C вами не случалось такого: вдруг рвется ткань обыденности, и внезапно осознаешь, что обретаешься в государстве с постоянно размножающимся контрольно-карательным аппаратом, да еще и на осадном положении?..

С формально-юридической точки зрения наша конституция закрепляет демократические институты западного образца (разделение властей на исполнительную, законодательную, судебную, государственную и муниципальную; всенародно избираемый президент и парламент и т.д.), полицентричное федеративное устройство, священство прав человека.

В действительности же мы довольствуемся имитацией демократии. Вся полнота власти сконцентрирована на верхушке исполнительной ветви, подпираемой фактически однопартийным парламентом (мы имеем в виду "партию поддержки президента" в широком смысле), конъюнктурной судебной системой, вооруженными "силовиками" и монополией на пропаганду.

Оглянитесь: образовалась некая закрытая каста с практически неограниченными полномочиями. Она сама "заказывает" правила игры (законы), вводит их в обиход, сама их пользует, сама выбирает, кого покарать за их несоблюдение. И сама же разъясняет сонливому населению, как это все разумно и с благом для него устроено: не надо изводить себя пытками свободного выбора; "что" и "как" - компетенция тех, "кому положено"; его ответственность - трудиться, не сомневаясь в предназначении труда, и периодически приносить ритуальные жертвы многоголовому Змею-Горынычу, зовущемуся государством.

Минуло 11 лет после "окончательной победы демократии". А демократических трансформаций будто и не было. Основная политическая тенденция - унитаризм и авторитаризм. Экономика почти огосударствлена и посему коррумпирована, ее успехи в основном обусловлены удачным стечением обстоятельств на экспортных рынках, но не торжеством предпринимательского, инновационного духа. От свободы слова остались статуэтки "Тэффи", преподнесенные в утешение разгромленной команде "того" НТВ (сам этот факт - подумать только! - трактуется как мужественная дерзость телевизионных академиков). Так называемые гражданские институты под дуду бюрократии исполняют репутационные пляски для отвода глаз западных партнеров (чего стоит хотя бы сентябрьский указ президента "О дополнительных мерах государственной поддержки правозащитного движения в Российской Федерации").

Не напоминает ли вам все это режим, коварный и лицемерный, который мы схоронили 13 лет назад? Кстати, такой же формально-демократический: конституционно главой государства являлся председатель Президиума Верховного Совета. Не захочешь, а поверишь в мистическое превосходство потустороннего мира над нашим, посюсторонним. Может, это карма России, ее своеобразный маршрут - кругами да на месте?

Миф об исторической неволе

Именно дурной исторической наследственностью объясняли неуспех демократических реформ и поворот к советской политической модели эксперты, съехавшиеся в конце сентября в Екатеринбург на семинар "Россия: проблемы трансформации" (организатор - Школа публичной политики региональной общественной организации "Открытая Россия").

- По большому счету, почти все реформы в России насаждались сверху, без взаимодействия с обществом, - напомнила доцент Московского госуниверситета Ирина Карацуба. - Еще царь Петр I был уверен: "Русские ничего сами не сделают, пока не приневолены будут". Оттого вся история России, которую мы изучаем в школах и вузах, - это история Государства Российского. Откройте любой учебник - что в нем? Войны, битвы, государственные акты, восшествия на престол, падения и убийства царей. Истории гражданской России, гражданского общества россиян, увы, никто не пишет и не изучает. Вот и наши дети воспитываются все в том же служивом чиновничье-военном духе.

Вице-президент Фонда развития парламентаризма в России Андрей Захаров вторил коллеге, рассуждая о судьбе федерализма: "Главное преимущество федерализма - рассредоточенность власти. Полицентризм - это гарантия против злоупотребления ею. Модель же сосредоточения власти, ее централизации, унитаризм порождают еще большую коррупцию. Проект федерализма потерпел крах в России потому, что рассредоточение власти считается у нас аномалией". А коррупция, добавим мы от себя, - нормой: вот оно, проклятие исторической наследственности.

Раз политический авторитаризм и забюрокраченная экономика есть несмываемые родовые пятна России, в пору искать следы их происхождения в неизменных, фундаментальных особенностях - климатических и географических условиях. Видимо, в наших экстремальных обстоятельствах, при долгих холодах и колоссальном пространстве, разрывающемся между Западом и Востоком, так и тянет к вождизму и централизации ресурсов. У нас властвует тот, кто контролирует пространства. Вот почему коммуникации - транспорт, связь - фактически находятся в государственной собственности. Если учесть, что административная вертикаль тоже есть коммуникационная система, то стремление президента сократить центры принятия решений находит объективное оправдание.

Братцы! Да сколько же можно оправдывать свое убожество набившими оскомину тезисами о климатически-географической детерминации?! Тогда как великий предпринимательский дух человека-преобразователя, творца произвел на свет множество невиданных технологий и приспособлений, разрешающих эту проблему. Самолет домчит тебя до пограничья за несколько часов, телефонный звонок и электронная почта - за минуты. А драматическое соседство с двумя магнитами, Европой и Азией, с нашей точки зрения, напротив, диктует необходимость формирования полицентричной системы крупных территориально-производственных комплексов - скреп российского пространства, а значит, рассредоточения властных функций, полномочий и ресурсов. Так что ссылки на объективные физические факторы, обусловливающие оригинальный "соборный менталитет", национальные архетипы коллективного бессознательного - все это мистификация, эквилибристика, рассчитанная на ленивых и покорных, спекулятивно используемая бюрократической кастой для монополизации и удержания власти.

Истинная причина того, почему почти за 15 лет мы так и не смогли наладить гарантийные механизмы, останавливающие сползание от демократии, федерализма и конкурентной экономики к авторитаризму, унитаризму и госкапитализму, проявляется при обращении к высказыванию классика теории трансформации Сеймура Мартина Липсета: "Чем более богата нация, тем больше у нее шансов поддержать демократию. От Аристотеля и до наших дней люди считали, что только в процветающем обществе, в котором относительно немного граждан живут за чертой бедности, возможна ситуация, при которой массы населения разумно участвуют в политике и развивают ту степень самоограничения, которая необходима для того, чтобы не поддаться лозунгам безответственных демагогов". В стране самодостаточных граждан не нужен такой всесильный государственный аппарат, такая всепроникающая вертикаль власти, какую пестует наш президент. Им нужен инструментарий законов с прозрачным компромиссным содержанием, мобильный и эффективный аппарат управления и гражданские структуры, способные контролировать деятельность этого аппарата.

Увы, за 15 лет трансформаций в России многочисленный средний класс так и не сформировался. Не разобщенная прослойка обладателей определенного набора материальных ценностей, а деятельное сообщество людей, объединенных принципиальными нравственными, политическими ценностями. Принцип - в приоритете гражданских прав и свобод, закрепленном в непреложном законодательстве и транспарентных процедурах, над "государственной целесообразностью", как ее трактует бюрократический аппарат: с непременным наличием внешнего или внутреннего врага, ограничением гражданских прав и свобод, мобилизационно-распределительной политэкономической системой. Ну так что, будем ждать, пока "средние" состоятся как класс?

По оценкам выступавшего на семинаре Школы публичной политики Алексея Левинсона, заведующего отделом социокультурных исследований Аналитического центра Юрия Левады, в нашей стране к среднему классу можно отнести от 5 до 20% населения, причем их политическое самосознание аморфно.

Совсем недавно нам довелось общаться с советником собственника одной крупной отечественной корпорации. Его взгляд на перспективы свободного предпринимательства (сиречь свободу слову, собраний и т.д.) в России пессимистичен. "Не знаю, как у вас в регионах, а в Москве некому оказать сопротивление путинскому курсу. Политики, бизнесмены, общественники, журналисты - зашуганы все. Правоохранители иезуитски предлагают предпринимателям систему "крышевания", от чего, если дорожишь бизнесом, невозможно отказаться. Не желаешь встраиваться в систему - не рассчитывай на развитие, уходи в тень. Например, бывший главный редактор журнала "Итоги" Сергей Пархоменко ушел в скромный издательский бизнес: издает Библию - к ней трудно прикопаться".

Трагизм предпринимателей первой, ельцинской волны заключается в том, что, во-первых, собственность не была отвоевана или создана ими - она, согласно упомянутой российской традиции, была им дарована властью. Во-вторых, защищая и приумножая собственность, они недальновидно пустились во все тяжкие, призвав юридически и морально сомнительные методы ведения конкурентной борьбы. Неудивительно, что сегодня эти предприниматели предпочитают соглашаться на крышевание, чем приниматься за долгосрочные политические программы: сохранить часть бизнеса лучше, чем вовсе потерять его (то же и по тем же причинам происходит с федерализмом и губернаторами). Таким наивным образом они и попадают в капкан ненасытного бюрократического аппарата. Крышевание как наркотик: сначала ты заказываешь его, чтобы решить свои проблемы, не успеешь оглянуться - оно диктует свои условия.

Что до второй волны предпринимательства, строящего бизнес с нуля, на собственный страх и риск, то и у него страха хоть отбавляй, а готовности рисковать ни на грош. На семинаре Школы публичной политики типичный представитель среднего предпринимательства откровенно заявил: "Когда в начале войны Сталин расстрелял генерала Павлова, среди командного состава стала расхожей поговорка: за всеми нами тень расстрелянного Павлова. Так вот, мы всегда помним, что за всеми нами тень Ходорковского". Другими словами: если уж заломали таких зубров - с капиталом, связями, состоявшейся репутацией, то с нами тем более церемониться не будут.

В книге "Открытое общество: реформируя глобальный капитализм" Джордж Сорос с сожалением констатирует: "Капитализм и демократия вовсе не обязательно идут рука об руку... Нередко деловые круги, как национальные, так и международные, оказывают моральную и материальную поддержку репрессивным режимам, которые никогда не выпускают власть из своих цепких рук добровольно. Мы наблюдаем это во многих странах, особенно там, где ставка делается на природные ресурсы, такие как нефть или алмазы. Возможно, самая большая опасность для свободы и демократии в сегодняшнем мире исходит от далеко не священного союза государства и бизнеса". По мнению Сороса, у нас в стране такой союз уже состоялся. Стыдно признаться: наша страна угодила в один ряд с Перу при Фухиморе и Зимбабве при Мугабе. Теперь понятно, почему одной из версий национальной идеи президентом выдвинута задача догнать и перегнать Португалию.

Итак, будем ждать, пока "средние" состоятся как политический класс? Есть опасение, что не дождемся: период призрачной стабилизации неизбежно сменится стагнацией и коллапсом: вертикаль власти, так терпеливо и заботливо насаждаемая президентом, держится на высоких нефтяных ценах; обвалятся цены - рухнет и вертикаль. Странно, что судьба Советского Союза ничему не учит наше политическое руководство.

Правда, тот же екатеринбургский семинар пролил "луч света в темном царстве". Предприниматель Олег Ноговицин заявил: "У бизнеса всегда есть свой интерес в политике. Особенно актуален он сегодня. В какой-то момент накапливается критическая масса, когда предпринимателю необходимо вхождение во власть. Во-первых, мы заинтересованы в устойчивой экономической ситуации, а во-вторых, в том, чтобы к нам приходили новые кадры. Мотивация прежних бизнесменов, пришедших во власть, - дальнейший передел собственности. Мы же заинтересованы в усовершенствовании политической системы".

Таким образом, смеем предположить: субъектом модернизации в обозримой перспективе будет выступать не средний класс и не его общественные институты, а отдельные клубы пассионариев, где преобразовательская воля предпринимательства обвенчается с аналитическими ресурсами интеллигенции. Сеть таких клубов, как, скажем, Школа публичной политики, можно рассматривать в качестве прообраза новой правой партии. Важно, чтобы пресловутая вертикаль власти не задушила и эти ростки. Чтобы бюрократия прониклась осознанием того, что пока в России разворачивается новый передел власти и собственности, мир не стоит на месте.