Первый раз я брала интервью у Николая Прянишникова в 1996 году. Ему было 25 лет. Он занимал пост коммерческого директора «Московской сотовой связи» — ведущего на тот момент мобильного оператора столицы. Абонентов у этого «ведущего оператора» были единицы, зато прибыль с них получалась астрономическая. Интервью проходило в его кабинете площадью метров шестьдесят (по иронии судьбы по мере продвижения по карьерной лестнице площадь его кабинетов все сокращалась и сокращалась, а сейчас в Microsoft у него вообще небольшой закуток, правда, с великолепным видом на Крылатское и футуристический мост). Тогда, в 1996 году, он явно хорошо подготовился к интервью, собрал нужные цифры и отвечал на все вопросы, как отличник на экзамене. И вдруг в какой-то момент я спросила циферку, которой не было в заготовленных материалах. Прянишников вскочил с дивана, подбежал к своему рабочему столу, на котором был идеальный порядок, выхватил нужную папку, через пару секунд открыл на нужной странице и назвал столь интересовавший меня показатель. Сцена потрясла меня до глубины души. «Этот молодой человек далеко пойдет», — пронеслось у меня в голове.

Но карьера Прянишникова не развивалась по экспоненте. В 1999 году он пришел в «Вымпелком» сразу на должность замгендиректора, коммерческого директора. И задержался там на целых десять лет. Прянишников был вечно вторым. Выход «Вымпелкома» на массовый рынок, старт бизнеса в регионах — за все это отвечал Прянишников. Внезапно он был назначен главным по зарубежным операциям, послан в дальние страны, поднимал бизнес «Вымпелкома» в Камбодже, Вьетнаме и прочих чрезвычайно перспективных в будущем, но бедных странах. Конечно, за десять лет сам «Вымпелком» вырос до огромных размеров, стал настоящим международным оператором, входящим в десятку мировых лидеров. И в этом была и большая заслуга Прянишникова — великолепного продавца, человека большой энергии и неиссякаемого оптимизма. Но первым лицом в компании Прянишникову стать не удавалось. Значит, надо было куда-то уходить.

Выбор Microsoft как новой точки приложения сил у многих вызвал удивление. Часть коллег считала, что это даже ступень вниз по карьерной лестнице. Действительно, в «Вымпелкоме» Прянишников был топ-менеджером, а здесь менеджером третьего уровня — президентом Microsoft в России, над которым еще и европейские, и американские начальники. Он привык к рыночной борьбе на конкурентном рынке, а здесь — борьба с госорганами, доказательство того, что Microsoft не монополист. В телекоме — бизнес, а здесь — политика. С другой стороны, по объему бизнеса эти две компании сравнимы. Оборот «Вымпелкома» по международным операциям (net operation revenue) составил в 2008 году 1,56 млрд долларов, оборот Microsoft в России, по некоторым данным, до кризиса превысил миллиард долларов. Да и поле для рыночный битвы в Microsoft тоже есть — это прежде всего интернет.

Поговорить с Прянишниковым о его новой жизни мы пришли в российское представительство Microsoft. Хотя и расположено оно в стандартном офисном центре, то, что ты пришел именно в американскую компанию, опытному журналисту легко определить в первые пять минут. Подчеркнутый демократизм, open space; была пятница, и персонал был одет casual, даже не smart. И все равно чувствовалось, что ты находишься в офисе богатой компании: хорошая мебель, дорогие букеты из свежих цветов. Но главный признак «американистости» поджидал нас в туалете. Над каждой раковиной висела написанная по-английски инструкция из десяти пунктов — как правильно мыть руки! Так Microsoft пытался уберечь своих сотрудников от свиного гриппа. Собственно, с этого момента, давясь от смеха, я и начала беседу.

Microsoft снаружи и изнутри

— А я знаю, чему вы уже научились в Microsoft!

— Чему же?

— Правильно мыть руки. Инструкция из десяти пунктов! Это так по-американски!

— Да, так наша компания заботится о своих сотрудниках.

— Вы почти два десятка лет были пользователем продуктов Microsoft, знали об этой корпорации как топ-менеджер. Насколько по-разному воспринимается Microsoft снаружи и изнутри?

— Я знал, что Microsoft — это технологическая компания и у нее много продуктов. Но то, что так много, причем так много нового и интересного, я даже представить себе не мог. И вообще, одна из моих задач на посту президента «Майкрософт Россия» — сделать так, чтобы о том, что сделал Microsoft, что он придумал, во что он инвестировал деньги, что он разрабатывает, знало как можно больше россиян.

Хуже всего с пиратством в тех ведомствах, которые называть не хотелось бы

— Windows, Билл Гейтс — есть такое стандартное представление о вашей корпорации.

— Да, есть представление, что Microsoft — это Windows. Что Office, Excel, Word — это тоже Microsoft, а вот об остальном знают не все. Но еще у нас есть технологии, которые позволяют оптимизировать затраты на командировки, на ИТ-инфраструктуру, повышать производительность труда сотрудников. Наши новые ERP-решения дают компаниям возможность повышать эффективность бизнеса, оптимизируя затраты. У нас есть интернет-сервисы (месенджеры, Windows Live и MSN). Совершенно другая линия бизнеса — игровые приставки Х-Box 360, мыши, клавиатуры. Мы разрабатываем программное обеспечение для мобильных телефонов WindowsPhone. Но об этом не все знают, и мы будем активно эту информацию продвигать. Я хочу, чтобы сотрудники «Майкрософт Россия» тратили больше времени на внешние встречи — с клиентами, партнерами, органами власти, журналистами, чтобы мы действительно были более активны в России.

Вообще, в корпорации огромный объем внутренней жизни, поначалу это меня поразило. Количество емейлов, которые я получаю, в три раза больше, чем в «Вымпелкоме». Как только я пришел в компанию, мой график на ближайший месяц сразу был загружен на 200 процентов только внутренними встречами. И это при том, что я всегда работаю по двенадцать часов в день. Мне потребовались титанические усилия, чтобы его расчистить, расставить приоритеты, что-то перенести.

— Я наблюдаю за менеджерами западных компаний, которые работают в России... Они все время ездят на какие-то тусы за пределы отечества. А работать-то когда? Надо же бизнес делать, продавать товар!

— Очень правильный комментарий. И я считаю, что это недостаток всех крупных компаний. В Microsoft он еще осложняется тем, что компания очень большая, разноплановая и динамичная. Каждую неделю мы выпускаем какой-то новый продукт. Требования к менеджменту и к каждому сотруднику очень высокие. Сотрудник должен детально знать свои цифры. У меня на столе лежит талмуд с показателями — Scorecard и много KPI по каждому направлению бизнеса, которые я должен выполнить. Плюс мы, естественно, первыми тестируем все новые продукты. И это неплохо на самом деле. Если не доводится до маразма. Если человек бездумно выполняет все эти требования, времени на внешнюю работу остается мало, и это недопустимо.

— Какие цели вы перед собой поставили?

— Я ознакомился с ситуацией в компании и увидел существенный потенциал, который мы могли бы реализовать. У нас работает около тысячи человек. И я поставил довольно амбициозную цель на ближайшие три года — удвоить наш оборот.

— Точные цифры вы не раскрываете. Но я знаю, что до кризиса оборот Microsoft в России рос как на дрожжах, превысил миллиард долларов, правда, из-за кризиса немного упал.

— Мы хотим его увеличить. Вообще, потенциал рынка информационных технологий в России очень велик. Сейчас рынок не так развит, как хотелось бы, в отличие от сферы моей недавней деятельности — сотовой связи. В Америке 94 процента населения пользуется компьютером, в России — меньше 30 процентов. Потребность же в компьютерах очень большая. Анализ средних предприятий по количеству серверов, ИТ-инфраструктуре в целом показывает, что у нас еще слабая автоматизация бизнес-процессов. Часто встречаются бумажные бизнес-процессы, бюрократия, неэффективное использование труда сотрудников. Информационные технологии могут улучшить ситуацию.

— Что вы делаете для удвоения продаж?

— Мы определили целый ряд стратегических направлений. Первое — наши позиции в регионах. Сегодня Microsoft неплохо работает в Москве и в ряде крупных городов, но не дотягивается до многих регионов России. Я уже начал ездить по регионам и буду продолжать.

— Как в «Вымпелкоме». Про вас говорят, что вы уникальный человек, потому что были во всех регионах России.

— Да. И я знаю, что везде есть бизнес. И все регионы разные. Проехал двести километров — совсем другая жизнь. Но возможности есть везде, и я глубоко убежден: чтобы добиться успеха в конкретном субъекте РФ, надо быть там. Из Москвы с помощью конференц-коллов или регулярных командировок что-то сделать не получится. Для этого мы ввели изменения в управлении. Главный региональный директор теперь подчиняется мне непосредственно, а не руководителю по работе с предприятиями малого и среднего бизнеса, как раньше. Мы фактически выстраиваем матричную структуру, когда есть функциональные руководители, есть региональные директора «Майкрософт России». Кстати, мы первые в корпорации проводим этот эксперимент, в других странах такого нет.

Мы намерены увеличивать количество социальных программ. Скоро в каждом субъекте федерации мы откроем центр переобучения населения. Мы предоставляем российским инновационным стартапам наши технологии и даже помогаем искать источники финансирования. Мы собираемся открыть огромный центр технологий, который будет настраиваться под конкретного клиента. Например, председателю правления банка мы покажем банк будущего, где будут и наши новые технологии, решения партнеров. Вообще, более активная работа с крупнейшими корпоративными клиентами, продажа им всего набора наших продуктов — это еще одна важная часть нашей стратегии.

— Но у вас и раньше были аккаунт-менеджеры по крупным клиентам. Что вы теперь своим менеджерам говорите: продали софта недостаточно, пойди еще десять мышек продай?

— Мышками они не торгуют, нет. Наоборот, количество клиентов на одного аккаунт-менеджера уменьшится. Более того, у аккаунт-менеджера будет больше технических специалистов, которые детально знают все решения и технологии и могут рассказать, что будет с инфраструктурой клиента через пять лет.

Сейчас у нас очень много технологически подкованных людей, знающих продукты, специалистов в своих направлениях. Но вот сейлз-машину, отношения с клиентами, четкость всех процессов продаж нам нужно усилить.

Легкие деньги предыдущих лет немножко расслабили всех. Машинка работала сама. В России был еще эффект дополнительной легализации. Ведь уровень пиратства за четыре года снизился с 87 до 68 процентов! Многие менеджеры расслабились и не продавали активно, выстраивая отношения с клиентами, предлагая ценность клиенту, сейлз был такой немножко реактивный. Теперь он должен быть активным.

Госсектор и пираты

— По поводу госсектора. Вы инвестируете в социальные программы и думаете, что за это госструктуры перестанут пользоваться пиратским ПО?

— Мы считаем, что эти вопросы взаимосвязаны. Работая в России, мы должны осуществлять значительный вклад в российскую экономику и быть здесь социально ориентированной компанией. И это в том числе позволит нам укреплять отношения на всех уровнях власти, идти к тому, чтобы наш бизнес в госсекторе — автоматизация госсектора — расширялся. А госсектор — одно из наших стратегических направлений. Мои первые встречи с министрами, с различными руководителями госкорпораций дают мне основание говорить, что перспективы есть.

— Есть какие-то оценки уровня пиратского ПО в госсекторе?

— 67–68 процентов — это общий уровень пиратства в стране по софту. А по операционным системам, где, естественно, Microsoft является лидером рынка, мы его оцениваем примерно в 40 процентов. По госсектору точных данных у нас нет. Госсектор неоднороден. Ряд структур и ведомств — и мы очень довольны сотрудничеством с ними — имеет очень хорошие показатели, то есть уже заключенные контракты. А вот в ряде секторов наше программное обеспечение используется не вполне правомерно.

— А где хуже всего с пиратством — в МВД, в Министерстве обороны?

— Хуже всего в тех ведомствах, которые называть не хотелось бы. Я не хотел бы никого обижать.

— Вашей предшественнице Ольге Дергуновой я уже предлагала способ сделать так, чтобы пиратство стало минимальным. Снизить цены в разы! Сделать их адекватными доходам россиян. Сделать поддержку такой, чтобы за нее хотелось платить. Вы же сами запускали «коробочки с мобильными телефонами по 49 долларов» в 1999 году. А сколько стоят ваши теперешние «коробочки»? Приведу пример Philip Morris. В девяностых была большая контрабанда сигарет, теперь она меньше одного процента. В чем причина? Просто на каждой пачке указана максимальная цена, по которой ее может продавать розница. А цену у нас благодаря сравнительно небольшим акцизам можно сделать довольно низкой. И контрабанда становится невыгодной! Можно ли применить на рынке софта этот опыт? В Китае же у Microsoft совсем другие цены.

— Этот вопрос не такой простой, как кажется. Да, в Китае могут быть временные скидки. Но по кардинально другим ценам мы продавать не можем. Потому что как только в одной стране появляется очень дешевый продукт, пусть даже с иероглифами, тут же появляются его переводы, адаптация.

Но в целом я ваше замечание принимаю. И мы работаем над тем, чтобы сделать наши продукты более доступными. Например, в феврале мы на 20–30 процентов снизили цены для среднего и малого бизнеса. Эффект был. Многие компании, которые не собирались покупать наши продукты, купили их. Более того, мы дали нашим партнерам лучшие условия по оплате — большую отсрочку, что улучшило их финансовое положение и, может быть, даже спасло кого-то от банкротства. А еще мы хотим, чтобы нашими продуктами торговали телекоммуникационные компании, в первую очередь интернет-провайдеры. Microsoft Office сегодня в начальной версии стоит в магазинах около 2500 рублей. Для многих людей, особенно в регионах, это ощутимые деньги. Теперь мы планируем, чтобы операторы предлагали Microsoft Office своим клиентам в рассрочку, например за два-три доллара в месяц.

— Но ведь клиент может от оператора «отрубиться», а Office себе оставить? Я бы так сделала!

— Какая, Лена, у вас пиратская ментальность! Тогда мы «отключим газ». Естественно, продуманы механизмы наших ответных действий, хотя лазейки останутся при любой схеме.

— Но полная версия Microsoft Office стоит в рознице целых 15 тысяч рублей! За что платить, для меня загадка.

— Мы будем стремиться к тому, чтобы ценность наших продуктов, именно легальных, была хорошо понятна. Первое — сама функциональность: чтобы все больше интересных функций было у легального ПО. И тогда клиент будет понимать, что он платит за новую вещь, что он получит какие-то преимущества. Второе — хорошая поддержка, которую мы тоже будем совершенствовать. В частности, на днях был открыт специальный портал для самых обычных людей, пользователей наших систем, где можно задать интересующий их вопрос и в режиме онлайн получить ответ. И тогда несчастному пирату будет некомфортно, а счастливому правообладателю будет очень хорошо и удобно.

— «Маски-шоу» вы будете продолжать?

— Мы не проводим «маски-шоу».

— Ну, они проводятся не без вашего участия. Я знаю, что Microsoft до недавнего времени нанимал юридические конторы по всей России, которые проводили работу с правоохранительными органами по искоренению нелегального использования программного обеспечения. И иногда это имело весьма рэкетирский запашок по отношению к малому и среднему бизнесу. На больших не прыгнешь, а маленьких-то отчего не потрясти?

— Во-первых, вообще-то, законы нужно соблюдать и маленьким, и большим. И я очень рад, что в России законы, регулирующие права на интеллектуальную собственность, в частности в области ИТ, уже давно и четко прописаны. Человек, который не платит за интеллектуальную собственность, просто нарушает закон нашей страны. Он вор.

Да, мы сотрудничаем с правоохранительными органами: они проверяют, у каких юридических лиц есть лицензионное программное обеспечение, у кого нет, а мы смотрим, кто заплатил за него, а кто нет. Потому что в бизнесе, как и везде, если не защищаешь свою позицию, со временем тебе просто перестанут платить за услуги.

Антикризисные технологии

— На каком направлении продажи упали больше всего в связи с кризисом? А может быть, где-то есть и рост?

— Самое большое снижение — по направлению предустановленных операционных систем на компьютеры. Продажи ПК рухнули на 40–50 процентов, и наши показатели, соответственно, тоже. По корпоративным клиентам у нас даже некоторый рост, хотя и небольшой. По среднему и малому бизнесу — небольшое снижение.

Продажи игровых приставок Х-Box 360 тоже немного выросли. И это понятно. В кризис люди часто не могут уехать отдыхать, приходится развлекаться дома, в том числе играть на наших приставках.

— У вас семь с половиной тысяч партнеров. Многие уже умерли?

— Ситуацию с нашими партнерами я оцениваю сдержанно позитивно.

— Я вас знаю больше десяти лет, вы еще ни одной ситуации не оценивали негативно. Значит, все совсем плохо?

— Основной канал мы сохранили. Мы дали отсрочку по платежам многим компаниям, это помогло им выплатить кредиты. Больших банкротств нет. Все крупные и средние компании на плаву.

Некоторые систембилдеры, которые осуществляли сборку компьютеров (таких компаний в России много), прекратили свое существование. Но я убежден, что большого будущего у таких маленьких компаний нет. Сборка компьютеров — это все-таки крупный бизнес, тут ты получаешь экономию на объеме, на скидках от поставщиков и так далее.

В центре создания технологий

— Производитель ноутбуков Acer объявил о запуске в РФ программы возврата стоимости операционной системы Microsoft Windows, если покупатель откажется от ее использования. Как вы думаете, много будет отказов? Это серьезно или просто какой-то пиар?

— Человек хочет прийти в магазин, купить компьютер, открыть его и начать работать. И именно это дает операционная система. Компьютер без операционной системы — это кусок железа, с которым большинству пользователей непонятно, что делать. Сами производители компьютеров это очень хорошо поняли, и именно поэтому они всем устанавливают Windows.

Были эксперименты, когда производители пытались продавать компьютеры вообще без предустановленной операционной системы. Когда я ознакомился с этим опытом, то еще больше уверился в позициях нашей компании. Это был ужас, потому что у них начались огромные возвраты, бесконечные звонки в колл-центр и прочие проблемы. А вы знаете, сколько стоит один звонок в колл-центр, когда звонит человек, который не может что-то сделать со своим ПК? Он в среднем стоит 20 долларов, потому что это звонок не короткий, в нем надо разобраться. Человек висит на линии, ему объясняют, какую клавишу нажать. Два таких звонка — 40 долларов, а это уже сравнимо со стоимостью операционной системы для производителя!

Сборщики пробовали устанавливать ОС наших конкурентов, но проблем с ними оказалось существенно больше, чем
с Microsoft. Так что именно экономика заставляет поставщиков устанавливать наши операционные системы. Но при этом я считаю, что должны быть четкие процедуры возврата. Эти процедуры уже прописаны в наших лицензионных соглашениях, и поставщики компьютеров должны сделать их более понятными для конечных пользователей.

По нашим оценкам, возврат может быть в пределах одного процента. И те, кто захочет отказаться от нашего софта, — люди непростые. Кто может установить Linux и им пользоваться? Это, как правило, молодой айтишник или какой-то технологический экстремал. Вот у меня сыну пятнадцать лет. Он, естественно, пользуется Windows и всеми продуктами Microsoft, он попробовал Linux, а сейчас даже увлекся разработкой собственного системного софта.

— В интернете позиции вашей компании не столь сильны. ОС для мобильных устройств семейства Windows Mobilе занимают чуть больше 10 процентов рынка. Лидерство у Symbian, продвигаемой альянсом во главе с Nokia, вторым номером идет Apple. А тут еще и Google рвется в бой со своей ОС Android. Можете ли вы в России что-то предпринять для улучшения глобальных результатов, чувствуете ли вы себя вовлеченными в мировую битву с Google, Nokia?

— Российский офис дает свои комментарии, предложения, я очень активно общаюсь с коллегами, опираясь на свой опыт работы в телекоме. Мы сами не очень довольны нашей позицией на рынке и будем развивать наш продукт Windows Phone, сюда будут вкладываться большие средства. Хочу заметить, что доля смартфонов с нашей ОС в России — 16 процентов, что намного выше среднемировых показателей.

Состоявшаяся на днях премьера новой ОС Windows Phone (прежнее название Windows Mobile) значительно улучшена. А седьмая версия, которую мы ожидаем в следующем году, будет настоящим прорывом.

— А все говорят, что Windows 7 будет последней.

— Это явно мнение некоторых конкурентов, которые ее еще не видели. Я уверен, что у Microsoft правильная модель — делать ОС на одной платформе и для компьютеров, и для смартфонов. Потому что в принципе и компьютер — сложное устройство, и телефон — сложное устройство, поэтому важно иметь единую операционную систему, которая была бы удобна и поставщикам телефонов, и производителям дополнительных услуг, дополнительного программного обеспечения и так далее. Мы в эту модель очень верим, инвестируем деньги и считаем, что наша доля на рынке ОС для мобильных устройств будет расти. При этом мы готовы и к сотрудничеству с крупными игроками. Например, с той же Nokia мы заключили стратегическое соглашение: мобильные версии наших продуктов Office будут устанавливаться на устройства Nokia, и Nokia будет нам платить за это.

— И все-таки, не только в сегменте Windows Mobilе, а вообще: вы здесь в России только продаете или все-таки имеете какое-то влияние на будущие продукты американской корпорации?

— Как работает крупная корпорация, в частности Microsoft? У нас есть большие продуктовые группы, есть подразделения, которые занимаются продажами, сервисом, консалтингом, маркетингом в каждой стране. И есть огромное количество различных форумов и мероприятий, уже встроенных в цикл деятельности корпорации, где мы объединяем все наши усилия. Есть ежегодная стратегическая конференция топ-менеджмента Microsoft, где мы обсуждаем стратегию на ближайший год и далее. На этом форуме я встречаюсь с президентами всех бизнес-подразделений. Например, мы беседовали со Стивеном Элопом, президентом Microsoft Business Division, который объявлял о нашем альянсе с Nokia. Он интересовался моим опытом, мы «сверяли часы». Возможность влиять, приводить аргументы, показывать важность российского рынка очень большая. И мы намерены это только укреплять, потому что чем больше и лучше будут наши показатели, тем больше будет нас корпорация слушать.

— А степень «слушания» всегда прямо пропорциональна выручке корпорации в той или иной стране?

— Это прямо пропорционально и выручке, и аргументам говорящего. Что мне очень нравится, в Microsoft, по крайней мере на моем уровне, все друг друга слушают очень внимательно, и ты можешь существенно влиять на очень большое количество решений, причем по разным направлениям, если у тебя есть хорошие аргументы.

— То есть вы не чувствуете себя «в глухой провинции»?

— Ни в коем случае! Наоборот, чувствую себя в центре создания новых технологий!

Microsoft заговорил по-русски

— Бывшие российские менеджеры Microsoft жаловались на отсутствие приватности в компании. У сотрудников, даже имеющих дело с конфиденциальной информацией, нет своего кабинета. Да вот даже у вас в кабинете все стены прозрачные…

— У моего предшественника вообще никогда кабинета не было. На самом деле переговорных у нас достаточно, так что конфиденциальные разговоры всегда есть где провести. Что касается моего кабинета, то я сюда специально повесил большую карту России. Я, кстати, привез ее из «Вымпелкома». Она очень точная, сделана подразделением Генштаба, мне специально заказывали. Для меня она важна, потому что многие иностранцы, живущие в Америке или в Европе, не до конца понимают масштаб нашей страны.

Вообще, позиция первого лица в российской компании, которая является частью международной корпорации, идеально подходит для меня. Во-первых, я очень люблю Россию, это моя страна, я хочу здесь жить и работать. С другой стороны, в международных корпорациях легко узнать, что происходит на других рынках. Я могу снять трубку или написать сообщение и сразу узнать, какова ситуация в Китае, в Америке, в Европе, в Африке.

Принципы международных корпораций: демократичный стиль управления, прозрачность принятия решений, четкие, выстроенные процессы, процедуры — для меня это очень комфортная среда.

— Говорят, вы затеяли революционные изменения корпоративной культуры и вообще играете очень независимо. Теперь все совещания идут по-русски. Никто из ваших предшественников не мог себе такого позволить.

— Рассказываю. Первое — про язык. Я считаю, что российский офис Microsoft был очень хорошо вписан в корпорацию, но недостаточно активно работал здесь, в России, и в какой-то степени иностранный язык нам мешал. Например, когда мои два помощника, сидящие рядом, пишут друг другу емейл на английском языке, мне кажется, это бред.

— Как мне объяснял человек, работавший в японской компании, в этом есть логика. Потому что когда переписываются двое и в какой-то момент вовлекается кто-то третий (не русский), то всегда можно отследить концы.

— Всю документацию, которая может быть использована вовне, какие-то серьезные документы, естественно, мы пишем по-английски. И я тут ничего не менял. Более того, каждый понедельник я провожу правление на английском языке, потому что там присутствуют иностранцы, не понимающие по-русски. Но когда, например, я провожу встречи со всем коллективом, в котором 98 процентов — русские, я считаю, что очень неэффективно говорить на английском. Какая-то документация или электронная почта внутри России, которая никогда не будет вынесена на общее, корпоративное обсуждение, тоже идет на русском. Когда я делаю, например, внутреннее объявление новой структуры, я все пишу на двух языках: русском и английском. Каждый читает на том языке, на котором удобно. Точно так же действуют и другие крупнейшие майкрософтовские подразделения.

— А насколько вы вообще самостоятельны в своих управленческих действиях?

— Этот вопрос меня сильно волновал, когда я переходил в Microsoft: мои полномочия в кадровой политике, принятие финансовых решений и так далее. И с каждым собеседованием — а их было шесть — я все больше убеждался, что хочу работать в этой компании, ее ценности полностью созвучны мне.

Мне были обещаны и полномочия и поддержка, и сейчас я ее чувствую. Пока не было ни одного решения, которое я хотел бы принять и не мог.

— Сколько у вас процентов акций Microsoft? Сколько нулей после запятой?

— Мне при выходе на работу дали определенный пакет акции Microsoft. А сейчас я часть своей зарплаты перевожу на акции. Плюс у нас еще есть программа стимулирования менеджмента именно акциями, а не опционами, как было раньше.

— То есть вы можете продать свои акции в любой момент?

— В любой момент, единственное — тут такая хитрая система… Она нацелена на долгосрочную мотивацию. Например, мне дали пакет акций, но он «созревает» в течение пяти лет. Это значит, что сразу весь пакет продать нельзя, в первый год — сколько-то процентов, во второй — еще сколько-то.

— Контракт-то у вас на три года?

— У меня контракт бессрочный. С юридической точки зрения я являюсь единоличным органом управления «Майкрософт России» с бессрочным контрактом. При этом в реальном управлении я всегда опираюсь на мнение правления и руководителей корпорации.

— Царизм просто какой-то!

— Я бы сказал, что это к вопросу о независимости. Наверное, поэтому я веду себя независимо. Если в целом обсуждать разные методы и стили управления. Да, Microsoft — это международная компания с демократичным стилем. Но в России должна быть сильная рука, без нее получается значительно хуже. Сильное управление — это абсолютно актуально для российских компаний. Я добрый, но жесткий.

Впрочем, убежденности Николая Прянишникова относительно его бессрочного и единоличного правления в американском офисе Microsoft, судя по всему, не разделяли. С 1 октября 2009 года в российском подразделении Microsoft ввели новую должность — главного операционного директора (Chief Operating Officer, COO) и прислали на нее человека из Европы — Мауро Меанти, руководившего департаментом бизнеса и маркетинга в отделении Microsoft по Центральной и Восточной Европе. Причем теперь именно Мауро будет рулить всеми продажами компании в России. Конечно, Меанти де-юре будет подчиняться Прянишникову, но не только ему, но и европейскому боссу. В российском офисе назначение Меанти интерпретируют как повышенное внимание к нашему рынку со стороны штаб-квартиры. Но то, что у Прянишникова стало меньше степеней свободы, — это очевидно. Что осталось полностью за Прянишниковым — это отношения с госорганами.

И немного о политике

— Вы стали больше общаться с чиновниками из разных ведомств. Были ли для вас какие-то открытия в высших эшелонах власти?

— Вот где политика! Там отношения, иерархичность иногда больше влияют на принятие решений, чем просто ориентация на результат. Но, что приятно, уровень тех руководителей, с которыми я общался в нашем правительстве, высок.

— А насколько вообще информационные технологии для них актуальны? Или это сто сорок восьмой пункт?

— В принципе важность этого они понимают. Но будет ли это реальным фокусом развития российской экономики — вопрос. У меня создается впечатление, что есть очень четкая позиция Дмитрия Анатольевича, есть в целом поддержка и позитивная реакция со стороны министров. Но вот до системных действий и программ пока еще не дошло.

— Но у нас же есть великая программа «Электронная Россия», которая возрождается каждый год. Это не то, что вам надо?

— Мы хотели бы участвовать в программе электронного правительства и уже сделали свои предложения. Мое предложение: не надо изобретать велосипед и опять нам два года что-то писать самим за огромные деньги. Давайте потратим поменьше и возьмем лучший мировой опыт, например Великобритании или Сингапура. Его можно внедрить за полгода-год.

— Но откат-то за это маленький получится! Это я сказала.

— Да, этого я не говорил. Но я убежден, что у многих людей в правительстве мое предложение вызвало бы абсолютно правильную реакцию.

— И в каком состоянии сейчас проект электронного правительства в России?

— Пока каждое министерство и ведомство сделало что-то свое. Денежки были потрачены и так далее. Но это все друг с другом не интегрируется. У каждого ведомства своя автономная система.

А на самом деле все интегрируется очень просто. Нужна, во-первых, единая платформа. Чем хорош Microsoft? Он уникален тем, что сделал операционные системы, которые все друг с другом работают. Чем хороша Windows? Почему никто не может создать ей реальную конкуренцию? Потому что конкурирующие ОС работают с тысячами различных устройств, а Windows — с миллионами. Мы предлагаем: сделайте единую систему. Возьмите нашу платформу, пусть на ней российские разработчики сделают все что нужно. Это все делается за маленькие деньги.

— Но ведь самое сложное — организовать процесс внутри ведомства, чтобы чиновник отвечал на электронные письма хотя бы.

— Это, кстати, очень хороший критерий. Например, в Microsoft есть требование: отвечать на емейл в течение дня. Это норма, максимум — два дня, это с учетом командировок, разных часовых поясов. Я шлю любой запрос, мне Стив Балмер (президент корпорации Microsoft. — «Эксперт») отвечает через два часа. Я был поражен. Он в этом супербыстрый! Может, в России с этого надо начать, с самого верха. Ввести такое же правило — отвечать на почту руководителя через два дня максимум! Сразу будет ясно, кто не в состоянии адаптироваться к современному миру. В России с таким количеством губернаторов, мэров, чиновников это очень простой и внятный критерий. Ответил президенту быстро — значит, чиновник работает. Если нет — может, он там уже и не работает вовсе.

Так получилось, что сразу после этого интервью я пошла на вечеринку сотовой компании МТС. Именно с ней вел борьбу на рынке связи Николай Прянишников долгие годы в «Вымпелкоме». МТС в отличие от «Вымпелкома» никогда демократией не славилась, не отличается ею и основной акционер Владимир Евтушенков. «Как там Прянишников?» — узнав о визите, спрашивали меня топ-менеджеры МТС. «Ничего, доволен. Стив Балмер отвечает ему на письма через два часа. А вам Евтушенков за сколько отвечает?» — парировала я. «Стив Балмер — это не Евтушенков, то есть Евтушенков — это не Стив Балмер», — топ-менеджер МТС стушевался и отвел от меня свой испуганный взгляд.