Фрэнсис Форд Коппола не снимал кино уже десять лет, после не слишком удачной социальной драмы «Благодетель» (1997). Всем казалось, что он ушел на заслуженный покой — чтобы возделывать свои калифорнийские виноградники и, в качестве пенсионного развлечения, продюсировать фильмы своей дочери Софии. Не тут-то было. Все эти годы он готовил эпохальное высказывание практически сразу обо всем — о смерти и жизни, о любви и науке, о сути цивилизации вообще. Высказывание, превратившееся в фильм «Молодость без молодости», снятый режиссером, которому в следующем году исполняется семьдесят, на доходы от тех самых виноградников. Надо сказать, что фильм этот, появившийся на свет еще осенью, вызвал не столько фурор, как, казалось, можно было ожидать, сколько конфуз: прокат в Америке был крайне ограничен, в Европе (в том числе в России) демонстрировать его начинают только сейчас, и тоже не сказать что в широком прокате. Странная, казалось бы, ситуация, если учитывать, что Коппола — из очень немногих современных режиссеров, которых с абсолютной уверенностью можно назвать великими.

Коппола — один из вождей революционного поколения режиссеров, обновивших американский кинематограф в конце 60-х — начале 70-х. Спилберг, Скорсезе, Лукас, Коппола попали в кино не со съемочной площадки, где бы они постепенно вырастали из третьих ассистентов четвертого помрежа (как поступали все без исключения до них), а из киношкол. Многие из них (из вышеупомянутых — Коппола и Скорсезе) прошли к тому же через систему воспитания короля малобюджетного трэша Роджера Кормана, который приучал возмещать недостаток финансирования повышенным, не всегда коррелирующим с логикой эстетизмом. Коппола хорошо усвоил уроки Кормана; можно даже сказать, что великим его сделала исключительно полезная прививка трэша, с помощью которой он научился возгонять реальность до состояния красочной метафоры. Без уроков Кормана не было бы полубезумного, балансирующего на самом краю хаоса «Апокалипсиса сегодня», за счет которого Коппола, собственно, и заработал свой нынешний никакими неудачами не отменяемый статус.

Интересно, что новый фильм Копполы по многим параметрам изрядно напоминает тот же «Апокалипсис». Он тоже снят на собственные деньги (тогда, в 1979-м, Коппола чуть не обанкротился — по сути, он все ставил на карту, не только карьеру, но и благополучие семьи); он тоже является вольной экранизацией классического романа — на этот раз не Джозефа Конрада, а Мирчи Элиаде; он тоже являет собой пример некассового, мягко говоря, кинематографа; он тоже посвящен экзистенциальному путешествию в очередную сердцевину тьмы, которая, впрочем, на этот раз располагается не в страшных южноазиатских джунглях, а в иных, запредельно далеких веках. Герой «Молодости», престарелый лингвист Доминик (Тим Рот), всю жизнь потратил на попытки разыскать первоисточник человеческой речи, восстановить первоязык, а значит, проникнуть в коренные, исходные глубины человеческого разума. Даже любовь он принес в жертву науке, отказавшись от прекрасной девушки (чтоб не отвлекала). Жертва оказалась напрасной, праязык так и не найден, жизнь прожита зря; на дворе — 1938 год, и престарелый, отчаявшийся Доминик решает перед смертью посетить свою родину, Бухарест. Немедленно по прибытии, прямо-таки на вокзальной площади, в Доминика попадает молния — с удивительными последствиями: ощутимо обгорев, пожилой профессор заодно сверхъестественно молодеет, обретает новые зубы, новую кожу, эрекцию и прочие физические кондиции молодого человека, а вдобавок и несколько неожиданных возможностей, более подходящих для героев комикса. За ним гоняются инфернальные фашисты, видящие в нем экспериментально удостоверенную возможность усовершенствовать человеческую особь; его соблазняет совестливая демоница из гестапо со свастиками на чулочках; его пытается привлечь к сотрудничеству ЦРУ — в виде персонажа Мэтта Даймона, перебежавшего прямиком из очередной серии про Борна. Все бесполезно — Доминик, успешно избегая ловушек, использует свои обновленные мозги для продолжения и интенсификации научной деятельности. По-прежнему — безрезультатно. До тех пор, пока он не встречает точную копию своей утерянной юношеской любви, с которой тоже не все так просто: практически на его глазах она попадает в аварию, после чего ее начинают населять какие-то древние души, говорящие, соответственно, на древних языках. Чем бурнее новообретенная страсть, тем древнее язык, тем больше стареет любимая и тем ближе становится Доминик к глобальным научным открытиям, которые, ввиду сложности ситуации, его уже не очень-то и радуют.

Иными словами, налицо классический, древнее хеттского языка конфликт между наукой и любовью, пытающийся обрести жизнь и молодость с помощью сложносочиненных метафор. Метафоры эти торжествуют, разрастаются и по ходу фильма становятся все более самодостаточными, хороня под собой сюжет, психологию и хоть какое-то подобие увлекательности. Что хотел нам сказать большой художник (помимо того очевидного факта, что Тим Рот — прекрасный актер)? Непонятно. Единственное внятное высказывание, которое можно вычленить из его фильма, — что не стоит пытаться молодеть, лучше сразу умереть, всем от этого будет только лучше. Хочется все-таки думать, что эта мысль пробралась в фильм случайно и что вообще она несправедлива — по крайней мере, по отношению к Копполе. Во всяком случае, сейчас он, забросив виноградники, приступает к съемкам драмы о приключениях итальянских эмигрантов в Аргентине в начале XX века. Что ж, если нового «Апокалипсиса» не вышло, кто знает, вдруг получится новый «Крестный отец».