Все говорят: "Новые люди, новые люди". Где они? Чем занимаются? И главное, какие сюрпризы приготовили они для нашей необъятной Родины?
Один из "новых"
Тимур Горяев - провинциал. И по месту жительства, и по роду занятий. Он живет в городе Екатеринбурге, где и закончил судебно-прокурорский факультет Свердловского юридического института. Служил в армии. Судя по тому, что, несмотря на свой возраст (а ему всего 33 года), успел побывать членом КПСС, был комсомольским активистом.
Впрочем, в полной мере использовать этот плюс своей биографии он не успел. В стране начались реформы. И в начале 90-х Горяев, как и многие его сверстники, занялся финансовыми спекуляциями, создав для этих целей собственную инвестиционную компанию. В числе прочих активов, приобретенных Горяевым в этот период его жизни, оказались и акции местной парфюмерной фабрики "Уральские самоцветы".
Это был второй или третий по счету чековый аукцион. За день до события молодой бизнесмен материализовался в кабинете увенчанного коммунистическими наградами директора фабрики и заявил: "Завтра аукцион, как вы знаете. Так вот, я, скорее всего, вашу фабрику куплю. Пришел предупредить, чтобы это не стало для вас неприятной неожиданностью". Деликатность Горяева оценена не была. Директор дал "юнцу" отповедь - мол, никто вас здесь не ждет, жили без вас и дальше как-нибудь проживем. Но Горяев обещание выполнил - фабрику купил.
Правда, в течение следующих трех лет фабрикой он интересовался мало. Не хотел отвлекаться от спекуляций. И только в 1997 году он решил занять пост генерального директора "Уральских самоцветов" и заниматься исключительно этим бизнесом.
На мой взгляд, для амбициозного человека, каким, безусловно, является Тимур Горяев, решение это было довольно странным. Инвестиционное дело, каким бы малым оно ни было, считается занятием престижным и интеллектуальным. И променять его на производство кремов и зубных паст... Зачем?
"Да вы знаете, - говорит Горяев, - захотелось заняться чем-то конкретным. Ведь одно дело - чувствовать себя каким-то вершителем судеб человеческих... Тогда среди элиты провинциального бизнеса была очень модна тема строительства империй. И это было здорово: сидеть в прокуренном кабинете и проектировать будущие концерны. Но я видел по своим коллегам - тем, кто работал на фондовом рынке, - что на империи все это не похоже - это какие-то обмылки заводов, которые на самом деле катятся вниз. И мне стало интересно: а сам-то я смогу что-нибудь сделать? Конечно, сомнения были. Уж больно маленькой была фабрика. Месячные обороты составляли где-то три миллиарда рублей. Но с другой стороны, есть же аксиома, что маленьких бизнесов не бывает. Что такое, к примеру, тот же 'Макдональдс'? Всего лишь закусочная...".
Фабрика
Здесь необходимо сделать некоторое техническое отступление и пояснить, какое хозяйство возглавил Горяев. "Уральские самоцветы" (позже компания была переименована в концерн "Калина") - типичная старая советская парфюмерная фабрика. За все годы советского существования ей удалось удивить рынок всего однажды: легендарный "Тройной одеколон" создан именно на Комсомольском проспекте города Екатеринбурга. Были у фабрики и другие успехи, но о них знали только в ЦК КПСС, выдавая руководству разные ордена и грамоты. А публика, для которой фабрика вроде бы и производила свою продукцию, ничего такого не замечала.
С началом перестройки фабрика и вовсе стала готовиться к кончине. В середине 90-х на "Уральских самоцветах" неполную рабочую неделю трудились всего 800 человек, и те оглядывались по сторонам в поисках более надежного заработка.
То, что сделал Горяев с этой умирающей фабрикой, иначе, как чудом, не назовешь. Всего за три с половиной года обороты компании выросли в десять раз - с примерно 10 до 100 млн долларов. Число работников возросло до 2550, и трудятся они в три смены все семь дней в неделю. Во многих рыночных нишах компания увеличила свою долю в разы - с единиц до десятков процентов. По оценкам маркетологов, спрос на самые ходовые товары "Калины" в три раза превышает предложение.
Экономических причин такого успеха - от девальвации до грамотной сбытовой политики - множество. Но общественноведческая одна, и на фабрике, немного стесняясь, ее называют даже старейшие кадры: "У нас появился хозяин".
Уроки добродетели
Десять лет назад нам всем объяснили, что жить можно существенно лучше, чем при советской власти, и что экономическое благосостояние - вполне достойная каждого человека цель. Нам также указали и способы достижения этой цели - свобода слова, правильные законы, многопартийная система. И нельзя сказать, что это были вовсе неправильные слова. Но несмотря на очевидное продвижение в области создания демократических институтов, через десять лет реформ от общества всеобщего процветания мы так же далеки, как и в конце 80-х.
Тогда сказали нам: "Извините, мы ошиблись. Государство должно заботиться напрямую о благосостоянии своих граждан. Мы готовим план продолжения реформ с социальной защитой".
В обоих подходах есть два удручающих порока. Во-первых, возникает иллюзия, что все произойдет очень быстро. Во-вторых, что все произойдет само собой.
Новые хозяева предлагают иной путь к благополучию, не столь быстрый, зато надежный. Единственное, что наверняка обещает своим подчиненным Горяев, - научить их самой необходимой человеческой добродетели: умению много и хорошо работать.
- Вы спрашиваете, какие ограничения есть для развития нашего бизнеса? Да только одно: в России очень трудно найти людей, которые могут что-то делать. Люди не хотят работать. Поэтому мы тратим очень большие ресурсы на то, чтобы найти нужных людей. Потом их надо расставить по нужным клеточкам, и все - процесс пойдет.
- И как же вы заставляете людей работать?
- Дрессируем. У нас на самом деле требования не какие-то чрезмерные, напротив, они простые, но мы очень жестко заставляем их выполнять. Рабочий должен быть на работе трезв и восемь часов напряженно трудиться. Он должен беспрекословно выполнять распоряжения вышестоящих начальников, он должен забыть слова "это меня не касается". Ничего нового в этом нет, просто мы дотошно все контролируем. В этой дотошности, возможно, и состоит наше отличие.
Горяев исключает любые личные взаимоотношения с работниками, не входит ни в чье положение. Он контролирует на фабрике все. Регулярно посещает цеха, проверяет, не лежит ли где пыль, ровно ли стоят лотки под конвейером.
- Ну и если лежит?
- Ну взбадриваю. Не должно быть этого.
На фабрике любят рассказывать историю о том, как Горяев, только став генеральным директором, зашел в цех, где упаковывалась зубная паста, взял тюбик с плохо прикрученным колпачком и долго объяснял рабочим, что такого быть не должно, что фабрика производит много тысяч тюбиков в день, и кто-то купит этот тюбик, и у него испортится настроение, а портить настроение своим потребителям работники концерна "Калина" не должны.
- Я отдаю себе отчет в том, что очень часто мы катком по человеческим судьбам проходим. Вот живет завод, там люди работают. Жизнь их плохо, но устроена. И тут появляемся мы. И тут же составляем список людей, которых надо в первую очередь уволить. Это люди, каждый из которых является метастазом на предприятии, то есть каждый вносит либо дезорганизацию, либо просто тянет деньги потихонечку. Я думаю, в жизни этих конкретных людей наступает очень сложный период. Но один из наших принципов - компромиссов быть не может. Это как хирургическая операция: надо отрезать руку, значит, мы отрежем руку, если надо без наркоза, то без наркоза. Такая вот социальная арифметика.
Когда в крови много адреналина
Меня всегда удивляло уныние, с которым сообщалось о падении российского промышленного производства на 50% относительно советского уровня. Да где вы видели результаты тех самых потерянных пятидесяти процентов? Каждый потребитель, если он имел такую возможность, шарахался от продукции, сделанной руками своих соотечественников, и готов был выстаивать многочасовые очереди, чтобы стать счастливым обладателем импортного ширпотреба.
Те самые потерянные проценты создаются сейчас заново. И оказалось, что огромный рынок удивительно податлив. Эффективная дилерская сеть, тщательно сделанный недорогой товар - и ваши обороты растут в разы каждый год, а спрос принципиально превышает предложение. Именно эта податливость рынка диктует его операторам одну стратегию - экспансию.
Сегодня Горяев строит концерн. Тот, который должен стать одним из первых в мире. За последний год он купил три новых завода - в Омске, Узбекистане и на Украине. Этого требовали рыночный расчет и личные амбиции. Но, впрочем, если бы он по воле случая не стал парфюмером, а занимался бы, например, производством кирпичей, он все равно бы строил концерн.
- Управленцу должно быть абсолютно все равно, что концерн выпускает - делает ли карамель, печет ли пирожки или строгает доски.
- Неужели?
- Вас удивляет наша увлеченность самим процессом?
- Да.
- Ну это есть... Мы не чувствуем себя поварами, которые пекут торты. Нет такого. Мы действительно мыслим немножко в других категориях. Я воспитываю во всех управленцах чувство, что мы ведем боевые действия с той разрухой, которая в стране. Мы расширяем зону порядка. Вот есть царство хаоса вокруг, и мы постоянно с ним сражаемся. И появляются точки на карте, где победы одержаны. Это очень интересно.
Вот мы задумались о производстве памперсов. Ко мне приезжает директор польского завода "Белла" и здесь, в этом кабинете, мне рассказывает, что никогда ни одному российскому заводу не научиться делать памперсы. Что это такое искусство, лучше уж нам торговать польскими. А мы через полгода запустили свой завод. Конечно, такой процесс затягивает, потому что много адреналина в крови.
- То есть поэтому вы приобрели Омский завод, поэтому вы приобрели Николаевский завод?
- Да. Вот если бы, например, в Омске был нормально работающий завод, и вдруг директор решил уйти на пенсию и сказал бы мне: "Купи, Тимур Рафкатович, хороший завод. Недорого отдам", - я бы не купил.
- Почему?
- Потому что мы там не нужны. Мы нужны там, где все стоит. Все уже украли. В глазах тоска. В Омске было именно так. Я приехал - в цехах минус двадцать пять. Окна выбиты, досками заколочены. И стая собак за нами с лаем носится. Ни охраны, никого нет. Вот это заводик! А через полгода он дал первую продукцию. Это греет на самом деле. Мы знаем, что не зря пришли.
Я человек, которому было дано
Услышав такие речи из уст представителя нового поколения хозяев, мне захотелось обобщений.
- И в чем в таком случае, на ваш взгляд, состоит общественная функция предпринимателей?
- Это, наверное, не функции предпринимателя, это миссия каждого человека в жизни. Я человек верующий, и для меня слово "миссия" имеет действительно глубокий смысл. Я убежден, что мы появились на свет не зря. Кто-то сумел свою миссию разглядеть. Кто-то балбесничает по жизни, значит, это тоже чем-то закончится. Я человек, которому очень много было дано - сил, способностей, и я обязан их расходовать в определенном направлении. Если я от этого пути уклоняюсь, меня тут же постигают всякие корректирующие меры.
Миссия моя очень простая: менять жизнь и людей вокруг себя к лучшему. Способ, наверное, может быть, не очень быстрый и не очень лобовой, но он работает. Скажем, сегодня в составе концерна только на территории России работают две тысячи пятьсот пятьдесят человек. Когда я сюда пришел, было восемьсот. И я уверен, что, начав работать здесь, люди в целом на жизнь стали смотреть по-другому. Это неизбежно, работа их заставляет. Я надеюсь, что они стали несколько более зрелые как люди и как работники, которые требуются этой стране, чтобы она изменилась.
Наша страна больна тяжело. Каждый завод, который разрушен, который несколько лет подряд приучал людей только воровать и больше ничего, - он является язвой. И мы это потихоньку залечиваем. Кроме того, мы возвращаем людям веру в собственную страну, что ли. Я получаю очень много корреспонденции и вижу, что люди испытывают чувство гордости за то, что они россияне, мы россияне, что мы делаем российское, а они российское покупают. Это тоже, наверное, очень важно.
Когда мы будем консерваторами
- Вот вы замечательно определили свою миссию, и это вроде бы то, что нужно всей стране. И тем не менее никто из политиков до сих пор не решился сделать ставку на предпринимателей - людей, наделенных большой энергией, - хотя между вашими целями и тем, к чему должны стремиться политики, казалось бы, нет противоречий.
- У нас есть противоречия.
- Какие?
- Сегодня один из наиболее сильных тормозов в развитии страны, и это очевидно всем, - чиновничество. Люди иных, отличных от чиновничества жизненных взглядов, моральных ценностей, те, о ком вы говорите, еще не набрали необходимый социальный вес, чтобы класс чиновников сменился.
Те демократы, которые в свое время пришли к власти, были слабы как личности. Это ясно хотя бы потому, что до сих пор они не были востребованы обществом. Все сильные, амбициозные люди, которые сами могли принимать решения, - они где были? Они были в партии. Поэтому демократы у власти и не удержались: бывшие оказались просто сильнее по личным качествам. Вот эти бывшие и сидят все там же, но они воспитаны другой системой, их не переучить. Для них город и бюджет - как большое предприятие. Мы для них объекты управления. А для предпринимателя этот взгляд неприемлем и смешон. Мы не являемся объектами управления ни для кого. Есть закон, в рамках которого мы живем, который регулирует нашу жизнь. И все. И не может мэр, губернатор, президент быть для меня руководящим органом. С какой стати? Это люди, которые живут на налоги, которые я плачу.
И вот это противоречие между общепринятыми социальными нормами во всем мире и тем, что мы видим у себя за окном, - оно и является тормозом. Пока не сменится поколение государственных чиновников, ничего не изменится. У меня лично огромная надежда на господина Путина. Он похож на новое поколение, на человека, который может этой системе сломать хребет и хочет это сделать. Посмотрим.
- Но я не могу понять, почему все, в том числе и Путин, боятся выделить активный слой, к которому вы принадлежите, в отдельную лидирующую группу и сказать народу: вот смотрите, эти люди умеют организовать дело, у них есть энергия, навыки и так далее, и мы создадим условия для них, а они создадут условия для всех остальных. То есть то, что вы делаете локально, перенести на уровень политики. Почему никто не решается это сделать?
- Они просто не могут этого сделать. Сегодня трезвых управленцев не хватает даже на предприятиях в крупных городах. А мы хотим, чтобы их хватало во всех городах и чтобы при этом еще остался невостребованный запас тех, кто пойдет в политику вершить государственные дела. Такого количества новых управленцев просто еще нет. И для меня очевидно, что мы будем жить лучше, когда мое поколение (те, кому сейчас от тридцати до тридцати пяти) будет самой консервативной частью истеблишмента. Мы уже будем старые, умудренные опытом, такие консерваторы махровые, а все остальные будут моложе, инициативнее, умнее. Вот тогда в России жить будет замечательно. А до этого времени будет идти борьба.
- Но вы лично как хозяин предприятия переживете без комфортных условий еще лет десять-двадцать?
- Ну а куда деваться?
- Я говорю о мере риска.
- Возвращаемся к миссии. Я обязан ее выполнять вне зависимости от внешних условий. Это же не цветы сажать, на самом деле. То есть так или иначе, расширяя зону своего влияния по России, мы будем делать жизнь лучше.