От пожертвований к инвестициям

Его пример — другим наука

Билл Гейтс за последние 25 лет вложил около $60 млрд в различные научные программы, главным образом в сфере здравоохранения. Гейтс решает важную проблему: позволяет фундаментальным исследованиям преодолевать барьеры при выходе на коммерциализацию и прикладное использование. Это отвечает и общему мировому тренду — по данным ОЭСР, частный сектор финансирует 70% науки.

В России наоборот. Две трети денег приходят ученым от государства. Вкладываться в науку частные филантропы не торопятся. Только 3% из 51% жертвующих в 2022 году были готовы поддержать рублем ученых и их разработки, отмечается в опросе банка «Хоум кредит». В приоритете по-прежнему помощь социально уязвимым категориям населения, животным, людям с разного рода заболеваниями и инвалидностью, о чем свидетельствуют данные ВЦИОМа и Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора НИУ ВШЭ. Опыт таких меценатов, как Христофор Леденцов (отдавший в 1905 году свое состояние на поддержку науки), остается забытым и невостребованным.

Что же сдерживает доноров? Во-первых, вложения в науку, особенно фундаментальную, не дают немедленного эффекта и результат их в целом непрогнозируемый. Филантропу должно быть не жалко «потерять» от трети до двух третей своих средств на фактический венчур, а это требует определенной смелости.

Кроме того, в условиях всеобщей озабоченности оценкой социального воздействия (или влиянием на реализацию целей устойчивого развития) именно к исследовательским проектам есть вопросы. Их социальный эффект может быть отложенным или вовсе неочевидным, поэтому его сложно показать в красивом корпоративном отчете для инвесторов и акционеров.

Во-вторых, серьезные научные проекты — это долгосрочная история, которая требует регулярных вложений, в то время как в большинстве грантовых конкурсов речь идет о годичной поддержке.

В стране, где у 76% населения (а крупный бизнес — плоть от плоти его) горизонт планирования, судя по опросам ВЦИОМа за ноябрь 2023 года, составляет от нуля до нескольких месяцев, довольно сложно ожидать ритмичного поступления средств на поддержку программ, которые рассчитаны на пять-семь, а то и десять лет

В-третьих, для работы с научным сообществом важно иметь стратегию и понимать параметры выхода из проекта — как в случае его успеха (кто является владельцем результатов интеллектуальной деятельности и как ими распоряжается — донор или разработчик), так и в случае неудачи (в какой момент нужно прекращать вложения во что-то бесперспективное). Надо принять во внимание и дефицит стратегического мышления и проектирования у значительной части российских НКО, включая благотворительные фонды.

Дополнительным ограничением для научных проектов является содержание постоянного экспертного пула — это требует расходов. Есть проблемы и с его формированием и объективностью. Как отмечают авторы исследования «Филантропия в поддержку науки. Тенденции, механизмы, практики в России и мире», доноры часто принимают решения на основе симпатий и антипатий, в том числе от узкого круга приближенных специалистов.

Барьеры преткновения

В этой связи многие корпорации предпочитают создавать свои внутренние подразделения для научных разработок и в меньшей степени отдавать деньги на сторону: в университеты или исследовательские центры (чаще всего только если не хватает компетенций), не говоря уже о благотворительных фондах.

На все это накладываются еще три обстоятельства. Первое — это дефицит партнерств и координации среди представителей некоммерческого, да и коммерческого, сектора. Казалось бы, по примеру целого ряда зарубежных коллег можно и нужно объединять пул ресурсов — как в группы, работающие по одной социально значимой теме, так и в общее поощрение исследований в разных сферах (ведь современная наука — вещь междисциплинарная, именно это дает наибольший синергетический эффект). Так, например, работает Альянс филантропов в сфере науки, в который с 2013 года вошло уже более 40 главным образом американских и европейских организаций.

У нас в стране такие инициативы пока нарождаются. В марте этого года Благотворительный фонд Андрея Мельниченко предложил создать Лигу фондов под эгидой БРИКС, объединив организации, поддерживающие науку, образование и урбанистику. Тем более что в рамках БРИКС уже есть и сетевой университет, и платформа для координации усилий в сфере инноваций (деятельность которой, правда, сводится больше к дискуссиям, чем к координации), да и в целом делать что-то под «зонтиком» БРИКС модно. Дьявол, как всегда, будет крыться в деталях: кто, в каком объеме и на каких условиях вкладывается в конкретные проекты, кто определяет критерии успешности и параметры конкурсов для ученых.

«В настоящее время Лига фондов стран БРИКС+ в сфере развития науки и образования — это открытая платформа, участие в которой не несет финансовых обязательств. Все организации-партнеры могут выдвигать инициативы и предлагать способы их реализации. Если все участники лиги согласны с предложением, оно будет воплощаться в жизнь, — рассказывает Татьяна Журавлева, генеральный директор Фонда Мельниченко. — Международная премия BRICS+ Future Makers Award для поддержки талантливых молодых ученых из стран БРИКС, СНГ и ШОС станет одним из первых проектов Лиги фондов. Все параметры премии: от номинаций до критериев отбора победителей — разрабатываются совместно с партнерами по объединению».

Второе: существуют значительные препятствия к развитию международного научного сотрудничества.

Санкционная политика и усиление секретности вкупе со шпиономанией фактически сводят на нет усилия по расширению контактов как с дружественными, так и недружественными странами, усиливают самоцензуру ученых

Таким образом, даже по многим фундаментальным проектам (тот же ЦЕРН или изучение Арктики) кооперация оказывается свернутой. А значит, закрывается перспективное поле для проектов, которые могли бы стать как раз объектом негосударственных вложений.

Третье: отсутствие серьезных налоговых стимулов для жертвователей и инвесторов, финансирующих исследования и разработки. Лишь в конце декабря 2023 года российское правительство приняло постановление, которое позволяет исключить расходы на НИОКР из базы расчета налога на прибыль. Они отнесены к прочим расходам с увеличивающим коэффициентом 1,5. Но они должны соответствовать перечню, утверждаемому кабмином, предполагается создание реестра организаций, которые будут проводить оценку отчетов о выполнении НИОКР (на первом этапе этим займется Российская академия наук). С учетом повышения ставки налога на прибыль до 25% нужно будет смотреть, насколько эффективной будет эта мера и насколько просто будет бизнесу воспользоваться ею для оптимизации выплат в новых условиях. И опять же она никак не поощряет деятельность некоммерческого сектора, в частности благотворительных фондов, в этом направлении.

Первый опыт

В последнее время задача достижения технологического суверенитета стимулирует рост внимания к ученым и их достижениям. Пример — Национальная премия в области будущих технологий «Вызов», которая впервые была вручена в декабре 2023 года. Ее призовой фонд сейчас составляет 55 млн руб.

«У премии „Вызов“ нет традиционного деления на дисциплины, главный критерий при определении лауреатов — насколько их разработки могут изменить ландшафт науки и повлиять на наше будущее», — рассказал профессор РАН и Сколтеха, председатель научного комитета премии «Вызов» Артём Оганов. Аналогичных принципов придерживается и Научная премия Сбера.

Ряд фондов, например «Базис» Олега Дерипаски, занимающийся развитием теоретической физики и математики, одновременно вкладывается в популяризацию науки — через лекторий Teach-In, портал «Элементы большой науки», выпуск собственного журнала и проведение летних школ. Похожий проект реализует компания «Фосагро» со своей «Зеленой химией для жизни».

Чаще всего для поддержки науки используются стандартные инструменты. Тут и стипендии, и гранты (чаще всего краткосрочные), и оплата поездок на различные конференции (тревел-гранты), и покрытие расходов на сами форумы (опять же ивентами всегда удобнее отчитываться). Причем акцент делается либо на молодых исследователей, либо на уже признанные авторитеты, среднее же поколение ученых, к сожалению, зачастую остается за кадром.

Распространена практика вложений в вузы и фонды целевого капитала университетов, где учился сам филантроп или проходят обучение его дети и внуки. В меньшей степени идет стимулирование научных публикаций, хотя в современном мире именно индекс цитирования определяет твой вес в сообществе и его приобретение — дело весьма недешевое. Еще реже — оплата патентов (а Россия, например, отстает от многих стран по количеству зарегистрированных по международным стандартам изобретений) или оборудования, необходимого для исследований, и расходных материалов, включая подопытных животных (ведь некоторых обезьян или генетически модифицированных мышей необходимо заказывать в Россию из других стран).

Есть и исключения — например, фонд «Линия жизни» благодаря донорам получает возможность приобрести за границей оборудование для локализации операций по аутотрансплантации и котрансплантации костного мозга, а также известной в мире технологии CARTI («обучение» лейкоцитов реагировать на раковые клетки). Подобная «перезагрузка» костного мозга в случае с автотрансплантацией дает эффект у 87–88% детей и со следующего года, вероятно, станет частью государственной системы здравоохранения.

«Мы не занимаемся фундаментальной наукой, скорее, поддерживаем экспериментальные, но рабочие методы лечения, — говорит вице-президент фонда Андрей Карпенко. — Таких проектов немного, так как они требуют одновременно и стратегии, и денег. Донору надо объяснить простым языком ожидаемый эффект и не обмануть этих ожиданий».

Такая же ситуация и у Фонда поддержки слепоглухих «Со-единение» в случае с имплантом, внедряемым под сетчатку глаза, от компании «Секонд сайт». Речь тут идет о переносе технологий на российскую почву — с обучением специалистов, получением всех необходимых разрешений, перспективой включения в государственные квоты по высокотехнологичной медицинской помощи. Это позволяет не только провести трансфер, но и поощрить дополнительные исследования, направленные на адаптацию технологии к российской действительности.

Все больше появляется проектов, связанных с созданием различных баз данных, которые могут использоваться для научных и практических целей — они дают материал для последующих исследований. Например, фонд «Дети-бабочки» оцифровал генетические портреты своих подопечных — такая ДНК-диагностика позволяет определить тип заболевания на ранней стадии и поможет подопечным участвовать в программах подбора экспериментального решения. «Русфонд» знаменит своим проектом по формированию регистра доноров костного мозга, который в значительной степени подтолкнул государство к созданию похожих структур (хотя и на других технологиях). «РетинаФонд» и межрегиональная организация «Чтобы видеть!» занимаются генетическими заболеваниями сетчатки глаза и также собирают базу для экспериментов с доклиническими испытаниями генетической терапии в отношении синдрома Ушера и болезни Штаргардта.

Еще одно популярное направление — обучение специалистов. Это привычный формат для российских НКО. Например, Фонд Андрея Павленко запустил Школу практической онкологии с последующим содействием врачам в трудоустройстве. По схожей схеме готовила специалистов по работе с детьми с тяжелыми множественными нарушениями развития БАНО «Ясенева Поляна», опираясь на поддержку Агентства стратегических инициатив и региональных министерств.

Из новых форм симбиоза благотворительности и рынка можно отметить взаимодействие лаборатории «Сенсор-Тех» и фонда «Со-единение» по созданию линейки кортикальных имплантов для восстановления слуха, зрения и неврологии. Здесь схема изначально построена на том, что фонд через благотворительные средства поддерживает создание рыночных продуктов, помогающих в том числе его подопечным, а затем бóльшая часть полученной прибыли от продажи имплантов должна возвращаться в фонд на осуществление его программ.

Ия Кузьменко, директор по развитию фонда «Фронтмед» (одного из небольших молодых фондов, созданных с целью поддержки отечественной науки, техники и медицины), отмечает: «Мы пока единственный в стране научный фонд, который привлекает частное финансирование на развитие отечественной неврологии: проведение исследований как фундаментальных, так и клинических, разработку ПО и прототипов. При этом распространение неврологических заболеваний только растет: каждые 33 секунды в мире диагностируется новый случай болезни Альцгеймера. Однако у нас не стоит очередь из меценатов, желающих помочь не одному, а тысячам людей. При этом наша экспертная база — ФГБНУ „Научный центр неврологии“ — учреждение с более чем 80-летней историей».

Фонд привлекает средства как корпоративных, так и частных доноров на научные разработки с целью поиска новых способов лечения и диагностики таких заболеваний, как болезнь Альцгеймера, Паркинсона, рассеянный склероз и прочие. «Не все понимают, как реализуются такие проекты. Здесь нужны посредники — фонды, которые сделают процесс исследований максимально прозрачным и понятным: подготовят регулярную отчетность, посчитают благополучателей, выступят гарантом эффективности и важности исследования. Меценатам важны конкретные показатели — на кого или на что расходуются деньги: на какие реактивы, оборудование, на каком этапе находится проект, почему финансирование нужно здесь и сейчас, а самое главное — что все закончится результатом», — объяснила сложность вхождения бизнеса в научные исследования Ия Кузьменко.

При поддержке науки акцент обычно делается либо на молодых исследователей, либо на уже признанные авторитеты, среднее же поколение ученых, к сожалению, зачастую остается за кадром

Постепенно обретает в России актуальность тема диалога между учеными и бизнесом при посредничестве благотворительности. Так, эксперты Сбера признают, что часто источником проблемы является именно коммуникация: то научным работникам неинтересно решать задачи для компаний, то компании не могут понять перспектив и сути предлагаемых к поддержке исследований.

Нащупать почву помогают такие проекты, как «Формула сохранения научного и образовательного потенциала: диалоги и сотрудничество филантропов и ученых», начатый Форумом доноров. Кстати, у форума в рамках конкурса «Лидеры корпоративной благотворительности» в 2023 году появилась и отдельная номинация в сфере поддержки науки.

В целом в области механизмов финансирования науки через благотворительность ситуация в России пока отстает от многих стран. Но отрадно, что появляется первое понимание важности долгосрочных частных вложений в науку, проекты по повышению престижа профессии ученого, поддержке исследований. Таким образом, у корпораций и благотворительного сектора есть шанс сократить этот разрыв, однако это потребует серьезной и системной работы, в том числе стимулирования подобных подходов со стороны государства и активной популяризации лучших практик в этой сфере.

Больше новостей читайте в нашем телеграм-канале @expert_mag