Идея укрупнения регионов имеет в нашей стране гораздо больше сторонников, нежели противников. Ее плюсы, широко растиражированные политиками самого разного толка, сегодня если не воспринимаются как аксиома, то кажутся настолько очевидными, что практически не требуют обоснования. Слияние регионов – это укрепление вертикали власти, усиление государственного контроля над финансовыми потоками и местными элитами, сокращение бюджетных расходов на содержание бюрократического аппарата, консолидация инвестиционных ресурсов и т.д. и т.п.

Вероятно, именно по этой причине критерии, на основании которых следовало бы укрупнять (или, напротив, не укрупнять) субъекты РФ, так и не выработаны, хотя с 2003 года прошло уже пять референдумов, решавших вопрос, «слитно» жить или «раздельно». Более того, в политических кругах периодически обсуждается вероятность объединения Москвы и Московской области, Санкт-Петербурга и Ленинградской области, Челябинской и Курганской областей, Республики Алтай и Алтайского края.

До сих пор вопросы административной «нарезки» территорий решались народным волеизъявлением. Большинство населения, участвовавшего в референдумах, высказалось за объединение Пермской области и Коми-Пермяцкого округа, Красноярского края, Таймырского (Долгано-Ненецкого) и Эвенкийского округов, Камчатской области и Корякского округа, Иркутской области и Усть-Ордынского округа, Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа. При этом лишь в одном случае из пяти – при объединении Красноярского края, Таймырского (Долгано-Ненецкого) и Эвенкийского округов – речь шла об альянсе примерно равных по экономическому потенциалу регионов. Во всех остальных случаях это был явный мезальянс – поглощение экономически более сильным субъектом РФ более слабого.

В случае с гипотетическим объединением Архангельской области и Ненецкого автономного округа все наоборот – экономически слабый регион пытается поглотить округ, богатый углеводородами. Отсюда и проблемы. Жители Ненецкого АО вряд ли дадут добро на слияние своего региона с Архангельской областью, поэтому избран путь не политического, а экономического присоединения – с помощью отъема бюджетных доходов. И никакие ранее звучавшие лозунги об экономической целесообразности уже не срабатывают.

Да и лозунги эти, в принципе, небесспорны. Практика свидетельствует, что управлять крупной территорией неизмеримо сложнее, чем компактной: увеличивается количество муниципальных образований, в результате чего снижается управляемость внутри региона. Суммы, которые затрачиваются на проведение референдумов, могут остаться первой и последней инвестицией в присоединяемый регион. Не исключено, что вчерашний слабый лишится причитавшихся ему федеральных субсидий, а в социальной сфере если и удастся устранить диспропорции, то, скорее всего, путем банального перераспределения более высоких доходов одной из «матрешек». Что вряд ли понравится вчерашнему сильному и едва ли стимулирует регион-донор на дальнейший экономический рост.

Учитывая эти многочисленные подводные камни, было бы весьма любопытно узнать, что изменилось в экономике и социальной сфере сложносоставных регионов после их укрупнения. Оправдались ли обещания, с помощью которых людей зазывали на избирательные участки? Увы, подводить какие-либо итоги пока рановато: в трех из пяти краев, подвергшихся административно-территориальной корректировке, едва успел завершиться переходный период, два других – Иркутский и Забайкальский – официально появятся на карте России лишь в следующем году.

Есть и еще одна серьезная причина, заставляющая сомневаться в целесообразности отечественного объединительного ажиотажа. В современном мире границы начинают играть все меньшую роль, на первый план выходит возможность беспрепятственных коммуникаций – оперативного функционирования государственных органов, надежной связи, хороших дорог. Именно на это, а не на перекраивание внутренних границ и должна быть нацелена власть в цивилизованном государстве.