О реакции на травлю

Всесветный скандал с обвинениями нашей страны в отравлении экс-шпиона Скрипаля, поднятый собственноручно премьером-министром Великобритании Терезой Мэй и не без удовольствия подхваченный другими странами НАТО, когда-нибудь, несомненно, закончится — как и всё на этом свете. Но пока что он только разгорается и какое-то время будет держаться на нынешних запредельных децибелах. Известно, что в подобных случаях нет «правильного» поведения — в том смысле, что никакие действия объекта травли не ведут к её прекращению. В любой статье на модную тему буллинга (та же «травля», но на новоязе) можно прочесть что-нибудь вроде: «Общепринятой стратегии в борьбе с буллингом нет». Но это не значит, что неважно, как реагировать: от реакции на нынешний скандал в какой-то мере зависит частота и градус скандалов будущих.

Бытовой опыт подсказывает, что неплохим вариантом тут может стать полное равнодушие — лучше бы искреннее, но сойдёт и деланое. Так британский же вояка в пьесе Шоу командует своим парням в крайне неприятной для короны ситуации: «Голову выше, и пусть видят, что вам на них в высокой мере наплевать!» В обсуждаемом случае это выглядело бы так: «Мы своё химоружие полностью уничтожили. Представите факты — рассмотрим; нет фактов — разговаривать не о чем» — и ни слова более. Ведь никакие речи наших должностных лиц сверх этого минимума не добавляют скандалу смысла. Это всё суета, лишние движения; а метания жертвы только раззадоривают травящих. И если выбирать реакцию на дело Скрипаля, имея в виду её воздействие на авторов скандала, то выбор ясен: полный игнор. Их ведь, авторов, всё равно не стронешь с объявленной позиции. Сейчас они видят важнейшее доказательство вины России в «сарказме, презрении и вызове», с которыми Москва отнеслась к обвинениям, а так утверждали бы, что вину Москвы доказывает её молчание. Но клеймить одно и то же молчание, вероятно, надоест скорее, чем обличать разные сарказмы — какой-никакой, а профит.

Однако у реакции Москвы есть и другие аудитории, принципиально отличные от британских и союзных им политиков: широкая публика на Западе и, конечно же, публика внутри самой России. На них молчаливое игнорирование обвинений могло бы произвести неблагоприятный эффект. Оговоримся: публика в Британии (и, в разной степени, в других странах Запада) сейчас не любит Россию и русских так сильно, что никакие заходы с нашей стороны этой нелюбви не поколеблют. Когда лидер оппозиции Корбин после обличительной речи г-жи Мэй даже не вступился за Россию, но лишь задал два простых вопроса (почему Лондон не задействовал процедуры, предусмотренные Конвенцией о запрещении химического оружия, — и почему России не предоставлен образец отравляющего вещества, использованного при покушении в Солсбери), рейтинг Корбина обвалился, будто он призвал к организации нового Порохового заговора. Ещё раз: за попытку цивилизованно отнестись к России его не газеты обругали — от него публика отвернулась. Несколько лет дружной работы практически всех массмедиа принесли плоды: что высокие блага цивилизации вроде права быть выслушанным наряду со своим обвинителем и уж тем более вроде презумпции невиновности на Россию и русских не распространяются, сомневаться вслух уже не комильфо. Но нынешний пик русофобии тоже не вечен — и полезно было бы всё же давать знать публике, что России найдётся что сказать и в этой скверной ситуации. А перлы наших представителей — вроде того, что британский министр обороны демонстрирует «риторику базарной хабалки», — вряд ли так уж хороши в переводах на тамошние языки. Они и в оригинале-то не сильно впечатляют: брань и брань — ничем не лучше и не убедительнее той, что у оппонентов. А ведь и в глазах отечественной публики не следовало бы становиться онемевшей стороной.