Немецкое общество вынуждено пересматривать свои взгляды на то, какое место в его жизни должна занимать молодежь. Привычный образ немецкого студента, до 30 лет перебивающегося случайными заработками и живущего на социальное пособие, признан экономически неэффективным и уходит в прошлое. Немцы хотят видеть новую молодежь — готовую к большим нагрузкам и рассчитывающую на лучший уровень жизни.
«Вы что, не знаете этих активистов Социал-демократической партии?! Им по тридцать лет, они студенты третьего курса! И очень любят учить нас жить!» — горячится лидер Свободной демократической партии (СвДП) Гидо Вестервелле, выступая перед своими сторонниками в здании Франкфуртской биржи. Возмущение главного либерала Германии можно понять. Немецкое общество долгие десятилетия успешно боролось за то, чтобы молодежь была выключена из экономической жизни страны как можно дольше. «Отложенное взросление» стало девизом и образом жизни по меньшей мере двух поколений немцев. Поступление не в один, так в другой вуз долгие годы не представляло для выпускников школ никакой проблемы, бесплатное обучение в университете легко могло затягиваться на десять лет и более, а социальные гарантии учащимся делали жизнь студентов хотя и небогатой, но вполне сносной и безопасной. В итоге все больше немцев предпочитало выходить на жесткий рынок труда лишь к 30 годам, а то и позже.
Долгие годы и само немецкое общество рассматривало 25-летних граждан как детей, недостаточно взрослых для серьезной работы. Многие работодатели если и нанимали работников в возрасте до 30 лет, то лишь на позиции «практикантов», что чаще всего означало символическую зарплату при минимальной ответственности. Государство шло еще дальше, по сути, объявляя лиц в возрасте до 27 лет «детьми», например выплачивая их родителям «детское пособие». Заполняя анкету для регистрации по месту жительства, гражданин легко мог встретить вопрос «Проживают ли с вами дети в возрасте до 27 лет?», а суды предпочитали судить 21-летних обвиняемых по специальному уголовному кодексу для подростков.
Еще пару лет назад совершенно нормальной считалась ситуация, когда приближающийся к тридцатилетию студент продолжал годами жить в комнате в общежитии и работал от случаю к случаю. Такое положение вещей помогало неплохо гасить социальные конфликты, предоставляя молодежи большую свободу самовыражения при сносном уровне жизни, а также существенно сокращая конкуренцию на рынке труда. Однако данная модель успешно работала лишь при устойчивом экономическом росте и достаточном количестве молодежи.
Дефицитная молодежь
Сегодня Германия уже не может позволить себе прежнего вольного обхождения с таким ресурсом, как молодежь. Немецкая экономика растет весьма скромными темпами. В прошлом году рост ВВП составил лишь 2,7%, а на ближайшие годы прогнозируется и того меньше — 1,7%, что сильно затруднит финансирование социальных программ, в том числе поддержку образования.
С другой стороны, стремительно сокращается и доля молодых немцев в обществе. По данным немецкой статистической службы, граждане в возрасте от 20 до 29 лет составляют сейчас лишь 11,8% населения страны, в возрастной группе от 10 до 19 лет находятся 10,7% немцев, а дети младше девяти лет — это и вовсе лишь 8% населения.
При этом возрастная группа 40–49 лет составляет целых 16,6% населения Германии. Таким образом, уже через несколько лет число выходящих на пенсию немцев превысит число входящих на рынок труда. К 2030 году соотношение пенсионеров и работающих составит 1:2, что по сути будет означать как стремительный рост и без того высоких налогов, так и колоссальное сокращение пенсий.
Искусственное затягивание возраста окончания гражданами университетов выглядит непростительным расточительством трудовых ресурсов. По прогнозам аналитиков компании McKinsey, уже через десять-двенадцать лет немецкой экономике будет не хватать 6 млн рабочих рук и среди них не менее 1,2 млн высококвалифицированных специалистов. Уже сегодня, по некоторым данным, немецким компаниям не хватает около 100 тыс. инженеров.
Дефицит молодых кадров подстегивается и ростом эмиграции из страны. За последние два десятка лет число немцев, эмигрирующих из страны, увеличилось более чем в два с половиной раза — с 60 тыс. в 1990 году почти до 160 тыс. в 2007-м. Подавляющее большинство мигрантов — хорошо образованные молодые люди. Согласно опросу немецкого института экономики IW, более 35% граждан в возрасте до 40 лет признались, что «в последнее время всерьез размышляли о том, не стоит ли покинуть страну на долгое время или вовсе эмигрировать из нее». Более 80% готовых эмигрировать назвали главной причиной стремление к поиску бОльших возможностей, 66% — желание спастись от бюрократии, 64% — избежать слишком высоких налогов. Понятно, что, если обучение в вузах и дальше будет таким же «неторопливым», ситуация может стать просто катастрофической.
Университет или конвейер?
Неудивительно, что немецкие власти намерены переломить ситуацию. «В последние годы система образования начала реформироваться. Большинство федеральных земель ввели плату за обучение — от 500 до 900 евро в семестр. Те студенты, которые учатся слишком долго, платят еще и дополнительные штрафные сборы. Все это новые правила, направленные на то, чтобы ограничить срок обучения в вузах», — рассказывает «Эксперту» журналистка и социолог Юлия Фридрихс, одна из самых молодых успешных немецких журналистов.
В этом году Юлия Фридрихс выпустила книгу «Утверждено: элита», сразу же ставшую бестселлером. Работая над книгой, Фридрихс наблюдала за обучением в лучших университетах страны, а затем прошла собеседования в ведущих немецких компаниях. McKinsey с ходу предложила Юлии оклад в 65 тысяч в год и служебный автомобиль. Журналистка отказалась от захватывающего предложения, зато подробно описала в книге, как именно формируется новый слой немецкой элиты.
Мы с Юлией сидим в берлинском кафе, и она рассказывает, почему отклонила предложение, от которого не отказался бы ни один немец: «Я просто поразмышляла пару недель и поняла, что не хочу работать в консалтинговой компании. Я хочу оставаться журналистом. Кроме того, я не чувствовала, что я подхожу на эту должность, что я справлюсь с этой работой. На каждом консалтере лежит огромная ответственность, поскольку ты даешь советы компаниям, и я не чувствовала, что действительно могу справиться с этим делом».
По мнению Юлии Фридрихс, уже сегодня немецкая молодежь сталкивается с колоссальным ростом нагрузки, и в ближайшие годы эта тенденция сохранится. «В принципе это классический маятник, характерный для немецкой политики, — рассуждает она. — Долгое время считалось, что немцы слишком медлительны, что у них слишком много свободного времени. И вот теперь маятник качнулся обратно, в другую крайность. Повсюду закручиваются гайки. В Берлине дети идут в школу на год раньше, чем прежде. Продолжительность школьного образования во многих федеральных землях сокращается на год. Обучение в университетах становится жестче и плотнее. Все большую роль играют частные вузы. Раньше их в Германии почти не было, а начиная с 2000 года их число выросло вдвое. Учеба там стоит около десяти тысяч евро в год, и, конечно, это стимулирует студентов не растягивать время обучения без нужды. Плюс все перестраивается под систему бакалавриата и магистратуры в соответствии с болонским процессом. Германия очень активно участвует в болонском процессе, поскольку за немецкими выпускниками закрепилось клише, что они всегда слишком старые».
Образование не спеша
Далеко не все в Германии рады уплотнению учебных программ и ускоренному обучению молодежи как в школах, так и в вузах. Реформа образования до сих пор вызывает в немецком обществе двоякую реакцию. «Превратятся ли университеты в учебные конвейеры?» — спрашивает своих читателей ведущий еженедельник Der Spiegel, изображая на обложке перегруженных книгами студентов, бегущих к цели через барьеры, построенные из библиотечных полок.
«Как можно загружать детей восемью уроками в день?! Из-за уплотнения школьной программы моя дочь вынуждена отказаться от уроков верховой езды!» — возмущается в письме в редакцию читатель Frankfurter Allgemeine Zeitung.
«Если мы хотим построить в Германии устойчивую экономику знаний, нашим детям придется больше и ответственнее учиться», — возражают сторонники реформы из числа лидеров Христианско-демократического союза (ХДС). Именно земли, управляемые ХДС, активнее всего продвигают идеи ускоренного обучения как в школах, так и в университетах. Германии нужны молодые лидеры — а как их найти, если граждане вступают во взрослую жизнь так поздно?
Двадцатисемилетний лидер молодежного крыла гессенского отделения либеральной СвДП Ханс-Кристиан Мик — отличный пример такого молодого лидера. Выпускник юридического факультета, Мик уже стал одним из кандидатов от СвДП на проходивших в феврале выборах в гессенский земельный парламент — ландтаг. По мнению Мика, проводимая реформа образования жизненно необходима Германии, хотя и приведет к изменению философии немецких университетов.
«Обучение в университетах в Германии традиционно тянулось долго — потому что в понятие “обучение” немцы всегда включали не только профессиональное образование, но и самообразование, и формирование мировоззрения, — объясняет Мик. — Обучение было бесплатным, и студенты могли сами выбирать, какие предметы им нужны. Например, многие мои знакомые юристы добровольно записывались на занятия по философии просто потому, что им это было интересно. Такой подход к образованию закрепился благодаря студенческому левому движению шестидесятников — легко увидеть, что дети, выросшие в семьях, где родители были увлечены идеями шестидесятников, предпочитают учиться долго. Они говорят: зачем нам учиться быстро, зачем нам сразу нырять в стресс работы? Мы хотим учиться расслабленно, получать образование не спеша. Но надо понимать, что такой тип образования очень дорого обходится обществу. Возьмите хотя бы демографию: понятно же, что если человек заканчивает университет в двадцать девять лет, то сначала ему нужно несколько лет, чтобы сделать хотя бы минимальную карьеру, и рождение детей откладывается на более поздний срок».
Прибавьте к этому еще проблему с отсутствием мест в яслях и детских садах. Естественно, мало кто стремится заводить детей. А некоторые исследования показывают, что главной причиной, по которой немцы не хотят рожать детей, — отсутствие подходящего партнера. Удивительно, именно этот ответ дают чаще всего — чаще, чем «у меня мало денег» или «я не смогу совмещать ребенка и работу». А откуда взяться подходящему партнеру, если немцы до 30 лет остаются детьми?
Требуются молодые и эффективные
В ближайшие годы запросы, предъявляемые к немецкой молодежи, существенным образом изменятся. Если раньше молодому специалисту позволялось входить в рабочий процесс постепенно, то сегодня желающие делать успешную карьеру должны инвестировать в учебу и работу куда больше сил и времени, полагает Юлия Фридрихс: «Все стремительно меняется. Когда я писала книгу, я много ездила по Германии, в том числе по разным университетам. Я видела студентов в возрасте двадцати одного года, которые работают по шестьдесят часов в неделю, только чтобы поскорее закончить образование и начать делать карьеру в консалтинговой компании или в инвестиционном банке. Конечно, это самые настойчивые студенты, но мне кажется, что таких становится все больше. Компании ищут сейчас выпускников, которым примерно двадцать три года и которые к этому времени уже прошли несколько практик, обязательно были за границей. Время расслабленной учебы прошло — особенно очевидно это стало после кризиса на рынке труда в 2004 году. От прежней ситуации, когда человек мог учиться до тридцати лет и иметь много свободного времени, скоро не останется и следа».
В результате повышения запросов со стороны работодателей молодые немцы начинают осознавать, что перед ними открываются отсутствовавшие ранее карьерные шансы. Как следствие, растет и уровень подготовки молодежи — то, что раньше казалось ненужным, сегодня осознается как востребованное на рынке конкурентное преимущество.
«Совершенно очевидно, что современные молодые немцы куда сильнее осознают важность поездок за границу и знания языков. Кроме того, и возможностей сейчас куда больше, чем раньше. Например, десять лет назад невозможно было и представить себе, что школьник может отправиться в Россию на год по обмену», — говорит Аня Кретцер, руководитель проектов в Германо-российском форуме.
С Аней Кретцер соглашается и ее коллега Сибилла Гросс: «Лично я, работая на семинарах с молодыми лидерами, мало сталкиваюсь с тенденцией к снижению планки возраста немецких участников. Но это связано лишь с тем, что мы работаем с людьми, уже достигшими определенного карьерного успеха. Однако когда смотришь биографии участников, видно, что первые поездки за границу они совершили еще в школе или, самое позднее, будучи студентами».
Нынешние молодые немцы осознают, что у них больше нет шансов делать карьеру так, как это делали их родители — устроившись на работу в одну компанию сразу после учебы и проработав там до пенсии, при этом автоматически получая повышение зарплаты каждые два года. Их родителям также придется понять, что жизнь детей не будет похожа на их собственную. «Для многих родителей, да и для многих молодых людей это будет трудным осознанием. Теперь немцам придется все чаще менять работу, иногда даже профессию. И это и не хорошо и не плохо. Очевидно, что сильным, активным, хорошо образованным специалистам такая ситуация дает больше шансов сделать успешную карьеру. Но для социально незащищенных слоев такая жизнь может оказаться куда более трудной», — размышляет Юлия Фридрихс.
Бедным вход запрещен
В том, что выходцам из низов будет все труднее пробиваться наверх, сегодня мало кто сомневается. По данным исследования социолога Михаэля Хартманна из технического университета Дармштадта, более 50% нынешних топ-менеджеров концернов из списка DAX — выходцы из семей топ-менеджеров или владельцев крупных предприятий. Еще 33% — дети из семей высшего среднего класса (адвокатов, профессоров). Лишь в 15% случаев топ-карьеру удается сделать детям из простых рабочих семей.
Таким образом, сегодняшняя Германия является гораздо более неэгалитарной страной, чем 40 лет назад. Тогда топ-семьи давали лишь 43% немецких топ-менеджеров, высший средний класс — 38%, а низший класс — 19%.
«В Германии очень важно, из какой семьи происходит человек, — с сожалением констатирует Ханс-Кристиан Мик. — Происхождение решает очень многое. Оно оказывает огромное влияние и на образование, и на карьеру. Хотя вроде бы детям из простых семей предоставлены те же шансы, что и детям из обеспеченных семей, на деле они имеют куда меньшие шансы на получение образования и карьеру».
Шансы на получение образования у детей из разных семей и раньше не были одинаковыми, но в последние годы ситуация необычайно обострилась — в первую очередь из-за появления частных школ, интернатов и вузов, которые далеко не каждый может оплатить. Сейчас в Германии открываются даже частные начальные школы для шестилетних детей — раньше такого практически не было. В результате ребенок из рабочей семьи имеет в восемь раз меньше шансов поступить в университет, чем ребенок из образованной семьи. По сравнению с другими странами немецкое образование крайне неэгалитарно — мало в какой стране мира шансы на образование детей из разных социальных групп настолько различаются. Бедные семьи просто не рискуют брать кредиты на образование своих детей. Потому что, если ваша семья живет на 1,5 тыс. евро в месяц, кредит в 30 тыс. евро кажется для вас огромной суммой и вы боитесь, что не сможете ее вернуть.
По мнению Юлии Фридрихс, другая причина того, что дети из бедных семей имеют меньше возможностей сделать карьеру, вызвана тем, что во многих компаниях существует очень мало точных критериев для отбора: «Тесты и прочие письменные задания применяются при наборе сотрудников достаточно ограниченно, основной упор делается на собеседование. Но именно на собеседованиях дети из образованных семей имеют колоссальное преимущество. Они знают правила беседы, они владеют риторикой. Они раскованны, они самоуверенны, они умеют блефовать. А когда молодой человек из бедной семьи, он приходит на собеседование с ощущением, что это его первый и последний шанс пробиться в жизни. Такие кандидаты зажаты и боятся рисковать, но при этом они хотят продемонстрировать экзаменаторам все свои знания — а это именно то, что очень плохо смотрится на собеседовании. Когда речь идет о вашем единственном шансе, вы будете зажаты. А когда вы знаете, что не получится здесь — получится в другом месте или в конце концов папа поможет устроиться на другую работу, вы выглядите куда лучше. Существуют исследования, которые показывают, что введение четких экзаменационных критериев резко повышает шансы детей из бедных семей, поскольку даже в случае провала они видят, где именно сделали ошибку и что надо подучить. Но сегодня именно собеседование является главной и обязательной формой отбора, и в итоге дети из бедных семей не знают, что именно им нужно улучшить. Я встречалась с директором одного интерната — его выпускники имели оценки хуже, чем средняя выпускная оценка по стране. Но все они делали потрясающую карьеру. И этот директор мне сказал: мои выпускники отличники в том, как себя преподнести. Когда на собеседование в компанию приходит отличник из государственной школы, он опускает глаза и смотрит на ботинки. А мои выпускники приходят на собеседование в дорогом, хорошо сидящем костюме, улыбаются и смотрят в глаза. Поэтому они и успешны».
Хождение в народ
Новые тенденции кажутся невыносимыми для тех немецких студентов, которые продолжают традиции левого студенческого движения, заложенные в 60-х годах. Житель Гамбурга Мартин Дрехслер — один из таких студентов. Недавно окончивший университет по специальности «социальная педагогика», Дрехслер уже три года работает в проекте по поддержке одного из бедных районов Гамбурга — Федделя.
Район Феддель с населением в 4500 человек много лет подряд оставался одной из самых напряженных социальных точек города. Мигранты из стран Ближнего Востока и Африки составляли здесь почти 70%, недвижимость не стоила почти ничего. В 2005 году принадлежащая мэрии Гамбурга компания-застройщик начала смелый эксперимент и выделила часть квартир в Федделе по льготным ценам группе студентов — чтобы они своим присутствием облагораживали район и повышали его инвестиционную привлекательность.
Сегодня проект внедрения в социально неблагополучный Феддель политически активных студентов является одним из самых успешных проектов по молодежной политике в Германии. Мы проходим по Федделю с Мартином Дрехслером — высокий, худощавый, с длинной челкой, на первый взгляд Дрехслер может показаться застенчивым подростком, но уже через минуту видно, каким авторитетом он пользуется среди жителей района. Проезжающие мимо на роликах дети приветствуют Мартина, стоящие во дворе мужчины восточной внешности подходят к нему здороваться.
«Вначале у нас были проблемы с местными жителями, — вспоминает Дрехслер. — Как раз когда мы въехали, плата за квартиры была поднята, а нам их сдавали по старой, низкой цене. И конечно, это привело к трениям — выглядело так, что студенты платят копейки, а с мигрантов город дерет полную цену. Однако шаг за шагом нам удалось переломить ситуацию. Мы начали устраивать концерты, всякие мероприятия — все бесплатно. Это главное — мы все делаем бесплатно. Мы хотим это делать. Вот, смотрите, мы открыли бар, но содержим его не для прибыли, а чтобы сюда приходили люди и общались между собой и с нами. Напитки, которые мы продаем, стоят копейки. Кофе — пятьдесят центов, пиво — один евро. Мы продаем их только для того, чтобы покрыть расходы на аренду помещения, мы сознательно работаем с нулевой прибыльностью. Эти доходы покрывают наши расходы. Все остальное бесплатно. Нам было очень важно сказать: мы бесплатно приносим сюда эту культуру встреч. Мы живем здесь и пытаемся что-то изменить. Посадить цветы, поговорить с людьми».
После трех лет работы студентов в Федделе отношение к ним серьезно изменилось. Сегодня живущие в Федделе мигранты не боятся привести своих детей к студентам и попросить натаскать по тому или иному предмету. Сами студенты воспринимают эту свою активность как политически важный вклад в развитие города. «Мне кажется, что мы сделали этот район очень уютным. Раньше все говорили: а, Феддель, это ужас. Сейчас это уже не так, — с удовлетворением говорит Дрехслер. — Я люблю Феддель. Когда приезжаешь из центра города, сразу видно, что здесь все спокойно и расслабленно, никакой суеты, по улицам неторопливо ходят турки, албанцы. Честно говоря, мне было бы неприятно, если бы оживление, принесенное студентами, сделало этот район настолько привлекательным, что эта деревенская жизнь закончилась бы. Такое уже случилось в Гамбурге с районом вокруг улицы Шультерблатт. Это был социально проблемный район, никто не хотел там жить, а теперь это модный район, там богема живет, жизнь кипит — в общем, ужас! Нет, то есть хорошо, что так получилось, но там за комнату в двенадцать квадратных метров надо платить четыреста евро! Это бред! Жизнь целого района перевернулась!»
Мартин Дрехслер отчаянно жестикулирует и всем своим видом показывает, что не согласен с такой перспективой для Федделя. Тем временем подтянувшиеся в бар студенты уже вовсю обсуждают то, какие новые плакаты, посвященные борьбе с платой за обучение в университетах, предстоит нарисовать и выставить перед входом в бар. Радушно встречающий посетителей Дрехслер достает из холодильника бутылки с местным прохладительным напитком Fritz-Kola. Это еще один элемент левой молодежной культуры — экологический напиток, производимый небольшой гамбургской компанией, в которой работает и сам Дрехслер. Кажется, ни Дрехслер, ни его друзья и слышать не хотят об изменениях, трансформирующих студенческую жизнь Германии, предпочитая карьерной гонке политические дискуссии.
«Немецкие университеты и немецкое студенчество были и остаются очень политизированными, — поясняет Ханс-Кристиан Мик. — В Германии совершенно нормальным является создание студенческих комиссий, которые могут обсуждать самые разные вопросы, вплоть до ядерного разоружения. В принципе это вещи, которые не имеют отношения к учебе, как, например, обсуждение часов работы университетской столовой. Но студенты все равно собираются и принимают резолюцию относительно вопросов распространения ядерного оружия. Даже среди студентов-юристов можно четко видеть деление. С одной стороны, карьерно ориентированные, с другой — борцы за лучший мир».
Хотя в ближайшие годы карьерно ориентированные студенты будут пользоваться на рынке труда куда большим спросом. Глядя на то, сколько времени уделяют вопросам политики даже самые увлеченные карьерой молодые немцы, трудно поверить, что многовековое увлечение немецких студентов проблемами построения лучшего мира может просто так исчезнуть.
Берлин—Гамбург—Франкфурт-на-Майне
