На подъезде к Севастополю блокпост в поселке Верхнесадовый. Два огромных костра, БТР, промокшие под моросью юноши, одетые как на рыбалку: добровольные симферопольские ополченцы.

— Ох, не поверишь, что это у нас происходит! — причитает Олег, который меня сюда привез. — Татары собрались поддерживать киевскую власть. С ними человек пятнадцать бандеровцев. — Олег впадает в задумчивость. — Мусульмане-татары выступили заодно с бандеровцами, которые националисты.

Он против Януковича, который подвел народ и не сделал для Крыма того, что обещал. Но на митинге Олег дрался против тех, кто против Януковича.

— Я сам ничего не понимаю… — убивается он и тут же бодро сообщает: — Завтра опять идем на митинг.

Митинги

Ночью вооруженные люди без знаков различия заняли здание Верховного совета Крыма в Симферополе и подняли над ним российский флаг. В Севастополе по этому поводу митинг у горсовета. Внутри сидит исполком во главе с бизнесменом Алексеем Чалым, которого выбрали мэром города 23 февраля тоже на многотысячном митинге. Каких-то чиновников позвали в новую власть, каких-то не позвали и теперь не пускают.

Митинг организуют крепкие мужчины с рациями в бронежилетах. Они же координируют отряды самообороны, состоящие из зависших в неопределенности служащих. Решают, куда поехать, где предотвратить провокации и нападения, как организовать работу КПП. В добровольное ополчение записались тысячи мужчин, в том числе с боевым опытом. Теперь они альтернативные силовики.

— Сомкнитеь полукругом! — командует коренастый Саша в бронежилете, и мужчины, в основном старички, смыкают руки, образуя для выступающих политиков коридор. Держатся крепко, стоят старательно, на лицах выражение детской гордости, что наконец кому-то нужны. На плече у Саши три большие звезды.

Разномастные политики каждые полчаса прибывают на площадь. В сопровождении депутатов выходит Алексей Чалый. Бородатый, в свитере, глаза красные. Гладковыбритые депутаты по бокам то ли морально поддерживают, то ли подпирают. Сообщает ослабевшим голосом, что они с главнокомандующим украинского флота договорились, что необходим мир и нужно предотвратить любые столкновения. Приезжают члены российского парламента. Валуев и Терешкова стоят с героическими лицами, загорелый седовласый Миронов говорит что-то ободряюще бессодержательное. В толпе флаги России, андреевские знамена и флаги ВМФ СССР. Щуплый, с огромными круглыми голубыми глазами программист Женя встраивается в оцепление сцены.

— Я за свой город буду драться, — говорит он. — Я в партизаны уйду!

У Верховного совета в Симферополе тоже митинг — полная площадь удобно одетых мужчин.

— Сейчас эпоха межцивилизационных войн! — вещает публике из двух человек взрослый дядька, инженер Александр. — Западная цивилизация хочет уничтожить исламскую, а мы стоим на пути.

— Да-да, — серьезно поддакивает ему его сверстник Андрей.

— Почему люди вышли на эту площадь? — спрашиваю я конспирологов.

— Они позвоночником чувствуют, что иначе смерть. Позвоночник, очевидно, включается, когда мозгом ни хрена не понять.

— И что вы будете делать?

— Чувствуешь потребность что-то делать, но не знаешь что — иди на площадь, там скажут.

Над толпой перед Верховным советом орет песня: «Тебя в душе сберег, Россия, родина моя!!!»

Смыслы слов на Украине сильно меняются в географическом пространстве. Для киевлян эти люди сепаратисты, а тут они защитники родины. А тамошние защитники родины для здешних защитников — майданутые. Родина при этом вроде бы пока одна. Да и люди на вид не сильно различаются.

Романтики

Севастопольский ополченец Павел, сероглазый и пухлый, как добрый тюлень, в очередной раз едет в Симферополь на митинг с возможной дракой. На трассе была остановка, всего десять минут, а от него уже пахнет только что съеденными пельменями. Павел сидит в автобусном кресле в широкой куртке, вязаной шапке и мечтает о присоединении Крыма к России.

— Если мы сможем провести референдум… Впервые, а мне ведь пятьдесят три, появилась возможность зажить другой жизнью.

— Каким образом?

— Первое, что нужно сделать, — это чтобы к власти пришли нормальные люди.

— А придут нормальные?

— Естественно. Придут русские, во-первых.

— И это изменит жизнь?

— Будет лучше. Будет лучше. Что происходит в России — совсем не то, что на Украине! Вы видели Олимпийские игры? Как они сделаны! Сколько народа занимается в спортивных секциях, возможностей гораздо больше. Я верю. Понимаете, человек должен иметь убеждения и их защищать. Без убеждений жить нельзя. Должен быть стержень, основа, для чего мы живем. Бороться за правду.

— Так в чем правда?

— Правда в уважении людей друг к другу. Если что-то создается государством, оно должно создаваться на благо всех людей, на развитие общества, а не как чей-то бизнес-проект. Чтобы если ты захочешь стать музыкантом, у тебя была такая возможность.

— Вы правда считаете, что сейчас едете бороться за это?

— Правда. А зачем же еще я здесь?

Павел юрист. На шестом десятке у него второй брак, двое детей и нелюбимая работа.

— Я хочу уйти из юриспруденции, потому что очень часто бывает, что вся законность исполнена, а все равно получается несправедливость. Навязывают людям кредит, а потом из них выколачивают — должники кончают жизнь самоубийством. Или родители судятся с детьми, потому что дети их хотят выкинуть на улицу. Я стараюсь как могу бороться с этим. В своем возрасте я уже способен распознавать добро и зло. Мне прежде всего важно, чтобы я совершал такие поступки, за которые мне не было бы стыдно. И еще я за что, чтобы не было во власти лицемерия. Когда политики говорят одно, а делают совсем другое.

— Но ведь от того, что вы делаете, политики не станут честными.

— Я просто делаю то, что могу. У каждого человека наступает момент, когда он что-то должен делать.

— Что же вы должны сделать?

— Я должен быть в этом автобусе. Сейчас, с этими людьми.

— Почему?

— Потому что я так чувствую. Я так чувствую, у меня такая жажда.

— А когда вы начали чувствовать так?

— Когда я смотрел на Майдан каждый день. И вот о чем думал. Когда в детстве мои сверстники ломали машинки, крушили игрушки, мне всегда было жалко. Я не понимал, как можно что-то сломать, — это ведь кто-то сделал. Этот кто-то отдал свою силу, энергию, материальные затраты опять же. А другой человек пришел и разломал. И у меня до сих пор это не укладывается в голове: как могут одни люди созидать, а другие разрушать?

— И ваша совесть говорит, что надо бороться с теми, кто разрушает?

— Люди должны знать, что есть те, кто этим силам будет противостоять. Потому что это безумие натуральное.

— Но люди с Майдана — они ведь тоже смотрели телевизор и думали, что в их стране безумие, коррупция. И спрашивали себя: «Что я могу сделать в этой ситуации, чтобы не потерять душу и совесть?» И решили, что будут бороться с властью, которая им не нравится.

Я начинаю подозревать, что, окажись Павел пару недель назад в Киеве, он стал бы активистом Майдана.

— Да, да, я уважаю таких людей! Которые вышли бороться за порядок и закон. За то, чтобы было хорошо. Но если бы эти люди поняли, в чем суть дела… Что не все так хорошо в Европе и с Россией ссориться нельзя.

— Но они же вроде все правильно делали. Где все сломалось?

— Есть кукловоды… Революцию делают романтики, а плоды революции достаются негодяям. Знаете об этом?

— А вам не кажется, что ваша с киевлянами ситуация совершенно одинаковая?

— Я думал об этом… Но я еще и за спокойствие. Я против алкоголя, табака и фанатизма. Человек должен жить в счастье и прожить счастливую хорошую жизнь, а не в пьяном угаре…

Ополченцы

На блокпосту в Верхнесадовом появился тент, кострища обросли пеньками, пакетами с едой и другими признаками бомжеватого быта. Поздним вечером в Севастополе, на Большой Морской улице, мужчины, одетые как на охоту, разгружают автобус. Дубинки, арматурины, биты, огнетушители, каски пожарные, строительные, белые, красные. Болтают. «А я с Кубани! Я поэт!» — «Мне семьдесят шесть… Внуки далеко. А я один, дома никто не держит». — «Смотрите, что у меня! — дядька достает из-за пояса “Справочник правозащитных организаций”. — Это я к драке готовился, поясницу под свитером прикрывал». В автобусе играет: «Россия! Я люблю тебя, люблю! Я такой не один!»

— Мы интернационалисты! — противопоставляет себя бандеровцам черноволосый ополченец. А в автобусе уже завывает: «Русь моя-а-а-а! Православная-а-а!»

Автобусы ополченцев теперь каждый день совершают рейс в Симферополь — помогать горожанам устанавливать порядок и бороться за референдум. Мужики пропускают работу. Когда была стычка с татарами, приехали с женщинами и стариками. Ехали на митинг, попали на драку. Сегодня ехали на драку, а попали на митинг. Все никак не угадают.

— Против нас никто не вышел, — грустит крикун Миша. — Татары по домам сидят. А нападать первым нельзя. Кто первый ударил, тот и будет неправ.

— Зачем же тогда участвуешь?

— А что я своей дочке маленькой скажу? Что папа трус, не пошел ее защищать?! Просто такие правила.

Зеленые человечки

Город засыпает. Ночью солдатики во всем зеленом без опознавательных знаков берут под контроль симферопольский аэропорт. Работе не препятствуют, только красиво ходят туда-сюда, как аниматоры, задействованные по случаю какого-то большого праздника. Низенькие, даже под бронежилетами неширокие. Из разрезов масок смотрят юные светло-голубые с загнутыми ресничками глаза.

— Тут очень много русских военных… — любуется на зеленых человечков Володя, очень пророссийски настроенный таксист. — Как можно было вот так территорию вместе с людьми взять другой стране и отдать?

В аэропорту Симферополя четверо солдат с автоматами стоят под размашистой надписью «Ресторан». Перед ними ряд обветренных ополченцев в джинсах, брюках хаки и мешковатых куртках. А перед ополченцами ряды видеокамер. Солдаты в масках, ополченцы улыбаются, а иностранные журналисты на их фоне пишут истеричные стендапы.

— Эти солдаты русские или украинцы? — допытывается у прохожего французский журналист. — Русские или украинцы?!

Для крымского сознания вопрос звучит парадоксально. Тут больше половины украинцев русские.

— А не знаю! — на лице Володи написано «хи-хи-хи!». — И не надо знать.

— Это как? — уточняю я вопрос иностранных коллег.

— Тот, кто знает, тому говорить не надо. А кто не знает, тому и не надо знать!

— А что знают те, кто знает?

— Знают, что красиво сработали: четко, тихо — молодцы!

В Володе играет гормон национальной гордости: он радуется, что «наш» Путин «ихнюю» Европу перехитрил.

Власти

На спикера Верховного совета Крыма Владимира Константинова и премьера Сергея Аксенова направлены сто микрофонов со всего света и столько же диктофонов и телекамер.

— Главную концепцию правительства, — говорит Константинов, — мы с Сергеем Валерьевичем определили. Вопрос первый — мощнейшая коррупция, которая есть сегодня в Украине. У нас есть конкретный план, как ее прекратить. Второе, что мы определили, — это что мы должны сделать условия ведения бизнеса в автономии лучшими в Украине как минимум. А может, лучшими, чем в странах Европы. Вы знаете, как сегодня в Украине работают предприниматели… — голос Константинова становится жалобным. — Главные усилия тратятся на сохранение бизнеса. Бизнес постоянно находится в обороне. Поэтому предпринимателям и приходится идти во власть. Мы хотим это изменить, и у нас такая возможность впервые появилась.

Сторонники говорят, что Аксенов с Константиновым бизнесмены, противники — что бандиты. А люди посторонние уточняют, что в Крыму эти два слова означают примерно одно и то же.

Для пресс-подхода всю сотню журналистов впустили за оцепление во двор Верховного совета. Слева от входа хлебные поддоны, дощечки, листы железа навалены в виде баррикады. Из клумб выдраны декоративные камни, валяется чья-то черная шапочка. Посреди площадки земля из-под каменной уличной вазы сохраняет шайбовидную форму и чахлые ростки зеленой травы. К журналистам подходит вице-спикер совета Григорий Иоффе.

— Люди, которые засели в Верховном совете, — кто они? Сколько их?

Иоффе мастерски уходит от ответа. В толпе митингующих слышится: «Это наш отряд самообороны! А в Киеве что, не отряды самообороны?», «У нас вооруженный захват? А в Киеве что, не вооруженный захват?!»

Организаторы

Общественники и ополченцы Симферополя собра- лись под эгидой партии «Русское единство». Один из организаторов работы штаба, крупный телом Леонид Лебедев с круглой лысой головой и круглым животом сидит уверенно, расставив колени.

— Люди на площади кричат: «Мы Россия», — начинаю я.

— Но о присоединении речи нет, — тут же реагирует он. — Речь о расширении полномочий Крыма. То есть Крым должен распоряжаться финансами, средствами, которые сам зарабатывает. Крым должен распоряжаться землей, на которой находится, и сам решать свою судьбу.

— Но люди на площади уверены, что речь идет о присоединении Крыма к России.

— Много людей за переход в Россию, но нельзя откидывать и Украину. Экономические связи с Украиной очень тесные: инфраструктура, энергетика, пенсии, зарплаты. Взять и отсечь тоже неразумно, нереально.

— Скажите это людям, и они почувствуют себя обманутыми.

— Вот об этом я вчера думал, это самый важный вопрос — как все это объяснить людям. Я сам депутат от Партии регионов в Железнодорожном районе. Смотрите, я, допустим, работаю в коммерческой структуре. Офис головной у нас в Донецке, я здесь как филиал. И что, я разорву эти отношения?

— А Крым вообще экономически состоятелен?

— Да, это очень важный момент. Если мы получаем экономическую самостоятельность, то все предприятия, которые находятся на территории Крыма, должны платить налоги в Крым. А сейчас, например, стоит завод, который имеет двадцать пять процентов алкогольной промышленности Украины, а платит все налоги в Киеве. Это ж ненормально. То же самое санатории, пансионаты. Они находятся здесь, а их офисы за пределами Крыма.

— Аксенов тоже очень заботится о судьбе бизнеса. Ваши оппоненты говорят, что он преследует свои финансовые интересы.

— А где сейчас не бизнесмены? — прорывает Лебедева. — Возьмите парламент Украины. Сколько там этих миллиардеров и миллионеров сидит? Бедных людей там нет. Покажите мне хоть одного представителя рабочего класса! Все шли во власть, чтобы защитить свой бизнес. Потому что у нас на всех верхах была коррупция.

— Но и сейчас ведь так.

— А вы что, думали, за три дня все изменится?

— Добрый вечер всем! Пленарное заседание Верховного совета закрыто… — сообщает толпе Константинов. — Вопрос номер один — проведение референдума о предании Автономной Республике Крым статуса государственного образования в составе Украины.

— А-а-а-а-а!!! — гудит толпа. — Мы Россия!!!

Константинов что-то еще говорит.

— Мы Россия! Мы Россия! Мы не Украина!!! — глушит его площадь.

Татары

— Что задевает крымских татар? — спрашиваю я заместителя главы симферопольского меджлиса, еще не-давно депутата Верховной рады Крыма Ремзи Ильясова. Сегодня, когда в Верховном совете начали повторно обсуждать вопрос об автономии Крыма, он вместе с другими депутатами-татарами отказался участвовать в заседании.

— Между людьми — русскими и татарами — никаких противоречий нет. Это имперские амбиции определенных людей. Они русские, они должны быть хозяевами, они старшие братья. А мы помним, что Крым исконно земля крымских татар.

— Вы можете жить без признания, что это земля татар?

— Ассимилироваться? Каждый народ, нация имеет свою исконную землю. Нас выселили отсюда, отобрали дома, имущество. В этом виновата Россия. Потом мы сами вернулись, но нас полностью так и не восстановили в правах. У нас есть генная… потребность сохранить себя как народ.

— Может ли новая власть в Киеве вернуть права крымских татар?

— Конечно может! Если захочет. Принять закон, например.

— Вы надеетесь, это произойдет?

— Конечно. Мы всегда это ждем. Если бы мы этого не ждали, мы, может, и были бы, как вы говорите, муравьи. Бесхозный народ, который бродит туда-сюда. Каждый раз, когда в Украине сменяется власть, крымские татары ждут, слушают обещания. И никак не дождутся.

— Русские тоже говорят, что тоскуют по родине. Потому что их взяли и отдали другой стране.

— Они если тоскуют, в любой момент могут взять и уехать в Россию!

— То есть вы не признаете, что они чувствуют то же, что и вы?

— Нет. Не могут они это чувствовать. Нам бежать некуда, уезжать некуда.

У ворот обнесенной забором телекомпании АТР несколько десятков татар. АТР — единственный татарский телеканал, который вещает на всю Украину. Татары боятся, что войска другого государства могут его захватить.

— И не только канал. Мы стоим еще возле нашего меджлиса, охраняем мечети, кладбища.

Подтягиваются еще несколько мужчин. Говорят наперебой.

— Я хочу жить в нормальной, цивилизованной, правовой стране, где соблюдается закон!

— Мы с русскими дружим! Никто войны не хочет. У всех бизнес на туризме. Да мы все против войны!

Народ продолжает собираться.

— За что вы здесь стоите? — спрашиваю.

— За мир во всем мире!

Люди все подходят, образуя широкий круг: мужчины всех возрастов, две женщины, двое украинцев.

— Россия вводит войска!

— Я не ожидал, что северный сосед может такое выкинуть!

— Мы хотим в Европу, в цивилизацию!

— Нам нужно спокойствие. Гражданское общество создать. Чтобы мы жили по законам. Когда мы по законам будем жить, мы уже не будем задумываться, что татары, что украинцы, что русские… будут все одинаковые!

— Мы не против России. Но почему нам не дают в Европу идти?!

Крым — такое место, где, как только стабильность шатается, русские сразу хотят в Россию. А крымские татары сразу начинают борьбу против ущемления своих прав. Меня как гостя кормят лепешкой, чтоб не боялась. Замир предлагает подвезти в центр города.

— Диктофон свой выключила? — спрашивает он в машине. — Слушай. Я милиционер. Но я все равно буду драться. За свою землю. Я не за бандеровцев, я тоже против бандеровцев, но я присягу давал, стране присягу давал. А сейчас сюда пришла чужая страна. Если завтра начнут выгонять из домов, начнут убивать, насиловать жен, ты не пойдешь воевать?

— А почему ты решил, что все будет именно так?

— Так будет, поверь. Я знаю, как это бывает. И вот те, кто там у телекомпании стоял, кого ты видела, там очень много милиционеров. Мне дядя вчера звонил, он плакал. Мужчина — плакал! Просил, чтобы я никуда не лез. Потому что он знает, что я такой человек, который полезет.

На блокпосту в Верхнесадовом ребята уже в светоотражающих жилетах, в касках с красными звездами и с полосатыми жезлами.

Народ

По центру города гуляют люди в георгиевских ленточках, с русскими флагами, с женами и детьми. Говорят, Путин объявил ввод войск в Крым. У стелы митинг с георгиевскими флагами. Отряды ополченцев ходят уже не просто, а с огромными триколорами, как на Олимпиаде, — откуда взяли? Иностранные журналисты снимают стендапы на улице Карла Маркса, крымские дядьки снимают журналистов на мобильные телефоны. Рядом на тротуаре греет пузо на солнце рыжий кот. Женщина в бежевой куртке кланяется в пояс зеленому солдату, который снял маску. Солдат не знает, куда деваться, коротко кивает. Женщина опять кланяется. Он опять кивает.

Юрист Павел рядом с отрядом севастопольских ополченцев. Он уже в пальто, белой рубашке, начищенных туфлях. Нервно жует печенье, крошки сыплются  на воротник.

— Референдум перенесен с 25 мая на 30 марта. Это уже победа! Я много думал о том, о чем мы с вами говорили… А действительно, вдруг придем в Россию, а там все то же самое?

— И что решили?

— Что там все сделаем лучше! Тем более власть России — она увидит, что происходит здесь. И поймет, что надо дать людям жить лучше.

Ополченцы идут по улице, скандируют грозно и торжественно: «Рос-си-я! Рос-си-я!!!» Маленькая девочка в розовой куртке радостно повторяет: «Рос-си-я!» Но мама с папой быстро уводят ее в тихий проулок.