— Мы жили обычной мирной жизнью. Но в воскресенье на улицах неожиданно появились толпы уйгуров. И в мечетях они стали собираться. Что-то кричали, а потом стали бить витрины, переворачивать машины, громить магазины, — владелица небольшой турфирмы в Урумчи, в общении с русскими — Лиза. Девушка вообще хорошо говорит по-русски: изучала его в Казахстане. Но сегодня она путает слова, по телефону слышно, что она крайне взволнована.
Лиза — хань по национальности, то есть представительница китайского большинства, и значит, сейчас ей опасно появляться на улице. Потому что беспорядки, которые начались в воскресенье и которые так жестоко, с большим количеством жертв подавляют армия и полиция, организовали уйгуры.
Главные города Синьцзян-Уйгурского автономного района, Урумчи и Кашгар, — это центры торговли Китая с Уральским и западносибирскими регионами России, со Средней Азией, Пакистаном и Афганистаном. Эту роль они играют уже много столетий — собственно, они и возникли как рынки на Шелковом пути.
Урумчи — город-полуторамиллионник, как и находящийся неподалеку Новосибирск, откуда несколько раз в неделю сюда прибывают самолеты с челноками, бизнесменами и просто желающими отдохнуть и заняться недорогим шопингом. Но контраст между «столицей Сибири» и столицей Синьцзяна разительный. В центре Урумчи — небоскребы и головокружительные автомобильные развязки.
Урумчи — вообще довольно странное место. Это «капитализм с китайским лицом» на границе с Центральной Азией и ислам вперемешку с буддизмом. Вывески на ломаном русском вроде «Компания самоклеящихся ленточек “Новая эпоха”» и «Монопольный магазин по предотвращению отрыва волос» соседствуют с арабской вязью.
В этническом плане Синьцзян тоже представляет собой гремучую смесь. Примерно половина его населения — мусульманские нацменьшинства, которые пользуются в Китае такой же репутацией, как в России «лица кавказской национальности». Это, кстати, не только уйгуры, но и киргизы, казахи, таджики и многие другие народности.
Другая половина — представители титульной нации Китая, ханьцы, которых мы и называем собственно китайцами. Центральное правительство долгие годы специально поощряло их переселение сюда, чтобы разбавить коренное население. Переезжающие сюда на постоянное жительство ханьцы не подчиняются правилу «одна семья — один ребенок».
Это ограничение не применяется и к нацменьшинствам. Центральное правительство Китая к ним вообще довольно лояльно — естественно, до тех пор, пока они не начинают увлекаться сепаратизмом или исламским фундаментализмом. КПК вкладывает в Синьцзян серьезные средства, чтобы повысить уровень жизни в автономном районе, заодно выбив почву из-под ног сепаратизма.
Но Синьцзян наводнен полицейскими и военными, в которые идут как раз ханьцы. Здесь проверяют сумки и переписывают паспортные данные даже на входе в отделение банка или в крупный магазин, а на приграничных дорогах установлено множество странных блокпостов: на них сидят тощие ханьцы в мешковатых камуфляжах, из оружия у этих «хунвейбинов» только палки, что не мешает им с серьезными лицами досматривать все проезжающие машины, особенно если в них уйгуры. Все это вместе создает впечатление оккупации.
Уйгуры отвечают тем же — они не стесняются признаваться в нелюбви к ханьцам, коммунистам и официальному Пекину и подчеркивают приверженность исламу.
В обычной жизни, впрочем, отношения ханьцев и мусульман довольно мирные: корреспондент «РР» не раз наблюдал в Урумчи, как молоденькие гламурные девочки-хань в поисках обновок без всякой опаски забредают в самую глубь мусульманских рыночных кварталов. Но все меняется, когда в эту пороховую бочку попадает искра. На этот раз такой искрой стало убийство двух рабочих-уйгур. Впрочем, армия своими жесткими действиями не дает таким выступлениям шанса перерасти в полномасштабные конфликты.
— Я думаю, скоро все успокоится, у нас такое постоянно бывает, — успокаивает то ли нас, то ли себя Лиза. — В прошлом году перед Олимпиадой тоже было два теракта, погибло много людей.
Мы уже привыкли. Но все равно было очень страшно. И сейчас еще очень страшно…
