Саммит стран БРИКС в Гоа, встреча лидеров пяти ключевых государств незападного мира, обладающих если не качественным, то количественным лидерством по ряду ключевых экономических показателей, оставил неоднозначное впечатление. БРИКС сталкивается с очевидным кризисом роста, который к тому же обострен политической ситуацией в мире, противодействием США и ожиданием глобального перелома в экономике.
Саммит непобедителей
С одной стороны, внешняя помпезность с национальной индийской спецификой была дополнена сильным совместным заявлением, а в ходе самой встречи обсуждались проблемы, касающиеся развития реальной экономики, а не только неких абстрактных смыслов и ценностей. С другой — саммит распался на ряд двусторонних мероприятий. Российско-индийские договоренности в области ТЭК, военно-технического сотрудничества и создания совместного инвестиционного фонда, а также подписание меморандума о 20-миллардном китайско-бразильском инвестиционном фонде во многом затмили повестку дня саммита как такового. Вплоть до того, что иногда было непонятно, есть у лидеров пяти стран общие стратегические темы для обсуждения или БРИКС превращается только в площадку для встреч.
Страны — члены группы БРИКС подошли к саммиту с разным багажом. Россия уже не демонстрирует высокие темпы экономического роста и оказалась сейчас в «кольце фронтов». Бразилия после осуществленной не без участия США смены власти возвращается к традиционным отношениям партнерства с Вашингтоном. ЮАР начинают одолевать этносоциальные проблемы. Китай углубляется в джунгли внутриклановой борьбы, проходящей под знаменем противодействия коррупции, при понижающихся темпах экономического роста. На этом фоне Индия, реализовавшая концепцию многовекторности во внешней политике и внешнеэкономических связях, выглядит благополучно.
Принятая совместная декларация посвящена скорее политическим аспектам развития современного мира, нежели экономическим. Это объяснимо: экономические достижения стран — участниц клуба, особенно во взаимном сотрудничестве, не настолько впечатляют, чтобы их акцентировать, а политизация экономических вопросов стала совершенно очевидной.
Казалось бы, можно констатировать кризис БРИКС. Однако есть одно «но»: чтобы верно оценить сегодняшнее положение «пятерки», нужно посмотреть, с чего все начиналось.
Этапы небольшого пути
А начиналось все с простой идеи инвестиционных аналитиков: к 2006 году в мире появилась группа стран с относительно высокими темпами экономического роста, в активы которых выгодно инвестировать. Речь шла прежде всего о портфельных инвестициях, то есть о возможностях для спекулятивного капитала.
И всё. Больше никакого экономического содержания в самом термине изначально не было, и не предполагалось, что БРИК станет заметным явлением современной экономики. Так, всего лишь некий феномен фондовых рынков, существующий до первого значимого финансового кризиса, который не замедлил случиться в 2008 году, больно ударив как раз по рынкам капитала.
По логике в этот момент аббревиатура должна была прекратить свое существование. Но нет, напротив: в июне 2009-го прошел первый полноформатный саммит лидеров стран БРИК в Екатеринбурге. А в 2010 году к четырем буквам, обозначавшим Бразилию, Россию, Индию и Китай, добавилась С, что ознаменовало присоединение к клубу Южной Африки. Так что БРИКС, который вернее всего назвать именно клубом, развивался вопреки, вернее в противоход классической экономической логике и первоначальному содержанию.
Конечно, БРИКС не может считаться полноценным экономическим союзом, несмотря на то что им создан ряд весьма значимых инструментов, крупнейшим из которых стал Банк развития. Но говорить об экономическом союзе, сравнимом по номинальному ВВП с США, пока было бы преувеличением. Это просто клуб — не более, но и не менее. Однако в таком случае и развитие БРИКС нельзя оценивать так, как мы оцениваем процессы в ЕС или даже в ЕАЭС.
Почему же сообщество, в которое государства объединились по умозрительным основаниям, не только не рассыпалось, но и смогло создать некие институциональные инструменты, обеспечивающие этим странам внимание других участников системы международных экономических отношений (причем масштабность этих инструментов постоянно расширяется, а привлекательность клуба и формирующихся внутри него отношений неуклонно растет)? Интерес к взаимодействию с БРИКС проявляют слишком много стран, чтобы можно было не придавать этому значения: Индонезия, Египет, Турция, Бангладеш (к слову, страна с впечатляющими темпами экономического роста), Нигерия. Заметный интерес к взаимодействию с клубом демонстрирует Иран. И причины такого интереса нельзя свести только к заботе об имидже или к политической конъюнктуре. Всё гораздо сложнее.
Возможность альтернативы как стимул развития
БРИКС смог достичь нынешнего статуса в том числе потому, что стал востребованным как некая вроде бы необязательная и необременительная форма консолидации позиций государств индустриального мира в их взаимоотношениях с государствами мира постиндустриального. БРИКС оказался инструментом конкурентного противоборства стран, ориентированных на развитие базовых, классических, отраслей промышленности, добывающей и обрабатывающей, со странами, которые в той или иной степени нацелены на взимание ренты, технологической или кредитно-финансовой, с процессов глобализации.
БРИКС уже является чем-то большим, чем просто встречи пяти стран, каждая из которых находится в сложном положении, но все они в совокупности обозначают глобально важные экономические интересы. МВФ и Всемирный банк чаще работают с монетарной, то есть, в сущности, виртуальной экономикой. В БРИКС (и около БРИКС) находятся страны, занимающиеся экономикой реальной. Экономикой чугуна и стали, а также машиностроения, текстиля, нефтехимии и других отраслей, которые принято называть базовыми. Не говоря уже о сырье.
И совершенно не важно, удастся ли формально удержать в составе БРИКС Бразилию, разворачивающуюся в сторону стратегического партнерства с США. Даже если это случится, Бразилия не перестанет быть индустриальной страной со специфическими интересами, в особенности с точки зрения взаимодействия с миром финансов, которые США олицетворяют. Голос индустриальных государств мира, особенно в современной глобальной экономической ситуации, всегда востребован, и вакантное место будет занято достаточно быстро.
Развитие БРИКС подчеркивает и институциональную недостаточность современного мира с точки зрения экономики развития. Традиционные глобальные экономические институты просто оказались не в состоянии обеспечивать интересы растущих экономических центров силы, прежде всего Китая и Индии, но, кроме того, Бразилии и России, скорректировавших классические монетаристские рецепты догоняющей модернизации.
БРИКС, конечно, нельзя рассматривать как альтернативу глобализации и инструмент конкуренции с традиционными финансовыми институтами. Сами страны БРИКС никогда не заявляли себя как альтернативу классическим финансовым институтам либерального мира. Не считать же локомотивом альтернативной глобализации Китай, который много лет последовательно стремится укрепить свои позиции в институтах глобализационного мейнстрима, прежде всего в МВФ и системе резервных валют.
Впрочем, нельзя сказать, что страны БРИКС не представляют собой никакой альтернативы. Это прежде всего альтернатива отношения к партнерам. Например, в КНР уже сформулировали концепцию включенности, инклюзивности, в противовес эксклюзивности, культивируемой, по мнению Пекина, Западом. Интересно, что почти параллельно китайской формулировке — и, видимо, не случайно — миру была предъявлена концепция исключительности, изложенная в статье Хилари Клинтон; ее можно расценить как явное стремление к монополии. Два мира оказались визуализированы, и это важно — учитывая, что произошло такое впервые за двадцать пять лет.
Институты развития БРИКС формируют альтернативное окно доступа к глобально значимым финансам, разрушая монополию западного мира, существовавшую как минимум последние тридцать лет. Конечно, размеры этого окна пока невелики, особенно на фоне заявляемых западными странами финансовых возможностей. Но это окно есть, и оно начинает обрастать финансовыми институтами и инструментами. Причем финансовые инвестиционные ресурсы, имеющиеся у МВФ, существуют лишь в принципе, предназначены не для всех и лишь при соблюдении политических условий. А гораздо более скромные средства, которыми оперирует БРИКС, имеются на практике, расходуются под конкретные проекты участников клуба и без политизации.
Вызовы будущего
Линию, которая, при всех издержках, начинает прорастать через встречи лидеров БРИКС, можно охарактеризовать как прагматизм без исключительности в сфере реальной экономики. На фоне деятельности традиционных глобальных институтов она действительно выглядит по меньшей мере как альтернатива и чем дальше, тем больше будет востребована в мировой экономике.
Можно отметить два принципиальных вызова, с которыми неизбежно столкнется БРИКС — если сможет справиться с обозначившимся кризисом роста.
Во-первых, вызов институциональный. БРИКС в своем развитии дошел до столь высокого уровня вспомогательной институционализации (создания институтов вокруг клуба), что институционализация основных процессов, институционализация на политическом уровне выглядит вполне естественной. Однако из всех стран — участниц клуба опыт институционального развития крупных объединений имеют только Китай и Россия, которым в складывающихся обстоятельствах брать на себя лидерство некорректно. Но при институционализации нельзя утратить необременительный характер членства в клубе и допустить, чтобы он оброс наднациональной бюрократией. БРИКС в таком случае потеряет львиную долю своей привлекательности.
Во-вторых, вызов политизации экономических отношений. Участники группы БРИКС активны в мировой политике на национальном уровне, но в формате клуба ориентировались прежде всего на экономические вопросы. Естественно, что в Декларации Гоа велика доля политических вопросов: это связано с текущей экономической ситуацией и не является новацией для БРИКС — там всегда признавали диалектику политики и экономики. Но насколько участники клуба будут готовы и дальше совместно работать на политическом поле — большой вопрос. Ясно, что не для всех участников саммита в Гоа такое развитие окажется комфортным. Для него потребуется, чтобы взаимоотношения между странами — участницами БРИКС вышли на новый уровень, а это вернет нас к вопросу об институционализации.
Перед Россией помимо двух названных встает отдельный вызов в контексте отношений с БРИКС: задача гармонизации отношений в рамках ЕАЭС. Россия, представляющая в БРИКС саму себя, и Россия, которая является локомотивом развития значимого континентального экономического объединения, будут иметь несколько разный статус и различные возможности управлять развитием клуба. Стоит напомнить, что в 2015 году Россия в ходе саммита БРИКС в Уфе совместила его с саммитом ШОС, что дало значимый эффект синергии политических и экономических вопросов, после которого ни у кого не возникло сомнений в наличии общебриксовской повестки дня.
