19 января мирный Майдан в Киеве перешел в фазу гражданских беспорядков.
Операторы кабельного телевидения приостановили вещание телеканала «Дождь», после того как за несколько дней до памятной даты — 70-летия освобождения Ленинграда от фашистской блокады — «Дождь» предложил посетителям своего сайта и пользователям соцсетей ответить на вопрос: стоило ли сдать Ленинград, чтобы сберечь сотни тысяч жизней?
Правительство отказалось от идеи повсеместного введения социальных норм потребления коммунальных услуг из-за позиции ОНФ, который, проанализировав итоги проведенных экспериментов, выступил против роста тарифов сверх социальных норм.
В Сочи прошли зимние Олимпийские игры. Сборная России заняла первое место в медальном зачете, завоевав 33 награды — 13 золотых, 11 серебряных и 9 бронзовых медалей.
21 февраля на фоне эскалации конфликта между Майданом и властями президент Украины Виктор Янукович и главы трех оппозиционных партий страны в присутствии министров иностранных дел Польши, Германии и Франции подписали Соглашение об урегулировании политического кризиса. В тот же день со сцены площади Независимости Януковичу был выдвинут ультиматум: если он не уйдет в отставку до десяти утра 22 февраля, люди пойдут в вооруженное наступление. 22 февраля на заседании Верховной рады сообщили об «исчезновении» президента Януковича: его резиденция близ Киева была пуста. В тот же день Рада приняла постановление, в котором заявила о «самоустранении неконституционным способом» президента Украины от выполнения конституционных полномочий и назначении внеочередных президентских выборов. Виктор Янукович в Харькове, в свою очередь, заявил, что не собирается подавать в отставку и подписывать решения Верховной рады, которые считает противозаконными, а происходящее в стране квалифицировал как «вандализм, бандитизм и государственный переворот».
В Гвинее, в Западной Африке, началась эпидемия лихорадки Эбола, которая впоследствии распространилась на Либерию, Сьерра-Леоне, Нигерию, Сенегал и Мали. Случаи заражения зафиксированы в США и Испании. Всего за год заболели лихорадкой 17 145 человек, погибли — 6070. У госпитализированных пациентов летальность находится на уровне 60%.
Московский государственный университет имени Ломоносова попал в число 50 лучших вузов мира по физике и математике, согласно рейтингу QS 2014 года. В рейтингах по обеим специальностям МГУ занял 49-е место.
Россия, Крым и Севастополь подписали соглашение о вхождении полуострова в состав Российской Федерации и образовании в ее составе двух новых субъектов. Подписи под документом в Кремле поставили президент РФ Владимир Путин, премьер-министр Крыма Сергей Аксенов, председатель Госсовета Республики Крым Владимир Константинов и глава координационного совета горадминистрации Севастополя Алексей Чалый.
США, Евросоюз, Австралия, Новая Зеландия и Канада ввели в действие первый пакет санкций против России. Эти меры предусматривали замораживание активов и введение визовых ограничений для ли
Растущая безработица, падение уровня жизни, снижение ВВП, потребления, инвестиций плюс высокая инфляция и постоянная угроза банковского кризиса — таков совокупный тон прогнозов на 2015 год. Самое утешительное, что мы слышим от представителей экономических властей, — правительственный прогноз возобновления роста в 2016–2017 годах.
Наблюдаются вопиющие противоречия между текущей повесткой, доминирующей в обществе, и той повесткой, которая нужна для перевода экономики страны в качественно иное состояние.
Что обсуждают? Инфляцию — какой она будет в наступившем году, когда пройдет пик и как бы выйти на уровень в 4%. Впрочем, это обсуждают уже 25 лет. Дефицит государственного бюджета — три или четыре триллиона рублей, будет дыра в бюджете в связи с дешевой нефтью. Собираются сокращать расходную часть бюджета, и кое-кто даже поговаривает о повышении налогов. Слышатся приглушенные намеки (громко сказать боятся) на решающее значение западных санкций для плачевного состояния российской экономики: мол, если бы не испортили отношения с Западом и не было бы санкций, то, глядишь, не было бы и проблем в экономике. Легко считывается несложная мысль: мы все делали правильно, но вот большая политика, на которую мы повлиять не можем, портит дело. С таким настроением экономического спада действительно не избежать. Но нам нельзя тупо ждать рецессии, для нас сегодня входить в спад слишком рискованно — можем и не выйти.
Первая рабочая неделя года началась с письма руководителя Ассоциации региональных банков России Анатолия Аксакова в ЦБ с просьбой срочно понизить ключевую ставку с 17 до 15%, что позволит остановить вал повышения ставок по кредитам на уровне 18–20% и притормозит запущенную волну дефолтов по обслуживанию займов юридическими лицами. Эту инициативу Аксакова так или иначе поддерживают все эксперты. «Произошедшее повышение ключевой ставки надо рассматривать как хирургическую меру, оно не должно быть продолжительным», — сказал на заседании «Меркурий-клуба» его президент Евгений Примаков. Банк России на это реагирует хладнокровно: в своем пресс-релизе он пишет, что ключевая ставка будет снижена при формировании устойчивой тенденции снижения инфляции. С учетом того, что только-только запущена тенденция к росту инфляции и, например, в Минэкономразвития считают, что в силу инерционности процесса своего пика на уровне 18% годовых инфляция достигнет лишь в апреле-мае, пресс-релиз ЦБ можно считать разновидностью бюрократического сарказма.
Впрочем, одного только снижения ключевой ставки уже недостаточно, чтобы остановить рецессию. Всего за три месяца экономика получила целую серию мощных ударов, которые ставят нашу индустрию, сельское хозяйство и торговлю в тяжелейшее положение. И эти удары — вовсе не санкции. Первый — колоссальная девальвация, которая пока выглядит неконтролируемой. Второй — рост процентных ставок. И то и другое с размаху ударило по себестоимости и рентабельности предприятий и, как следствие, по их инвестиционным планам и просто
Модель развития России стала результатом компромиссов, достигнутых после 2000 года. Она обеспечила быстрый экономический рост в 2000–2008 годах, при этом ее ключевые черты оказались столь действенными, что позволили пережить кризис 2008–2010 годов. Однако сегодня, кажется, эти компромиссы исчерпали свой потенциал. Свидетельством тому служит замедление роста, особенно заметное начиная с 2013 года.
Более того, в текущей ситуации, когда цены на нефть снижаются и одновременно обостряются отношения России со странами Запада, эти компромиссы, судя по всему, уже не будут действовать. И подтверждается это, например, мрачными прогнозами на 2015 год: так, по словам министра финансов РФ Антона Силуанова, Россию ждет снижение ВВП на 4%. Необходим переход к новой модели роста, что и признал президент Владимир Путин в своем Послании Федеральному Собранию 4 декабря.
Начиная с переходного периода 1990-х в России стали формироваться новые конфигурации частных и государственных игроков. Кризис 1998 года привел к сдвигу в пользу государственных акторов. Когда к власти пришел Владимир Путин, он добился компромисса относительно стабилизации этих конфигураций и усиления роли государства.
Компромисс этот был двойственным. С одной стороны, речь шла о соглашении между олигархами и государством по поводу не вполне справедливой приватизации крупных советских активов в 1990-е годы. Магнаты обязывались исправно платить налоги (и действительно, отношение налоговых сборов к ВВП с 2000-го по 2007 год кардинально выросло) и не вмешиваться в политику; взамен они получали индульгенцию на историю приватизации их активов. С другой стороны, компромисс был заключен с либеральным крылом в правительстве и администрации: президент признал необходимость строгой балансировки бюджета (большую часть 2000-х годов российский бюджет был профицитным); в свою очередь, неприкасаемым направлением бюджетных расходов после 2004 года стали социальные выплаты. Работники бюджетной сферы, прежде всего военные, силовики и чиновники, а в разгар кризиса 2008–2009 годов и пенсионеры становятся основной социальной базой президентской власти.
Этот компромисс подвергся некоторой эволюции в начале 2000-х в столкновении между «интервенционистами» и «либералами» внутри правительства и, более широко, — внутри российской элиты. Правительство хоть и опекало те или иные сектора экономики, но тем не менее открыло доступ к ней иностранному капиталу, в то время как другие сектора были вынуждены самостоятельно приспосабливаться к правилам финансовой глобализации. Это означало быстрое упразднение барьеров на пути потоков капитала, завершившееся полной либерализацией режима конвертируемости российского рубля к концу 2006 года. Этот компромисс базировался на идее, что Россия могла бы использовать к собственной выгоде международную финансовую систему с целью финансирования собственного развития. Соответствовало это и чаяниям крупных российских компаний энергетического и металлургического секторов, которые х
В 2015-м банковскому сектору следует ожидать полномасштабного падения.
Причин несколько. Начать с того, что банкиры и регулятор так и не смогли решить накопившиеся в секторе за последние два-три года проблемы: дефицит ресурсов, неспособность развернуть масштабное, полезное для экономики кредитование, жуткие диспропорции всей системы и огромный объем старых — еще с 2009 года зависших на балансах — токсичных долгов. Но в таком виде система могла бы существовать еще долго. Катализатором резких изменений стало повышение Центральным банком ключевой ставки до 17%. «Центральный банк прямо нам сказал: “Ребята, не время заниматься кредитованием”. Но чем тогда заниматься? Непонятно чем», — заявили спустя пару дней после этого решения «Эксперту» в одном из средних банков, не сдержав эмоций.
Посмотрим, с чем банковская система подошла к событиям рокового декабря. Кредитование в целом продолжило замедляться. В первую очередь это касается розницы. С пика в 44% в середине 2012-го к ноябрю 2014-го годовые темпы прироста кредитного портфеля упали до 16% (см. график 1). Всего же за 11 месяцев граждане увеличили задолженность перед банками на 1,4 трлн рублей, до 11,3 трлн.
При этом рынок сильно изменился. Во-первых, столкнувшись в начале года с убытками, розничные игроки резко закрутили кредитную политику, отрезав от некогда легкодоступных потребительских кредитов целые группы граждан — притом что сами клиенты банков свои кредитные аппетиты не уменьшили. «Количество переданных записей кредитных историй (счетов) в декабре 2014 года снизилось незначительно и в целом соответствовало среднемесячным значениям 2014 года — рассказывает Алексей Волков, директор по маркетингу Национального бюро кредитных историй, НБКИ. — При этом сильно сократился приток новых заемщиков. Иными словами, в декабре 2014 года банки практически свели к минимуму выдачу кредитов и займов гражданам, не имеющим опыта их обслуживания, то есть без кредитной истории. По сути, наличие положительной кредитной истории уже стало одним из главных условий выдачи кредита».
Во-вторых, весьма драматично выросла за год просрочка: с 4,9 до 5,9% портфеля (см. график 2). А у многих банков — крупнейших игроков на рынке потребкредитования просрочка давно ушла в зону двузначных цифр. «По просрочке в рознице мы уже вышли на уровень середины 2009 года, — отмечает Михаил Хромов, директор Центра структурных исследований Института экономической политики имени Гайдара. — Разница в том, что тогда, в 2009 году, розничный портфель уже расти перестал. Сейчас мы видим небольшой, но рост, значит, кредиты выдаются — и рискуют стать невозвратными». Как и в 2009 году, кредитование начинает вносить отрицательный вклад в общие располагаемые доходы населения: процентов выплачивается все больше, а перекредитоваться уже не получается. По оценке Михаила Хромова, сокращение конечного потребления из-за этого составляет порядка 2%.
Что касается кредитования корпоративного, то его динамика удивила: после полуторале
Кризис как период утраты макроэкономического равновесия не слишком подходящее время для промышленной политики стратегического, нереактивного толка. Тем важнее в эти смутные месяцы не забывать, зачем нам нужны низкие процентные ставки и хоть сколько-нибудь прогнозируемый курс рубля: российская экономика и ее ядро — промышленность — по-прежнему нуждаются в ускоренной модернизации. Требуется досоздание, а в целом ряде случаев воссоздание практически с нуля разрушенных в 1990-е годы промышленных подотраслей.
При этом повышение производительного и инновационного потенциала логично начинать с блока энергоемких и ресурсоемких отраслей, где производственные заделы и традиции велики, а наше отставание от мировых промышленных лидеров обозримо.
Обрабатывающая промышленность в мире в последние 15 лет продолжала быстро расти, причем полюс роста сместился в развивающиеся страны. Добавленная стоимость в секторе обработки между 2000-м и 2007 годами росла в среднем на 7,4% в год в крупных развивающихся странах против 2,7% ежегодного роста в странах развитых. За прошедшее десятилетие Китай по абсолютному объему произведенной добавленной стоимости обрабатывающей промышленности переместился с четвертой позиции на вторую, Бразилия — с 12-й на шестую, а Индия, Индонезия и Россия вошли в число 15 крупнейших промышленных держав. По абсолютному объему произведенной добавленной стоимости в обрабатывающей промышленности Россия поднялась в мировой табели о рангах с 21-го места в 2000 году на 11-е в 2010-м.
Место обрабатывающей промышленности в экономике меняется с течением времени. Эмпирические данные свидетельствуют, что по мере того, как страны становятся богаче и входят в лигу государств со средними доходами, доля обрабатывающей промышленности в ВВП достигает пикового значения (обычно оно лежит в интервале 20–35%), а после этого начинает снижаться, тогда как доля сектора услуг — быстро расти. Занятость изменяется подобным же образом. Доля занятых в обрабатывающей промышленности США снизилась с 25% рабочей силы в середине прошлого века до 9% в 2008 году. В Германии занятость сократилась с 35% в 1970 году до 18% в 2008-м, в Южной Корее — с 28% в 1989-м до 17% в 2008-м. Медленное снижение доли рабочих мест в обрабатывающей промышленности фиксируется и в России: с 2005-го по 2012 год она сократилась с 13 до 11%.
Однако даже в фазе снижающейся доли в выпуске и занятости обрабатывающая промышленность не только сохраняет, но и усиливает свое значение как драйвер производительности, инноваций и торговли. Концентрируя 14% трудовых ресурсов и создавая лишь 16% глобальной добавленной стоимости, обрабатывающая промышленность обеспечивает 70% экспорта и осуществляет 77% НИОКР ведущих промышленных держав.
Чуть более двух лет назад «Эксперт» в статье «Мы ничего не производим» (№ 47 за 2012 год) привел оценки шокирующего отставания нашей страны по уровню производства широкого спектра товаров. По выработке продукции обрабатывающей промышленност
«Какие планы на 2015 год? — переспрашивает Игорь Медведев, генеральный директор воронежской компании “Эколенд”, торгующей овощными консервами и растительными маслами. — Вообще-то, у нас есть четкая стратегия: мы ее приняли в 2008-м и до 2033 года». Начав с дистрибуции, компания дрейфует в сторону создания собственного аграрного производства. Сейчас она уже размещает заказы на выпуск продуктов под своей маркой и по своей технологии, а в будущем намерена «дойти до матушки земли».
На фоне панических ожиданий, охвативших все рынки в конце прошлого года, удивительными кажутся итоги опроса, проведенного в ноябре ГК «Институт Тренинга — АРБ Про», в котором приняли участие более 350 первых руководителей российских негосударственных компаний. Оказалось, что большая часть опрошенных планирует в 2015 году активно развивать свой бизнес: инвестировать, наращивать долю рынка, осваивать новые направления деятельности (см. график). Хотя, казалось бы, при намечающемся углубления кризиса и рецессии это почти невозможно.
В самой группе компаний «Институт Тренинга АРБ Про» связывают полученные результаты со спецификой выборки, в которой представлены отнюдь не среднестатистические структуры. Речь идет о партнерской сети «Института», консультирующего по стратегическим вопросам, так что во главе этих компаний стоят квалифицированные менеджеры, способные минимизировать риски развития. «Большинство этих компаний возглавляют уверенные управленческие команды, которые постоянно наращивают компетенции и делают что-то новое, выходящее за рамки отраслевой практики. Многие целенаправленно поддерживают финансовую устойчивость, у них нет катастрофических долгов», — поясняет Демид Голиков, руководитель направления стратегического планирования.
На наш взгляд, главная отличительная черта компаний-оптимистов — стратегический подход к бизнесу, которого они придерживаются отнюдь не со вчерашнего дня. Поэтому нынешние пертурбации на рынке для них — это эпизод в череде давно и постоянно отслеживаемых изменений внешней среды.
Скажем, дистрибутор алкоголя из Екатеринбурга «Семь пятниц» еще два года назад подметил, что оптовиков в регионе теснит сетевая розница, причем дисконтная. Компания начала развивать сеть розничных алкогольных магазинов, постепенно добавляя в ассортимент продукты, и сейчас она обладает компетенциями в розничном бизнесе, которые позволяют ей не снижать темпов роста даже в кризис. «В 2013 году у нас было 15 магазинов, в прошлом — уже 125, а в новом году планируем открыть еще 300», — рассказывает владелец «Семи пятниц» Владимир Чамовских. Кроме того, компания начала в 2015 году продавать франшизу в регионы, на которую поступило на конец 2014 года уже сто заявок.
Точно так же в подмосковной ГК «Гласспром», выпускавшей алюминиевые конструкции для простого остекления, еще в 2012 году отметили, что начали поступать заявки на противопожарные конструкции, и, осознав перспективность этого направления, решили занять на нем лидирующие позиции. За д
Накануне Нового года президент России Владимир Путин утвердил новую версию Военной доктрины нашей страны. Этот документ сохранил свою оборонительную направленность, но в нем появился целый ряд новых положений и терминов, напрямую связанных с изменившимся характером военных опасностей и угроз. Главными из них, как и прежде, признается наращивание силового потенциала НАТО и приближение военной инфраструктуры Альянса к границам России, а также наделение его глобальными функциями в нарушение норм международного права. Здесь нельзя не вспомнить, как еще три месяца назад в ходе подготовки новой Военной доктрины координатор управления генеральных инспекторов Минобороны России генерал армии Юрий Якубов прямо говорил: в обновленном документе должен быть четко обозначен вероятный военный противник России. «На мой взгляд, это США и Североатлантический блок», — заявил генерал. Однако эта точка зрения полностью в доктрине отражена не была. Более того, США в ней вообще ни разу не упоминаются. Но это обстоятельство ничего не меняет.
Реализуемая сейчас США концепция «Быстрого глобального удара» (Prompt Global Strike, PGS) впервые официально названа одной из серьезнейших внешних опасностей для России. И понятно почему. Эта концепция предполагает создание высокоточных гиперзвуковых (более 4,5 скорости звука) систем вооружений, позволяющих нанести массированный неядерный удар по любой точке планеты в течение одного часа. Уже несколько лет США ведут активные разработки и испытания как минимум четырех типов гиперзвуковых носителей, включая крылатые ракеты и планирующие управляемые боевые блоки. При этом еще весной 2010 года тогдашний министр обороны США Роберт Гейтс открыто заявил, что его страна уже способна нанести быстрый глобальный удар. Заметим, что средства нападения, разрабатываемые в рамках PGS, не подпадают под ограничения, применяющиеся к стратегическим наступательным вооружениям, а значит, могут быть созданы в любом количестве и размещены где угодно, в том числе в космосе. Все это означает, что при полноценном развертывании в Европе третьего позиционного района американской системы ПРО, которая давно признается внешней опасностью для России, США будут иметь возможность нанести разрушительный неядерный удар по нашей стране и при этом фактически остаться безнаказанными. Моделирование такой ситуации, проведенное военными, показало: при сохранении нынешнего уровня вооружений в нашей стране уже к 2025 году в случае реального военного конфликта может быть уничтожено до 80% российских ракетно-ядерных средств. И хотя в доктрине отмечается, что вероятность развязывания против нас широкомасштабной войны сейчас снизилась, наша страна по-прежнему рассматривает использование ядерного оружия в качестве ответа на агрессию против России или ее союзников. Причем агрессия не обязательно должна сопровождаться применением ядерных вооружений, достаточно лишь того, что под угрозу поставлено само существование государства. Кстати, из всех стран так называемого ядерного клуба на
Вы знаете, как проявляется императив диверсификации российской экономики? Если ваши женщины во время романтического путешествия по Европе в новогодние праздники начинают каждое утро с мониторинга цен на углеводороды — все, приехали, пора что-то предпринимать. Повторять мантры о скором переходе экономики на инновационные рельсы на фоне позорной ее зависимости от мировых цен на сырье и не менее позорной — от иностранных владельцев технологий его добычи стало бессмысленно даже для социально защищенных домохозяек.
Прошедший год вопреки ожиданиям части наблюдателей (каемся, в их числе и авторы этого текста) не стал переломным для отечественной инновационной и технологической политики. И это на фоне драматических геополитических трансформаций, финансового кризиса и критического падения нефтяных цен, недвусмысленных требований президента по поводу технологического прорыва и создания инвестиционного лифта для инновационных компаний. Наконец, в условиях объявленных и необъявленных технологических санкций со стороны более развитых в технологической сфере соседей.
Между тем последнее, декабрьское, заседание Совета по модернизации, проведенное премьер-министром Дмитрием Медведевым в так и не построенном Сколкове, преподнесло, пожалуй, единственный сюрприз — выступление вице-премьера Аркадия Дворковича, по сути, признавшего провал Стратегии инновационного развития России до 2020 года. Остальные спикеры с упорством, достойным лучшего применения, рапортовали о выполнении планов и уверяли в исполнимости планов ближайшего пятилетия, что на фоне уже привычных сколковских котлованов и слов Дворковича выглядело бледновато.
Вот что сказал Дворкович: «Фактически не выросла доля организаций промышленного производства, которые осуществляют инновации, какие бы то ни было инновации — технологические, организационные или маркетинговые… Как было чуть менее 11 процентов, так и осталось. А план был, целевой индикатор — достичь показателя 24 процента. Это говорит о том, что, несмотря на создание необходимой инфраструктуры для инновационного развития и шаги, предпринятые по формированию территориальных кластеров, обеспечению финансовой поддержки, пока не удалось существенно увеличить активность бизнеса в этой сфере». Понимаете, несмотря на все усилия государства, бизнес так и не занялся инновациями! Мы все делали по правильному рецепту, а блюдо не получилось. В этой ситуации хорошая домохозяйка либо пойдет искать себе иное поприще, либо предпочтет поискать другой рецепт.
До 2014 года инновационное развитие России с его ставкой на пестование стартапов, на принуждение к инновациям неинновационных госкорпораций, на бесконечное увеличение поддерживающих институтов и инфраструктуры порой раздражало, но казалось относительно безвредной игрой, выигрыш в которой в долгой перспективе имеет вероятность, отличную от нуля. Теперь, кажется, надежд на долгую перспективу нет, и тщетность продолжения прежней политики становится очевидной не только для специалистов, но и для
Под самый занавес 2014 года британское правительство обнародовало довольно курьезное сообщение: власти страны решили погасить ряд задолженностей — некоторые из них возникли почти триста лет назад. В частности, британское правительство объявило о намерении выплатить кредиторам долг 1720 года, когда произошел крах Компании Южных морей — первой финансовой пирамиды нового времени, стоившей состояния многим финансистам лондонского Сити (из-за банкротства этой компании в Британии тогда начался финансовый кризис, вынудивший королевское казначейство занимать деньги за рубежом). Более того, министр финансов Великобритании Джордж Осборн сообщил, что в 2015 году его страна расплатится по долгам времен Первой мировой войны, а затем займется выплатами по ссудам XIX и XVIII веков.
Конечно, сумма английских «исторических» долгов по современным меркам невелика — всего-то 2,9 млрд долларов при общем размере долга 2,14 трлн долларов. Но эта декабрьская новость показательна сама по себе — как иллюстрация того, насколько долгосрочной может быть долговая проблема. И хотя последствия мирового экономического кризиса 2008–2009 годов в целом преодолены, фундаментальные причины, его породившие (прежде всего объем накопленных долгов), никуда не исчезли. Хуже того, по сравнению с докризисным периодом суммарный объем долга в мировой экономике лишь вырос. Нормализация же хозяйственной деятельности была лишь фрагментарной.
В декабре Институт международных финансов (IIF) в Вашингтоне опубликовал последние данные по мировой ситуации с долгами, согласно которому по состоянию на июнь 2014 года совокупный долг (исключая финансовый сектор, то есть суммарные долги правительств, домохозяйств и нефинансовых компаний) составил 245% общемирового ВВП. Это существенно выше показателя сентября 2008 года (214%), когда банкротство Lehman Brothers вызвало глобальный экономический кризис. Экономисты IIF считают продолжающийся рост объемов долга «вызывающим тревогу».
При этом финансовые компании и банки в период после кризиса 2008-го сокращали свои долги. Однако финансовый сектор — это всего лишь посредники между конечными кредиторами и заемщиками. Поэтому «сокращение их долгов не влияет на оценку устойчивости долговой нагрузки на экономику» в целом, отмечают в IIF.
Еще одно исследование проблемы долга было опубликовано в конце прошлого года Международным центром денежно-кредитных исследований (ICMB) в Женеве. Хотя отчет этого центра и написан довольно строгим, техническим языком, в его заглавии «Сокращение долговой нагрузки? Какое сокращение?» отражены основные выводы. «Несмотря на распространенные представления об обратном, в мире не сокращается долговая нагрузка, а соотношение долга к ВВП продолжает расти, достигая новых рекордных показателей».
Так, по данным ICMB, который анализирует статистику финансового сектора развитых стран (то есть государств, в наибольшей степени пораженных кризисом 2008–2009 годов), суммарный долг этой группы стран достиг в прошлом году 385% их ВВ
В начале января в Москве прошла презентация русского издания книги «Есть ли будущее у капитализма?» — интеллектуального блокбастера, написанного в соавторстве сразу пятью (Иммануил Валлерстайн, Рэндалл Коллинз, Майкл Манн, Георгий Дерлугьян и Крейг Калхун) выдающимися учеными-общественниками. С одним из уважаемых авторов — профессором Нью-Йоркского университета в Абу-Даби, социологом Георгием Дерлугьяном — «Эксперт» побеседовал о парижских терактах, их причинах и последствиях.
— Означают ли нынешние события в Париже конец политики мультикультурализма?
— Эти теракты — из рода тех событий, что великий французский историк Фернан Бродель называл «пылью, которая сдувается ветром истории». Они вряд ли будут иметь серьезные и длительные последствия для чего-либо. В России очень плохо понимают, как реально устроено западное общество, поэтому мультикультурализм воспринимается как блажь зажравшегося Запада, от которой он сейчас и страдает. У нас забыли потрясения 1960-х годов на Западе, студенческие и левые волнения. Мультикультурализм стал тогда решением. В чем-то он напоминает советскую национальную политику после Гражданской войны — это своего рода ловушка для националистов. Попытка отсечь радикалов и создать для националистов приемлемую нишу внутри общества. Людей пытаются научить вести себя по правилам общества, но эти правила разрешают человеку быть другим. По аналогичному принципу, например, в США произошла интеграция католиков — раньше ирландец или поляк не рассматривались как белые люди и не имели особых шансов в протестантской стране.
— Но почему сейчас не получается интегрировать мусульман?
— В 1970-х годах случился разворот в этой политике. Не потому, что власть захватили «плохие неолибералы», — просто позиции закрылись. Произошло перенасыщение в бизнесе — не может быть столько менеджеров и адвокатов. Средний класс перенасытился, и шлагбаум закрылся. И если в США он закрылся на беднейших афроамериканцах, то в Европе — на мусульманах. Кто-то из них, конечно, пробился (всегда есть во французском правительстве министр-мусульманин, да и в бизнесе их достаточно), однако остальные — люмпены. Но это не значит, что мультикультурализм как программа будет окончательно закрыт. Отменять его никто не станет. У нас плохо понимают, что правовое государство — это то, которое защищает владеющую средствами производства буржуазию. И мультикультурализм — часть стратегии по этой защите. Уберите его, и появится дырка, которую займут неофашистские элементы, ведущие культурную борьбу за чистую нацию. В итоге подобная политика рождает сильное государство, пытающееся вмешиваться в дела капиталистического класса, чего данный класс старается избежать. Посмотрите для примера на США. Формирование диктаторского режима предотвращает коррумпированный Конгресс. Конгрессмены не хотят быть обязанными вождю или фюреру и стать объектом рейдерского захвата. Поэтому именно они, а не какая-то там демократическая общественность блокируют авторитарные проявления.
— Если не менять поли
Бессчетное количество раз в минувшем году доводилось слышать: даже представить было невозможно, что 2014-й окажется таким бурным! Представить действительно было непросто, но означает ли это, что Крым и все, что за ним последовало, произошло вопреки логике, как об этом часто любят рассуждать критики?
По-видимому, дело все же не в нелогичности принятых политических решений и даже, возможно, не в принципиальной непредсказуемости подобных событий. А в том, что для того, чтобы ожидать событий наподобие февральского переворота в Киеве или стремительного присоединения Крыма, необходимо принимать в расчет события не одного года, а, скажем, пары десятков лет. В самом деле, если посмотреть на происходящее в декабре 2013-го — январе 2014 года, то никаких явных указаний на последовавший крутой поворот событий не просматривается: ну протесты, ну дипломатический кризис — мало ли. Однако если проанализировать ключевые события за последние лет пятнадцать, то произошедшее на Украине и вокруг нее в 2014 году выглядит пусть и не неизбежным, но вполне закономерным.
Обыденному сознанию трудно себе представить, что на принятие решений сегодня могут серьезно влиять слова, сказанные семь-восемь лет назад, но на деле получается именно так. Например, происходившее в первой половине 2013 года на Украине или в России имеет к дальнейшему отношение весьма отдаленное, а вот события ноября 2003 года в Молдавии — самое прямое. И в этом — ином, непривычном — временном масштабе разворачивается самая настоящая война. Украинский кризис и без того уже принято, и вполне справедливо, называть гибридной войной. Но точно так же вполне можно говорить и о «странной войне», которая идет в Европе пятнадцать лет.
Войне, которую практически невозможно локализовать в пространстве или времени. Войне, в которой между отдельными боями и сражениями могут проходить годы. Войне, в которой Россия долгие годы в основном отступала и лишь в 2014-м решила дать адекватный ответ. Собственно, тем, что Россия дала сдачи, и вызвано то, что украинский кризис приобрел некоторые знакомые черты обычной войны: пока противник и без того отступает, нет острой необходимости в реальных боевых действиях и в демонстрации подлинных намерений, не так ли?
Однако то, что Россия вдруг оказала сильное сопротивление, вовсе не означает, что ее быстренько оставят в покое. Скорее наоборот, прежде чем с Россией будут готовы считаться всерьез, нас постараются сломать, так сказать, подавить сопротивление в зародыше. И это понятное желание (особенно в сочетании с привычкой к российской уступчивости и с упадком западной стратегической культуры) вполне может привести к тому, что «странная война» не ограничится гибридной войной на Украине, но вполне может спровоцировать реальное военное столкновение. Причем не только на Украине, но и на других направлениях, например в той же Прибалтике. Невероятно? Да, если опять-таки брать в расчет лишь текущее состояние дел. Но если посмотреть ретроспективно на всю картину в целом, то сегодня мы находи
Сто лет назад Европа вовсю полыхала в мировой войне, притом что, казалось бы, ничто не предвещало ее начала. В ту пору, примерно как и сейчас, люди, пребывая в гуманистическом угаре и эйфории от плодов технического прогресса, думали, что человечество достигло небывалых высот совершенства и впредь все достойные жители Земли будут водить хороводы и петь хором, ловя мимоходом ртами булки, блаженно низвергающиеся с небес. Ну, может быть, только от самодержавия еще нужно поскорее избавиться.
Примерно так думал и Илья Эренбург, поэт радикальных взглядов, оказавшийся волею судеб в этот момент во Франции и запечатлевший историю войны в определенном ракурсе в очерках для российских газет, из которых потом в Киеве 1918 года между Скоропадским, Директорией и большевиками, скомпилировал книгу, изданную впервые в Софии в 1920 году и переизданную спустя восемьдесят семь лет после последнего, четвертого, издания Европейским университетом в Санкт-Петербурге благодаря усилиям Бориса Фрезинского, известного биографа и исследователя творчества писателя.
Семьдесят лет назад пошла на спад Вторая мировая война, ставшая закономерным следствием Первой. То, что происходит в мире сейчас, в пору было бы уже назвать третьей мировой, если бы не ощущение, что предыдущая война на самом деле так и не закончилась. Просто вместо прежней позиционной формы она приобрела новую, блуждающую, и вспыхивает то и дело то в одном, то в другом месте — там, где разворошат угли те, кому это выгодно. Нацизм снова приподнимает голову, но возник он как результат Первой мировой, и нам интересно проследить последовательность процесса, чтобы лучше понять причину этого феномена. Хотя Эренбург, конечно же, в своей книге начинает прослеживать историю перетекающих одна в другую войн от Франко-прусской войны 1870 года.
Первая книга прозы поэта Эренбурга интересна нам в силу того, что она дает представление о разнице между нами сегодняшними и нашими предками век назад, о разнице между нашими предками и французскими и, наконец, о разнице между поэтом Эренбургом, автором стихов, в которых мы видим весь ужас войны в совершенно оторванной от патриотического мейнстрима тех лет форме, и Эренбургом-пропагандистом, автором небезызвестного лозунга «Убей немца», после войны ставшим главным советским официальным борцом за мир.
Илья Эренбург родился в 1891 году в Киеве, но рос в Москве, где его отец получил место директора Хамовнического пивзавода. Вместе с Николаем Бухариным Илья учился в 1-й Московской гимназии, откуда, будучи учащимся 6-го класса, был исключен в связи с революционной деятельностью — попал, что называется, в дурную компанию. Семнадцатилетним подростком он оказался в одиночке Бутырской тюрьмы, был освобожден до суда и тут же прытко сделал ноги в Париж, где мимоходом забежал познакомиться с Лениным и присел впопыхах на раскаленную печку (Наденька очень смеялась), после чего его пути с большевиками надолго разошлись. Ленин его недолюбливал и иначе как Лохматым не называл, хотя, скажем, был случай, ко
Еще не так давно лицом русской анимации был прежде всего «Ежик в тумане» — глубокомысленное, немного странное, очень душевное и очень короткое анимационное кино. Сегодня, по прошествии сорока лет, которые отдаляют нас от премьеры «Ежика» и его ошеломляющего успеха на всех фестивалях мира, отечественный анимационный арт-хаус, который почти не выходил за пределы короткого метра, всегда равнялся на произведения высокого искусства и конфликтовал с реальностью, живущей по коммерческим законам, еще жив — но в отличие от полнометражной анимации пребывает в кризисе. Почти четверть века Юрий Норштейн работает над «Шинелью», и конца-края этому проекту не видно. Александр Татарский ушел из жизни, так и не сняв ни одного полнометражного фильма, — запустить проект «Безумные волосы», сценарий которого разрабатывался десять лет, он не успел. С того момента, как еще один русский гений-одиночка, Александр Петров, получил «Оскара» за «Старика и море», прошло 15 лет. Показательно, что японский аниматор Хаяо Миядзаки, прославившийся на весь мир только в 2002 году, когда на Берлинском фестивале победили его «Унесенные призраками» (в следующем году за них же Миядзаки получил «Оскара»), успел в статусе международной звезды сделать четыре полнометражных анимационных фильма и даже завершить свою карьеру.
Коммерческий потенциал полнометражного мультипликационного кино мировая киноиндустрия открыла для себя в середине 1990-х. Именно тогда Стив Джобс в качестве исполнительного продюсера выпускает первый фильм с трехмерной анимацией «История игрушек» и совершает очередную в своей биографии технологическую революцию. Анимационному детищу Стива Джобса суждено было стать самым кассовым фильмом 1995 года, и с тех пор большие экраны превратились в основное поле битвы за зрителя между анимационными лентами.
Россия вступила в эту борьбу на внутреннем рынке в 2003 году с фильмом по сказке Вильгельма Гауфа «Карлик Нос», продюсером которого в числе прочих выступил легендарный Сергей Сельянов. Именно с этого проекта началась студия «Мельница», сегодняшний флагман русской анимационной индустрии. При общих затратах в 2,5 млн долларов «Карлик Нос» собрал в прокате чуть больше полумиллиона. Но очевидная коммерческая неудача не остановила Сельянова и его соратника по анимационному бизнесу Александра Боярского (ныне — генеральный директор «Мельницы»). Почти случайно, благодаря безвестному автору, спонтанно отправившему сценарную заявку на электронный адрес студии, им удалось найти формулу коммерчески успешных анимационных фильмов: комедийное повествование о приключениях фольклорных персонажей с аллюзиями на современность.
Франшиза была запущена в 2004 году. Первый фильм «Алеша Попович и Тугарин Змей» при затратах 4 млн долларов принес 1,7 млн. Дальше пошло по нарастающей: «Добрыня Никитич» — 3,6 млн, «Илья Муромец» — 9,7 млн, «Три богатыря и Шамаханская царица» — 19,1 млн. В 2012 году студия с «Тремя богатырями на дальних берегах» достигла пикового значения по сборам — 30,8 млн до
На самые удачные выставки Лувра, Британского музея, нью-йоркского «Метрополитена» последних лет пришло в разы меньше зрителей, чем на экспозицию «Моя история. Рюриковичи», проходившую с 4 по 23 ноября в Манеже. Около 13 тыс. человек в день — с этим может сравниться лишь посещаемость выставок китайского Музея императорского дворца в Тайбэе да прошлогодней экспозиции в Манеже «Моя история. Романовы». Как и год назад на «Романовых», очередь на «Рюриковичей» растягивалась на часы ожидания на морозе. Среди сдержанно поеживающихся в ней людей были и такие, кто пришел во второй раз. Многие посещали выставку семьями, хотя и в разбивку: бабушка с внуком — днем, родители — вечером после работы. Понять, что их сделало такими страстными любителями истории, помог научный руководитель выставки Павел Кузенков.
— Павел Владимирович, что нового вы хотели сказать этой выставкой?
— Мы решили абстрагироваться от споров о том, кто был Рюрик по происхождению: скандинав, славянин или кто-то еще, — и сосредоточиться на том, что он и его непосредственные преемники создали самое большое в Европе государство. Все без исключения племена Восточно-Европейской равнины надолго объединились вокруг одной династии — такого не было больше нигде. Империя Карла Великого, как известно, развалилась очень быстро. И возникает вопрос: в чем же секрет этого успеха? А дело в том, что Рюриковичи не выступали объединителями, они лишь возглавили процесс, начавшийся раньше. И смысл этого процесса был вполне прагматичный.
— Торговля?
— Да, путь «из варяг в греки» для Руси — как позднее Великий шелковый путь для Монгольской империи — был важнейшим экономическим «хребтом». Но нельзя недооценивать и волжский путь, по которому из Азии в Европу шли миллионы серебряных монет. На их перекрестье и возникли главные центры Древней Руси — северный (Новгород), южный (Киев) и восточный (Ростов), о которых пишут арабские авторы. К ним примыкало западное «ответвление» к Балтике (Полоцк). Экономика, основанная на международной торговле, самая выгодная. Можно ежегодно биться за скудный урожай или рисковать жизнью в военных походах — а можно просто брать пошлину за право проплыть мимо твоей крепости. Но для купцов необходима стабильность и безопасность, вот с этим-то и была проблема. Жившие здесь славянские и финские племена друг с другом не дружили. За каждым из десятков крупных племенных вождей стояло несколько десятков тысяч воинов, и при желании междоусобную войну можно было вести веками, как это было в Западной Европе. Единственным сдерживающим фактором была внешняя сила — хазары на юге и варяги на севере, но заставляя племена платить им дань, они вынуждали их сплачиваться. Но ненадолго. Летописец пишет: «И изгнали варягов за море, и начали воевать друг с другом, и не было в них правды, встал род на род».
И тут славяне и финны Приильменья принимают парадоксальное решение: в 862 году к только что изгнанным варягам посылают посольство, приглашая из их среды князя — но уже не как захватчика, а как полководца
