Российский рынок антиквариата чрезвычайно емкий: по самым скромным оценкам, его годовой оборот составляет десятки, если не сотни миллионов долларов. Инвестиции на нем фантастически прибыльны - даже в самые малые по антикварным меркам промежутки времени (от двух до пяти лет) они обеспечивают доходность вложений в сотни процентов годовых. Одновременно этот рынок - один из самых закрытых и непрозрачных инвестиционных секторов: с одной стороны, законодательство препятствует прямому экспорту антикварных произведений, с другой - существует целая армия профессиональных изготовителей подделок. В итоге репутация рынка не самая привлекательная для инвесторов - в серых тонах. Отсюда же окутывающий антикварный бизнес ореол секретности, который приводит его операторов к диаметрально противоположным точкам зрения. Именно поэтому мы решили не излагать собственную версию строения рынка, а для начала побеседовать лишь с одним профессионалом - Алексеем Расторгуевым, доцентом отделения истории искусств исторического факультета МГУ им М. В. Ломоносова.
- Работа с антиквариатом как оператора рынка, так и просто инвестора (коллекционера) основана на желании получить доход больший, чем могут дать любые другие инвестиции начиная c банковского процента и заканчивая фондовым рынком. Единая цель, тем не менее, не дает возможности охватить обе области: серьезный антикварный бизнес ориентирован на создание определенных ценовых преференций с масштабной игрой и столь же масштабными вложениями (порядка двадцати миллионов долларов в течение двух лет), которые почти гарантируют получение сверхприбыли. Поэтому стоит остановиться лишь на срезе рынка с точки зрения инвестора. С вашей точки зрения, возможно ли простому человеку хорошо заработать на антиквариате?
- Вообще, первое ощущение человека, решившего заняться покупкой антиквариата с целью "наживы", - растерянность. Он видит массу антикварных магазинов, галерей и огромное количество экспонатов, классификация которых по временам, эпохам, авторам и типам просто ошеломляет. Естественная реакция на многообразие инструментов - использовать простейшие моторные преференции, заложенные чуть ли не с детства. Ведь у нас в России не существует накопленной десятилетиями и столетиями культуры потребления антиквариата. Невозможно представить себе новоявленного банкира, собирающего деревянные статуэтки шестнадцатого века из Бенина. В культурной среде, в которой находится этот коллекционер, такая потребность не возникает, не обсуждается и не культивируется. В итоге человек, решивший вложиться в антиквариат, рефлекторно вспоминает о Шишкине и Айвазовском, знания о которых у него заложены еще в детстве. Вот такие преференции определяют внутреннюю динамику цен на антиквариат и, соответственно, доходность инвестиций.
Лет восемь-девять назад русские нувориши, купившие себе усадьбу на Рублево-Успенском шоссе, обставляли ее эклектикой второй половины девятнадцатого века - бронза, картины художников из учебника пятого класса и т. д. То есть теми вещами, которые на Западе представляют собой один из самых дешевых, малопопулярных и неприбыльных секторов антикварного рынка. В итоге тот антикварный рыночный пирог был узок и перекошен: дешевые вещи были страшно перегреты, а очень дорогие - недооценены. Скажем, то, что на Западе стоило полторы тысячи долларов, в Москве можно было купить за семь с половиной. А работу русского художника Василия Кандинского, которая стоит миллионы, можно было приобрести всего тысяч за сто.
Сейчас, правда, ситуация стала меняться. Рынок, как ему и положено по стандартам, стал страшно разъезжаться и расслаиваться. Бурную ценовую динамику стали показывать действительно неординарные вещи, а не "ширпотреб". В результате, когда на сто процентов вложенных средств оказалось возможным получить не просто сто процентов прибыли, а двести-четыреста процентов и выше, появились серьезные инвесторы, готовые по-настоящему играть на этом рынке.
Инвестировать на рынке антиквариата очень сложно. Вот типичная ситуация: человек решил потратить несколько тысяч долларов на покупку старинных вещей. Наверняка он обойдет всего несколько антикварных магазинчиков и потратит-таки свои деньги. Скорее всего, половина из его приобретений окажется подделками. Беда в том, что, не зная конъюнктуру рынка, даже оригиналы он купит втридорога - и только через много-много лет он "отобьет" свои вложения.
Между тем на рынке антиквариата в течение ближайших двух-трех лет нас ждет настоящая ценовая революция, которая означает десятикратный рост цен по отдельным позициям. Только где узнать, по каким именно? Вряд ли в магазине. Часть инвесторов обретается в галереях, постоянных клиентов в которых холят и лелеют и в обиду не дадут. Другая часть работает через экспертов, третья - самостоятельно, сообразно своему вкусу и пониманию мира.
В любом случае начинающий инвестор, он же коллекционер, просто обязан знать простейшие законы и правила игры на рынке.
Национальные особенности
- По всей видимости, для нашего инвестора существуют явные национальные предпочтения в выборе антиквариата. Скорее всего, он предпочтет покупать русское искусство, а не африканское. Насколько эти предпочтения могут сказаться на доходности инвестиций?
- "Главное" искусство страны - это ее собственные произведения. Национализм вообще есть совершенно нормальное явление культурного самосознания. И его нельзя не учитывать. Например, если вы собрались продавать картину канадского импрессиониста в Австралии, то вы обречены на провал. Во Франции она уже будет что-то стоить - примерно пять тысяч долларов, зато в самой Канаде - все двести тысяч. Другое дело, если во Франции ее вам вряд удастся купить за пять тысяч, потому что умный человек наверняка потащит ее в Канаду, там и продаст. Точно так же в России русское искусство всегда будет пользоваться абсолютным преимуществом за исключением одной ситуации: когда оно вошло в стандартные общемировые культурные ценности, узнаваемые так же просто, как пять копеек или мерседесовская трехлучевая звездочка. Скажем, русские авангардисты Казимир Малевич и Василий Кандинский занимают место не просто в русском искусстве, а в общепринятой мировой системе ценностей. Поэтому Малевича гораздо выгоднее продавать на Западе, потому что там искусство стоит настолько больше, насколько бюджет США больше бюджета России.
Следствием этого простого закона стали два взаимообратных процесса: ввоз в страну со всего мира вещей русских и вывоз из страны национальных произведений исключительного художественного качества. Кстати, и то и другое обычно происходит нелегально. Попросту идет вымывание самого верхнего культурного слоя, что на самом деле очень обидно. Причина явления - отсутствие навыков грамотных (и самых прибыльных) вложений в антиквариат, которые возможны в совершенно ином ценовом диапазоне, чем тот, в котором русские инвесторы привыкли работать. Сказывается наследие социализма - финансирование культуры по остаточному принципу, по инерции перенесенное на инвестиции в антикварную область.
Исходя из всех этих соображений я могу, например, предсказать многократный рост внутренних цен на русское искусство "Золотого века", которое еще не заняло того места, которое греческое искусство занимает в Греции, а канадское - в Канаде. И выигрывать на антикварном рынке будет тот, кто вложит не десять тысяч долларов в общепопулярные у нас вещи, а миллионы в некоторые из этих и в ряд других не известных сейчас позиций, которые уже через несколько лет могут взлететь в цене в пять-десять раз.
Мне знаком один русский коллекционер, который собирает картины французских импрессионистов. Собирает грамотно и толково. Сейчас одно такое произведение стоит около миллиона долларов. Завтра (по антикварным меркам, это лет пять) он, конечно, выиграет, только маржа его составит лишь двести пятьдесят тысяч на этот вложенный миллион. Гораздо эффективнее было бы покупать русских импрессионистов времен тех французов: сейчас они стоят пятьдесят тысяч, а завтра наверняка взлетят до семисот пятидесяти.
Барьеры
- Для инвестора наверняка будет представлять сильнейшее искушение купить в России антикварное произведение искусства и втридорога продать его на Западе. Что препятствует реализации такой нехитрой экспортной схемы?
- Сильнейшим тормозом для развития антикварного рынка и выхода его из подполья стали законодательные ограничения экспорта. На таможне придется платить сто процентов пошлины за вещь, которую государство считает не особенно ценной (предварительно надо получить лицензию Министерства культуры, что вывозимое произведение не является культурным достоянием). По сути эта пошлина означает, что государство считает эту вещь своей собственностью и ты у него еще раз должен ее купить. Дураков, разумеется, нет: экспортный поток уходит "в тень". По-умному надо было бы, наоборот, легализовать ввоз-вывоз в максимальной степени, установив уровень пошлины в приемлемом диапазоне. Только один этот шаг позволил бы перекрасить почти весь рынок в белый цвет. А пока состоятельные инвесторы из-за неразумной политики государства предпочитают собирать коллекции за рубежом. По одной простой причине: купив ее, скажем, во Франции, он становится абсолютно законным ее собственником. А внутренний рынок антиквариата недополучает миллионы долларов инвестиций.
Но не только трудности вывоза должны волновать инвестора. Есть еще проблема установления прав собственности на продаваемые произведения антикварного искусства. Большинство продавцов, которые выводят свои коллекции на рынок, покупали, скажем, картины еще в советское время и максимум, что имеют, квитанцию из антикварного магазина, а подчас не имеют и вовсе ничего. Еще хуже обстоят дела с антиквариатом, который попал к владельцу по наследству от троюродной бабушки. Отсутствие нормального законодательства в этой области приводит к тому, что большая часть этих произведений почти автоматически "уходит" в тень.
Подделки
- Самый страшный бич инвесторов на рынке антиквариата, без сомнения, подделки и идентификация предметов старинного искусства. Насколько негативно этот фактор может сказаться на прибыльности инвестиций и существуют ли методы снижения этих рисков?
- Скажем, античное искусство подделывать очень тяжело. А вот абстрактные вещи авангардистов фальсифицируются проще: в свое время эти картины делались с технологической точки зрения очень грубо. Мода на это направление тогда же привела к пышному цвету разного рода имитаторов, что еще более затрудняет идентификацию. В итоге коллекционеры, вложившись в сомнительные работы Фернана Леже, потеряли до девяноста пяти процентов своих денег.
Еще хуже с некоторым русскими художниками: картины Любови Поповой, например, за последние десять лет сильно упали в цене. И все потому, что количество подделок, которые насоздавали в России и эмиграции наши дилеры, жулики и прочего рода "активисты", подорвали доверие к понятию русского авангарда вообще.
Инвестор, покупающий антиквариат, должен быть абсолютно уверен в том, что он покупает вазу, скажем, именно Императорского фарфорового завода. Ярлычок, наклеенный в магазине, еще ни о чем не говорит и ничего не гарантирует: продавцы и сами могут не знать, что продают не императорский фарфор, а подделку. Поэтому чрезвычайно важным становится инструмент экспертизы.
В России почему-то сложилась практика институциональной экспертизы - Третьяковской галереи, Института реставрации, Центра имени Грабаря и т. д. На Западе все не так. Если во Франции вы захотите вдруг купить картину французского экспрессиониста с экспертизой Лувра, на вас посмотрят как на глубоко больного человека. Для них это все равно что лечиться не у доктора, а у Министерства здравоохранения. На Западе принята личная экспертиза и личная материальная ответственность эксперта. Если Третьяковская галерея (которую я очень уважаю) поставит случайно неточный экспертный диагноз, то в суде иск у пострадавшего от этого инвестора даже не примут. В этом смысле российская экспертиза есть просто договоренность. Договоренность оставить в дураках покупателя.
Поэтому я рекомендую придерживаться следующей последовательности действий. При покупке, естественно, потребовать экспертизу. Далее - проверить подлинность этой экспертизы (ее тоже запросто можно подделать): позвонить эксперту, предположим, из Третьяковской галереи и уточнить, а какой вид имеет акт экспертизы с таким-то номером, выданный такого-то числа. Далее следует взять картину и вместе с ней подъехать к эксперту. Последний шаг объясняется распространенностью жульнических схем, когда вместе с оригинальной экспертизой продается подделка, а не оригинал. Наконец, в меру возможности попробовать оценить, а соответствует ли экспертный институт самому антикварному произведению искусства. Скажем, странно, наверное, будет видеть экспертное заключение Третьяковской галереи на подлинность произведений западноевропейских художников - ведь в Третьяковке попросту нет ни одной такой картины.
