Всего месяц назад большинство политологов ломало голову: кто будет главным на российской политической сцене — президент Медведев или премьер Путин? Не нарушит ли рокировка в верхах баланс сил? Как долго продлится мирное двоевластие? Сегодня эти вопросы уже кажутся искусственными и надуманными. Целый ряд инициатив первых лиц государства перевел разговор в иную плоскость: очевидно, что российская власть занята не пиар-проектом, а реализует продуманную стратегию.
И что примечательно, помимо президента и премьера на политическую авансцену, похоже, выходят и другие люди. Если еще недавно главным и практически единственным ньюсмейкером был Владимир Путин, сегодня помимо него и Дмитрия Медведева с программными заявлениями выступает целая команда, зачастую удивляющая нетривиальностью своих проектов, — вице-премьеры Игорь Шувалов и Алексей Кудрин, глава Министерства экономического развития Эльвира Набиуллина и др.
Реформаторский тон, конечно, был задан президентом Медведевым. За его призывом навести порядок в российской судебной системе моментально последовали конкретные дела. Впрочем, поначалу отставка одиозного председателя Федерального арбитражного суда Московского округа Людмилы Майковой была воспринята как традиционное для пропагандистской кампании назначение козла отпущения. Но затем последовало беспрецедентное решение Конституционного суда по делу бывшей главы фонда «Образованные медиа» Мананы Асламазян, обвиненной в незаконном провозе на территорию России незадекларированной валюты, после которого Следственный комитет МВД закрыл ее уголовное дело. А вскоре Мосгорсуд принял неожиданное решение по делу о реабилитации жертв Катыни, направив на новое рассмотрение иск родственников польских офицеров, расстрелянных в 1940 году. Напомним, что ранее их иск был отклонен Хамовническим судом.
Столь же серьезно были восприняты, похоже, слова президента, когда, выступая на Всемирном конгрессе русской прессы, он признал, что в России существует ксенофобия, и призвал к борьбе с ней. Уже 9 июня дюжина членов запрещенной Национал-большевистской партии испробовала Медведева на прочность, ворвавшись в здание ОАО «РЖД» и заблокировав дверь в кабинет Владимира Якунина. Пару лет назад за подобные шалости давали нешуточные сроки. На этот раз обошлось несколькими сутками административного ареста.
Признаки того, что у российской власти появилась новая амбициозная политика, проявились на XII Международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Курс на создание гигантских госкорпораций, взятый около полугода назад, породил подозрения, что Кремль вступил на путь развития государственного капитализма. И опасения эти были не напрасны: сегодня авиастроительный бизнес, например, уже на 90% контролируется государством, тогда как в 2003 году доля государства в нем составляла лишь 30%, да и 43% нефти добывают госкомпании (пять лет назад было вдвое меньше). Но выступление в Петербурге первого вице-премьера Игоря Шувалова расставило новые акценты — Россия, по его словам, страдает от «стремления государства к росту своего влияния и стремления многих заставить государство влиять». «Госкорпорации будут действовать только там, где рыночные агенты действовать не могут», — заверил Шувалов. Прежде на такие политические высказывания абсолютную монополию имел президент. Но Шувалов дал понять, что теперь члены правительства перестали быть узкими хозяйственниками на технических должностях.
На форуме горячо обсуждался другой проект правительства — превращение Москвы в один из мировых финансовых центров. В частности, речь шла о создании финансовой инфраструктуры (бирж и депозитарных систем), а также о намерении начать торговлю углеводородным сырьем за рубли. А на прошлой неделе Алексей Кудрин пообещал, что через пять лет рубль превратится в региональную резервную валюту.
Курс на радикальные перемены обозначился после плановой передачи президентской власти преемнику, а значит, он продуман и носит системный характер. В то же время многое из того, что сегодня, кажется, претворяется в жизнь, обсуждалось и раньше. Уже не раз власть декларировала создание независимой судебной системы, ограничение вмешательства государства в экономику. Однако всякое реформаторское усилие сталкивалось либо с инерцией общества, либо с сопротивлением и молчаливым саботажем со стороны бюрократии. Реакция и временные откаты неизбежны и на этот раз. Другой вопрос — можем ли мы позволить себе еще одну отсрочку, осталась ли у нас такая роскошь, как время?
