Каннибализм и трупы доброго сказочника Перро

Ирина Климан
17 марта 2008, 00:00

Авторский вариант сказок французского писателя практически неизвестен широкому читателю

Сказки Шарля Перро давно стали едва ли не обязательным атрибутом каждой детской книжной полки. Однако мало кто из взрослых, раскрывая книжку французского сказочника, чтобы почитать ее на ночь детям, отдает себе отчет в том, что перед ним не оригинальные произведения, а тщательно переработанный и отлакированный пересказ нравоучительных до жестокости сказок для взрослых, многие из которых лишены привычных нам с детства хеппи-эндов. Более того, их автор – вовсе не тот человек, чье имя значится на обложке.

Одно из немногих изданий сказок господина Перро, предназначенное для взрослых, было выпущено в прошлом году санкт-петербургским издательством «Азбука-классика». Детской книжку не назовешь: в мягкой обложке, почти без картинок (лишь перед каждой сказкой размещены известные гравюры Гюстава Доре). Ребенку явно будет неинтересно.

Взрослого же, вероятно, заинтересуют не столько сами сказки, сколько послесловие к ним, написанное Галиной Соловьевой. Именно оттуда читатель может узнать, что знаменитых «Спящую красавицу», «Кота в сапогах» и «Красную Шапочку» написал вовсе не Шарль Перро – советник короля, главный инспектор построек (при его участии строили Версаль), а также руководитель Малой академии и контролер за работой королевских мануфактур мебели и гобеленов. Хотя господин советник и написал три стихотворные сказки («Гризельда», «Потешные желания» и «Ослиная шкура»), авторство главных детских хитов принадлежит его семнадцатилетнему сыну Пьеру. Впрочем, обвинять Шарля Перро в плагиате нельзя: он был редактором и, говоря современным языком, промоутером сына, а путаница в авторстве, допущенная уже после смерти обоих Перро (сына – в 1700 году, отца – в 1703-м), – дело рук издателей.

Отдельный пункт – это комментарии к сказкам, составленные все той же Галиной Соловьевой. В них добросовестно указаны возможные предшественники сюжетов и образов, фигурирующих у Перро, и новшества, привнесенные писателем (точнее писателями). Так, сказки о легкомысленной девочке, которая идет навестить бабушку, бытовали в целом ряде стран – от Португалии до Латвии. Зато «такая деталь, как красная шапочка, появилась впервые только в сказке Перро, ее придумал Перро-отец». Отсюда же мы узнаем, что у Синей Бороды был прототип – сподвижник Жанны д’Арк Жиль де Рец, а туфельки на Золушке были отнюдь не хрустальные, а просто отороченные мехом. Как поясняется, ошибка вкралась в работу либо переводчика, либо наборщика, перепутавших слова «vair» (оторочка из меха белки или горностая) и «verre» (стекло).

Особенно занимательно читаются абзацы с психоаналитической трактовкой каждой сказки. Так, «…в сказке «Золушка», согласно психоанализу, находят проявление следующие мотивы: соперничество детей из-за родительской любви… раздвоение образа матери… утрата женственности… Хрустальные туфельки, сквозь которые видно ступни, они жмут ноги – это символ девственности, которая тяготит; потеря такой туфельки – сексуальный призыв, сама туфелька – символ вагины, а множество примеряющих – претенденты». Главная же идея, отражающая замысел всего сборника, выражена в следующем пассаже: «Настоящие тексты сказок Перро куда более жестоки, чем их леденцовые двойники, с которыми мы познакомились в детстве. В них – кровь, слезы, голод, каннибализм, секс, трупы».

В самом деле в авторском варианте легкомысленную Красную Шапочку и ее бабушку никто не спасает – никаких охотников ex machine не появляется. Причем заключительный диалог Волк и девочка ведут, лежа в одной постели. Страдания Спящей красавицы не заканчиваются свадьбой: более двух лет принц скрывает свой брак, а его мать оказывается людоедкой, охочей до внуков, приготовленных под соусом «робер». Мальчик-с-пальчик после победы над Людоедом будет зарабатывать доставкой писем от дам их любовникам, и хотя «нашлось также несколько жен, которые поручали ему относить письма к своим мужьям, но платили они так плохо и было от них так мало проку, что этот заработок он ни во что не ставил».

Впрочем, прочтение самих сказок a la naturel также доставит взрослым читателям немало удовольствия. Их позабавят колкости наподобие «наследство делили недолго – не звали ни нотариуса, ни адвоката: те быстро бы съели все их скудное наследство». Они усмехнутся, узнав, что король давал Коту в сапогах на водку. И вдруг обнаружат, что вместе с мелочами быта, деталями мотивировок и поведения и оттенками душевных движений к сказкам, ставшим золочеными идолами детской классики, возвращается нервная жизнь. В авторском, более жестоком, но и более правдивом, варианте взрослому, как и ребенку, тоже найдется место для самоидентификации. Проблемы, которые, скорее всего, упустит ребенок – обустройство семьи, экономика брака, взаимоотношения мужей и жен, любовь и признание собственных детей – выйдут для взрослого на первый план. И нечаянно взрослый заметит, что ему тоже интересно читать детские сказки. Читать и думать, и снова читать – своим детям. Пусть не все из них поймут мораль в стихах Перро-отца с пометкой «мораль» и «еще мораль» – до некоторых строк, например: «Опасно детям слушать злых людей, // Особенно ж девицам // И стройным, и прекраснолицым… Но кто ж не ведает и как не взять нам в толк, // Что всех волков опасней льстивый волк», еще дорасти надо. Повзрослеть. Но потому сказки Перро и пережили свое время, что каждый возраст может найти в них свое – новое, что делает человека больше самого себя.