В Москве и в Санкт-Петербурге почти одновременно прошли недельные гастроли нового британского кино. Белокаменная предпочла сольную программу, северная столица вписала десяток фильмов в контекст восьмого "Фестиваля фестивалей". И тот, и другой подход имеет резоны.
Контекст, сколь бы случайным он ни казался, позволяет обнаружить неожиданные смыслы, выявить незамеченные связи, прояснить латентные мотивы. Но и в праве на соло современной британской кинематографии кто бы усомнился. "Английское качество" - это не только серьезный комплимент для добротной ткани, но и своего рода кинематографический сертификат. Равно как и "английский актер" - не знак национальной принадлежности лицедея, а престижный лейбл высококлассной школы, которая гарантирует уровень. Вот и Голливуд-хапуга прозрел, подсчитал в уме грядущие барыши и все активнее прибирает англичан к рукам. Впрочем, их сородичи-режиссеры у янки тоже в цене и моде, свидетельством чему зацелованные дядюшкой "Оскаром" английские пациенты и влюбленные шекспиры. Но одно дело - товар в расчете на американский экспорт и внушительные "зеленые" сборы, а другое - новое британское кино, каким оно хочет быть, а не казаться. Это кино и предстало пред наши светлы очи в десятке версий.
Версии различны, авторские манеры не схожи, но единый знаменатель тем не менее наличествует. И он заставляет обратиться к поклонникам Питера Гринуэя и Дерека Джармена с просьбой не беспокоиться: пепел болезненно утонченного эстетизма явно не стучит в режиссерские сердца, вычурно изогнутые ветви барочного древа не лезут в окна, через которые сочинители лицезреют живую жизнь.
Ушибленность социальным для британского кино, как известно, совсем не диковинка, а добрая традиция. Вот и новой кинематографической генерации Туманного Альбиона "человек в обществе" интереснее, чем "человек в себе". Пускай нынешние молодые и не столь "сердиты", как отцы, пятидесятники-шестидесятники, но их роднят свойства взгляда - прямого, а не сквозь искусно задымленные окуляры.
Зона авторских действий - провинция
В "Зоне военных действий" - мизантропичном режиссерском дебюте Тима Рота и, пожалуй, наименее социально "ангажированном" фильме, тяготеющем к формуле притчи, - некая семья перебирается из Лондона в пустынный Девон, на невозмутимые каменистые берега, над которыми нависает свинцовое небо. В "Еще одном поцелуе" режиссера Вадима Жана главная героиня по имени Сара, проживающая в Нью-Йорке и чуть не доведенная до самоубийства известием о том, что она неизлечимо больна, решает покинуть город "Желтого Дьявола" и податься домой - в старую добрую Англию, на тихий северо-восток. Парабола пути понятна: нью-йоркский небоскреб пригоден лишь для того, чтобы броситься с его крыши вниз головой - успокоение можно искать только в родном краю. Точно так же новое британское кино сторонится всего суетливо-столичного, ценит непрезентабельность естественных декораций, где поселяет своих героев и разыгрывает свои сюжеты. Каковые только в этих декорациях, а точнее, в этой питательной среде и живы.
Общее правило нарушают Майкл Уинтерботтом, Клэр Кильнер и Джасмин Диздар. Первый обнаружил "Страну чудес" в лондонской гуще - здесь варятся его герои, юные и старые, но равно увлеченные поисками счастья и покоя. Вторая, автор "Джэннис Бирд - 45 слов в минуту", отправляет эту самую Джэннис за Синей птицей в столицу Англии, но ее маршрут не более чем эксцентрическая выходка: чего еще ожидать от девицы, мечтающей о карьере диктора на иранском телевидении? Третьему, боснийцу по происхождению, тоже приглянулся Лондон, вернее, его задворки, приютившие югославских беженцев, чьи судьбы переплетаются друг с другом и с судьбами британских аборигенов, порой против воли последних. Но общий настрой нового кино Британии в смысле территориальных предпочтений - иной.
Марк Херман в "Голоске" избирает местом действия рабочую окраину: там обитает аутистка Лора, бесконечно одинокая обладательница папиной коллекции пластинок и "конвертируемого" таланта имитировать пение звездных див - Мэрилин Монро, Марлен Дитрих и Джуди Гарленд. Контраст между наличной жизнью и жизнью-грезой, между скудным (но собственным) и пышным (но чужим) предъявляется автором с наглядной последовательностью и вполне предсказуемым итогом. В финале Лора откажется от соблазнительной карьеры, предпочтет подлинность существования и чувств сомнительному звездному счастью из папье-маше. Ответит взаимностью на чувства телефонного мастера - скромника и простолюдина, правда, с внешностью Эвана Макгрегора.
"Комната для Ромео Брасса" по воле режиссера Шэйна Медоуза нашлась в небогатом квартале Ноттингема, где коротают дни люди неприметные: папаши-служащие, мамаши-домохозяйки, дочки-продавщицы и их безработные и закомплексованные воздыхатели. Главные герои - парочка друзей-мальчишек. Один черный, другой белый - два веселых двенадцатилетних гуся. Тот, который белый, увечен и хром. Тот, который черный, толст и витален. Дружба испытывается на прочность довольно вяло развивающимся сюжетом, идеология политкорректности живет и побеждает. Проблема "другого", его вторжения и сосуществования с ним разрешается средствами лирической киноповести.
Другой есть другой
Вообще проблема "другого" сегодня - явно из главных забот британского кино. И не только британского, если судить хотя бы по упомянутому выше контексту "Фестиваля фестивалей".
В "Славных людях" лондонцы с разным успехом проходят испытание боснийским нашествием. Одни испуганы намерением собственной дочки выйти замуж за парня-иммигранта, другие в принципе испытывают неудовольствие от наплыва беженцев - и надо сказать, что те дают для такого неудовольствия немало оснований: режиссер не щадит сородичей и, соответственно, себя, тоже пришлого.
Маленький чернокожий пузан из "Ромео Брасса" - плод былой любви негритянской мамаши и белого папаши, которые непрестанно выясняют друг с другом отношения. "Восток есть Восток", чей сюжет прописан опять же на "выселках", имеет дело с зеркальной семейной ситуацией: пакистанец женат на англичанке, произвел семерых детей и пытается заставить их жить в строгом согласии с Кораном. Дети же, даром что смуглы лицами и черны шевелюрами, не желают быть правоверными мусульманами, а стремятся стать светскими англичанами. Если захочется - кушать "грязный" аппетитный бекон вместо опостылевшей "чистой" пищи. Если вздумается - водить шуры-муры с местными пигалицами, а то и удариться в однополую любовь, только бы подальше от мордатых восточных невест, которых им сватает неутомимый папаша. В этом фильме конфликт из серии "два мира - две правды" не загоняет в тупик историю, рассказанную с непринужденной легкостью: она выбирается комедийными тропками к свету и надежде, что и требовалось доказать. Сколь бы отчаянными ни были перепалки между экспансивным пакистанцем, его супругой и их детьми, а все ж они скованы одной цепью семейных уз. И незачем портить друг другу кровь, выясняя, кто прав и кто виноват: относительность этих категорий в данном случае слишком очевидна. Найдутся, конечно, желающие упрекнуть Дэмиена О`Доннелла за то, что в его руках колюще-режущая коллизия превратилась в безопасный кубик-рубик, но такого рода "предъява" некорректна, поскольку не учитывает законов жанра, которым режиссер как раз верен.
Как верен другим законам другого жанра - исторической драмы - Пол Моррисон в "Соломоне и Гаенор". Опять глухая, теперь уэлльская, провинция как место действия. Опять национальный, теперь еврейский, вопрос на сюжетной повестке дня. Но аранжировка не комедийная, а ровно наоборот - неизбывно драматическая. В "Комнате для Ромео Брасса" имя шекспировского героя, коим родители вздумали осчастливить своего отпрыска, появлялось исключительно из насмешливых авторских побуждений. А вот Соломон и Гаенор - натуральные Ромео и Джульетта с поправкой на местный колорит: глава семейства Монтекки держит суконную лавочку и носит пейсы, а у краснолицых мужчин из рода Капулетти в чести пивные посиделки с дружками в пабе. У любви юных героев, как и положено, печальный исход. Вина за такой исход распределяется автором, как и положено, между двумя конфликтующими сторонами. Однако не поровну: религиозная неуступчивость иудейской семьи, для которой требования веры дороже счастья сына, не мила автору все же больше, чем грубые нравы уэлльских селян.
Это у них семейное
Как следует из сказанного выше, семья - не как таковая, а почти непременно в качестве пресловутой "ячейки общества" - поставлена новым британским кино во главу угла. Мотивы семейных связей и взаимозависимости в "Голоске" и "Славных людях", "Востоке..." и "Комнате для Ромео Брасса" разработаны с разной мерой подробности, однако мотивы эти никогда не формальные сюжетные узоры, но всегда - смыслообразующие силы. В наибольшей степени сказанное относится к двум фильмам - "С тобой и без тебя" и уже упомянутой "Зоне военных действий". В картине Майкла Уинтерботтома героиня Рози никак не может забеременеть от законного мужа Винсента, что немало напрягает их обоих, заставляет искать освобождение в посторонних интрижках, но в конце концов все образуется: вестником счастья выступает справочка из женской консультации, сообщающая о том, что Рози таки беременна. История эта остается вполне банальной, несмотря на формальные ухищрения режиссера, постоянно играющего с границами кадра в одному ему, Уинтерботтому, интересные игры.
Другое дело - сверхтрадиционная по форме "Зона военных действий". Мрачная, безысходная, бесстыдно физиологичная семейная драма, фактура которой - прокисшая от дождя земля, каменные стены, промокшая одежда, некрасивые тела - прямо-таки тактильно ощутима для взгляда. Пубертатные страдания угреватого подростка с подпольными "достоевскими" комплексами, липкая тайна инцеста, распад и гниль под тонкой прозрачной корочкой благополучия - страхи, комплексы и мании, что клубятся во чреве этой отдельно взятой "Зоны...", возможно, говорят об "английской душе" больше, чем все прочие фильмы вместе взятые.
