— Алексей, что все-таки стоит за вашими действиями?
— Обостренное чувство социальной справедливости. Людей сплотил конвейер. Почитайте Артура Хейли.
— Почему тогда на других заводах он людей не сплотил? Только у вас такая напряженная борьба.
— И остальных сплотит, когда у них будет такая же дисциплина, как у нас. Когда человек будет знать, что у него только два десятиминутных перерыва и обед, тогда он будет думать о том, что такой жесткий труд должен достойно оплачиваться. Кроме того, должны быть гарантии и компенсации. Мы уже сейчас задумываемся о том, что лет через десять некоторые уже начнут уходить на пенсию. Им пенсионное обеспечение нужно дополнительное. Все это записано в нашем коллективном договоре.
— Может, вам просто платят мало?
— За такой труд — мало. От 13 до 19 тысяч оклады, сверхурочные, и все. А у нас четверть рабочих на первом разряде, и после налогов он получает 11 тысяч на руки. Снять квартиру во Всеволожске сейчас стоит 9 тысяч, считайте. А у нас очень много приезжих. Но мы не просим отождествлять рабочего всеволожского «Форда» с рабочим «Форд Мичиган» и требовать зарплаты на конвейере 20 долларов в час. Мы хотим, чтобы исполнялось законодательство страны. Зарплата проблему не решает. Ну платят нормально, а завтра возьмут и одного уволят, послезавтра — другого, просто потому, что не понравились. Нам многие говорят: ребята, а у нас нет ваших проблем. У нас все есть, хотя и нет колдоговора, все прописано во внутренних политиках. Но тогда это когда-нибудь могут попытаться отнять.
— В Бразилии отношение к рабочим другое?
— Другое. Сейчас у нас это тоже меняется. Но для наших служащих, «офисных красавиц», мы по-прежнему второй сорт, быдло. А между тем мы производим продукцию, производим деньги, которые они получают. Должно быть соответственное отношение.
Если уж дисциплина, то дисциплина для всех. У рабочего только в пересменку есть возможность куда-то зайти. Приходишь по делу в офис, у сотрудницы еще 15 минут рабочего времени, а она тебе — я уже ухожу, мол.
— Как обстоит дело на других российских автозаводах?
— Это общая проблема. У нас сейчас положение, как в Америке 30-х годов, когда там создавалось профсоюзное движение, боролось за права рабочих. И мы начинаем бороться. К нам идут западные компании, потому что в России дешевая рабочая сила. «Форд Россия» — единственное предприятие «Форд Мотор Компани» в мире, где нет коллективного договора. Мы хотим это исправить. У нас в протокол разногласий вошли даже те вещи, которые предписываются ТК, например, нормирование труда и доплата за вредность. Вот сварщики-аргонщики, маляры — эти рабочие места признаны вредными по списку 298, который существует с советских времен и сейчас действует. Рабочий по определению получает доплаты, дополнительные дни к отпуску и лечебное питание. Но в администрации этого «не хотят». То же самое с санитарными нормами. Есть четкое расписание температурного режима, в котором прописано, сколько часов люди с определенной группой тяжести и напряженности труда должны работать. Они выскальзывают и говорят: «Мы не будем останавливать производство, если температура достигнет 35 градусов, мы вам лучше по бутылке минеральной воды выделим. А вообще нужно среднюю температуру промерять месяц». Какой месяц? Извините, я просто откажусь работать, если в цеху 35 градусов. И попробуйте меня заставить.
Есть 159-я статья, про нормирование труда. Государство гарантирует применение систем нормирования труда работника. А юрист компании нам говорит, что законодательство не обязывает работодателя применять нормирование труда на производстве.
— Вы не боитесь, что в результате ваших действий завод закроют?
— И куда уйдут? В Китай? Там уже есть завод «Форда» и второй скоро построят. Завод необходим там, где рынок сбыта, а по сбыту «Форд» в России на первом месте и продолжает наращивать мощности.
— То есть будете бастовать до победы, не соглашаясь на предложения компании?
— Конечно, в полном объеме колдоговор отстоять не удастся. Но мы будем настаивать на доплатах за вредность, отказе от заемного труда и гарантии рабочих мест для тех, кто теряет здоровье на предприятии — наше законодательство позволяет их просто увольнять. Мы не хотим, чтобы люди потеряли здоровье и оказались на улице. А администрация хочет с помощью денег убрать принципиальные моменты из коллективного договора.