У нее были очень сильные руки. Шведский журналист, встретившийся с ней в 1988 году в Джорданвилле, был потрясен крепким, мужским рукопожатием восьмидесятилетней старухи. Она объяснила: «После того как я сломала бедро, пришлось передвигаться на костылях, вот и натренировалась». Великая княгиня Вера Константиновна Романова скромничала. Натренировалась она значительно раньше. В 30-е годы в Германии она увлекалась парусным спортом, была даже членом клуба яхтсменов «Ганза». У всех яхтсменов – сильные руки.

Что есть, чего нет

Этот факт не отражен на выставке, проходящей в одной из комнат Павловского дворца – того самого дворца, где она родилась 11 апреля 1906 года. Да там много чего не отражено. И это правильно: на каждый чих даже царственной особы не наздравствуешься. Например, никак, никоим образом не помянута смерть ее отца, президента Академии наук, поэта и переводчика, печатающегося под псевдонимом К.Р., – великого князя Константина Романова.

Нет, разумеется, под стекло одной из витрин положен царский манифест о смерти дяди. Рядом с этим манифестом вполне можно было бы положить воспоминания Веры Романовой о смерти отца. Восполним пробел: «Я услышала, как отец стал задыхаться. Мне было тогда девять лет, и я еще недостаточно отчетливо понимала характер болезни отца, но слышала о его припадках, а потому и поняла, в чем дело. В страхе стремглав бросилась я к матери, самостоятельно открыв тяжелейшую зеркальную дверь, и побежала через материнский будуар, через столовую и сени в спальню. „Папа не может дышать“, – в ужасе закричала я. Однако камердинер, видимо, от испуга не понимая меня, нервно смеясь, топтался на месте и ничего не предпринимал. „Скорей, скорей, Аракчеев, – кричала я, – папа плох“. От волнения я прыгала на месте и топала ногами. Но было уже поздно. Все кончилось». Да, чем выше по положению слуги, тем большим умом и сообразительностью они отличаются. Так или иначе, но Вера Константиновна Романова была свидетелем смерти своего отца, что надо бы помянуть на выставке, ей посвященной, но… не помянуто.

А почему? А потому, что на выставке аккуратно «выстрижен» весь драматизм. В 1918 году в городе Алапаевске в шахту были сброшены братья Веры Романовой – Игорь, Иван, Константин. Сейчас на этом месте монастырь. В школе, где содержались под арестом великие князья, одна комната отведена под музей. Вполне можно было поместить фотографию и этой школы, и этого монастыря. Не поместили. О нехорошем говорить не хочется, что понятно. Другое дело, что говорить-то о нехорошем все равно приходится. Куда деться?

Надобно признать, что устроители выставки попали в ложное положение, поскольку ситуация-то, прямо скажем, двусмысленная. Возможны три подхода к истории разветвленнейшего семейства Романовых. Один – монархический, аристократический. Великие люди, небожители, сверхлюди. Но в этом случае – какие выставки? Кто дал право журналисту, токарю, бизнесмену, артисту, просто человеку, наклонившись над стеклянной витриной, рассматривать детские рисунки великих князей и княжон?

Политическое и человеческое

Возможен другой подход: Романовы – талантливые, яркие политики, великие государственные деятели. Экстремисты не дали им возможности реализовать свои планы. Этот подход – не для выставки, посвященной Вере Романовой, покинувшей Россию в возрасте 12 лет и никоим образом не могущей реализовать свои политические таланты, даже если бы они у нее были. Три отпечатанных на машинке письма конца 30-х годов, положенные под стекло устроителями выставки с простотой, которую хочется назвать святой, вынуждают усомниться в наличии этих талантов у сильнорукой знатной яхтсменши.

Одно письмо 1939 года отправлено генералу фон Лампе из Альтенбурга в Берлин. Вера Константиновна радуется победам германского оружия в Польше и замечает: «Да, я жду предательства советов…» Внизу приписка карандашом, вполне читабельная: «Как хорошо говорил Goering! Прелесть!» Устроители выставки не объяснили, что ж там такого замечательного сказал военный преступник, но жителям города, который люфтваффе Геринга чуть не стерли с лица земли, всегда интересно ознакомиться с мнением бывшей владелицы Павловского дворца об ораторских талантах Goering.

Другое письмо посвящено России конца 30-х: «А все же что-то „там“ творится. Возможны лишь надежда и молитва. „Умом Россию не понять…“ Как это верно, и недаром мой отец любил повторять этот (некрасовский?) стих». Вера Константиновна правильно поставила вопросительный знак, потому что стих не некрасовский, а тютчевский. Да кто там считает – Некрасов так Некрасов, лишь бы все были здоровы.

Это к тому, что установка «каких великих политиков и мыслителей потеряла Россия в результате экстремистского переворота» для этой выставки не подходит. Сам отец Веры Константиновны великий князь Константин ни в коем случае не ощущал себя политиком. Даже хотел уйти в монастырь, но его двоюродный брат Александр III строго сказал: «Костя, если все мы уйдем в монастырь, кто тогда будет управлять Россией?» Хороший вопрос, потому как всевозможные противники архаической и неэффективной системы самодержавия только того и требовали, чтобы проводились честные выборы, чтобы была сменяемая, подотчетная власть, а вы, если так тяжело, пожалуйста – в монастырь, в литературу. Пожалуйста…

Да это неважно; важно, что остается один-единственный подход – общечеловеческий. Дело не в том, что Романовы были небожителями и великими политиками. Дело в том, что они были людьми. У них были дети. А детей убивать нельзя. Во имя чего бы то ни было – маленьких убивать нельзя. Нельзя убивать человека только за то, что он – Романов. Этот подход – самый естественный, сам собой разумеющийся, коли речь заходит о девочке, в 14 лет вывезенной из страны, чтобы ее не убили, подобно братьям и другим ближайшим родственникам.

Семья и история

Именно такой подход выбран организаторами выставки, посвященной женщине, родившейся в 1906 году в самодержавной России, умершей в 2001-м в демократической Америке. Подчеркнута интимность, семейственность выставки. Если речь идет о литературных занятиях отца Веры Романовой, то помянут только его перевод «Гамлета». Почему? Потому что в спектакле Эрмитажного театра Гамлета играл сам Константин Романов. Кроме того, в этом спектакле принимали участие его сыновья. Семейная такая самодеятельность.

А почему нет никаких сведений о пьесе Константина Романова про Христа «Царь Иудейский»? Потому что пьеса эта вызвала скандал, была запрещена Синодом к постановке в публичных театрах и сыграна только в Эрмитажном театре. Для чего это на выставке, старательно обходящей острые углы истории? Константин Романов был посредственным стихотворцем, но все-таки два его стихотворения стали народными песнями: «Умер, бедняга. В больнице военной…» и «Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья». Ни слова, ни полслова – почему?

Потому что речь идет не о большой истории, а об истории малой, семейной, уютной. Вот детские рисунки, вот смешная, милая фотография: все семейство великого князя выстроилось по росту – Константин Константинович, его жена Елизавета Маврикиевна, их дети Иоанн, Гавриил, Константин, Олег, Игорь, Георгий, Татьяна и совсем крохотная Вера. Остается только добавить: Олег погиб на фронте в 1914 году, Иоанн, Игорь и Константин сброшены в шахту в 1918-м, Гавриил умер в Париже в 1955-м, Татьяна – в Иерусалиме в 1979-м, Георгий – в Нью-Йорке в 1937-м, Вера – в Джорданвилле в 2001-м – и станет ощутим социальный взрыв, раскидавший счастливое, дружное, веселое, богатое семейство по всему миру.

Только это не добавляется. Все исторические катаклизмы, через которые прошла сначала маленькая, а потом большая Вера, пропущены. Их будто и не было. А между тем частная жизнь княжны Веры маркировалась этими событиями. Поневоле маркировалась, раз уж она родилась в таком семействе.

Она родилась накануне открытия первой Государственной думы, в самый разгар первой русской революции. Нужно сообщать об этом на выставке, ей посвященной? Еще бы, если ее отец обиженно записал в дневнике, что из-за открытия Думы у Верусика не будет торжественного церемониала крестин. Придется обойтись одним эскадроном.

А начало первой мировой войны? Тоже никак не обозначено на выставке. Между тем летом 1914 года Константин Константинович вместе с женой и маленькими детьми оказался в Германии у тещи с тестем – у князей Саксен-Кобургских в Альтенбурге. Вера Константиновна вспоминала позднее, как их везли в закрытом автомобиле через всю Германию до пограничной станции Вержболово и оставили чуть ли не в придорожной канаве. Местные жители, спешно уходившие из зоны будущих военных действий, предупреждали интеллигентное семейство, неизвестно чего ждущее у дороги: «Скорее уходите, сейчас здесь будут казаки!»

«Знали бы они, – писала Вера Романова в своих воспоминаниях, – что мы тоже казаки». Но если уж на выставке нет первой мировой войны, то русской революции нет и подавно. После царского манифеста 1915 года о смерти Константина Константиновича – стенд, посвященный житью Веры Константиновны в Германии в 30-е годы. А сразу после 1939-го, германского года – 70-е годы в Америке. Общение с тамошними кадетами, священниками и разными прочими эмигрантами и потомками эмигрантов. Хоть бы связочку какую перекинули от 39-го к 70-м и далее.

Не перекидывают. Опять-таки из боязни драматизма. В 1945 году, узнав о приближении советских войск, великая княгиня Вера покинула Альтенбург и двинулась к американцам в Гамбург. Пешком она прошла 500 километров, уходя от наших танков и нашего СМЕРШа. Вот такие эпизоды никак (повторюсь) не отражены на выставке. А жаль, потому как если и было что в позднем ребенке великокняжеской четы, так это поразительная жизнестойкость, то самое крепкое рукопожатие, так поразившее шведского журналиста в 1988 году.