров, образцов, задающих высокий уровень конкуренции, благотворно сказывается на общем уровне эффективности.
Кажется очевидным, что хозяйство любой страны имеет единственное предназначение: снабжать граждан, потребителей, всякого рода благами — товарами и услугами, во все большем количестве. При этом потребители, чтобы усвоить этот все возрастающий поток, должны получать растущий, желательно непрерывно, доход. Это называется растущим уровнем жизни и часто априори считается целью экономического развития и экономической политики, этим развитием управляющей. Однако так ли очевиден такой «потребительский подход»?
Есть и другая сторона экономического процесса — производство. Кто-то должен произвести потребляемые товары и услуги. Вопрос заключается в том, действительно ли нам все равно, кто производит то, что мы потребляем. Дело здесь вовсе не в избыточном патриотизме, заставляющем отвергать колу в пользу кваса.
Кажущийся очевидным «потребительский подход» чрезвычайно опасен. Всего два десятилетия назад наша собственная страна разрушилась (скажем мягко, в том числе) из-за того, что огромная часть населения поддалась потребительской пропаганде, поверила в то, что уровень жизни может быть резко повышен изданием нескольких «правильных» указов чуть ли не за пятьсот дней, и легко отдала и собственную страну, и привычную жизнь в обмен на мираж голубых унитазов.
Наш недавний пример не самый трагичный в истории человечества.
Почему при всей жестокости эпохи индустриализации в СССР, при всех коммунистических репрессиях остается чувство успеха, а у многих даже гордости? Потому что та эпоха дала миллионам людей колоссальные возможности. Парень с окраины мог получить образование, стать инженером, даже ученым. Огромного масштаба индустриальные, научные, военные проекты вовлекали в позитивную творческую деятельность массы людей. Люди получали не только заработок или привилегии, они получали смысл своей деятельности.
Какой должна быть главная цель хозяйства? Так ли очевидна первичность задачи обеспечения всех хлебом и кровом? И если поставить эту задачу во главу угла, не потеряем ли мы нечто важнейшее в нашей жизни, то, что, конечно, должно присутствовать в хозяйственной деятельности?
Человек рождается не для того, чтобы только потреблять все отпущенное ему время, превращая в кучи мусора и дерьма товары и продукты. Созидание — главная функция человека.
Хозяйственная система суверенной демократической страны должна дать миллионам своих граждан возможности для самореализации.
Эта точка зрения позволяет несколько иначе взглянуть на протекционизм. Открытая слабая страна под давлением внешних агентов теряет целые зоны человеческой деятельности. Сильные забирают себе самые квалифицированные и интеллектуальные ее виды, а значит, и большую часть добавленной стоимости. Обрекая тем самым слабую страну оставаться в ее незавидном положении.
Любой политический режим только тогда чего-нибудь стоит, когда дает людям возможность раскрыть свой творческий потенциал.
Уверен, что демократия подходит для этого лучше, чем любой другой режим. Нам следует освоить ее инструменты и институты.
Таким образом, есть, по крайней мере, три аспекта той хозяйственной системы, которая должна быть у суверенной демократии. Самостоятельность в принятии стратегических решений, мощность, позволяющая быть мировым игроком, и творческий характер экономической деятельности.
